– Вполне правдоподобная теория. – Нам не удастся вычислить, откуда она взялась, если у нас нет ярлычка или еще какой-нибудь детали от этой вещи. Но есть еще один вариант. Что-то может промелькнуть в газетах. – Не думаю, что мы чего-то добьемся, если убийца узнает, что он повсюду роняет перья. Он наверняка просто избавится от этой вещи. – Согласна. Но почему бы тебе через своих знакомых журналистов не поместить где-нибудь такую маленькую заметочку о гаге и ее ценном пухе, о том, насколько дороги изделия, наполненные гагачьим пухом, и как они становятся объектом краж. Может, это связать с лыжным сезоном или еще с чем-нибудь? – Ты думаешь, кто-нибудь позвонит и скажет, что воры влезли в его машину и украли оттуда куртку с гагачьим пухом? – Да. Если журналист сошлется на какого-нибудь детектива, который якобы занимается подобными кражами, читателям будет куда звонить. Знаешь, люди частенько прочтут что-нибудь и тут же вспоминают: «Так ведь со мной случилось то же самое». Им хочется помочь, почувствовать себя нужными. И они начинают звонить. – Мне нужно будет подумать над этим. – Я понимаю, что не стоит себя особо обнадеживать. Мы направились к двери. * * * – Перед тем как уехать из Гомстеда, я успел коротко поговорить с Мишель, – сказал Уэсли. – Они с Люси уже побеседовали по телефону. Мишель говорит, что твоя племянница ее просто пугает. – Она терроризировала всех с самого дня своего рождения. Он улыбнулся. – Мишель не это имела в виду. Она сказала, что Люси напугала ее своим интеллектом. – Иногда меня беспокоит, что эта малышка чересчур шустра. – Я не считаю, что она такая уж малышка. Если ты не забыла, я только что провел с ней почти целых два Дня. Во многих отношениях Люси произвела на меня большое впечатление. – Не пытайся завербовать ее в свое Бюро. – Подожду, пока она закончит колледж. Сколько ей осталось? Всего год? Люси не выходила из моего кабинета, пока Уэсли не уехал. Я увидела ее, когда уносила на кухню стаканы. – Ну как, тебе понравилось? – спросила я. – Конечно. – Насколько я поняла, ты подружилась и с Конни и с Бентоном. Выключив воду, я села за стол, на котором лежал оставленный мною блокнот. – Они хорошие люди. – Похоже, о тебе они такого же мнения. Открыв холодильник, она бесцельно окинула его взглядом. – А что, Пит здесь уже побывал до нас? Было непривычно слышать, как Марино называли по имени. Я решила, что они с Люси перешли от стадии холодной войны к разрядке, после того как он брал ее пострелять. – Почему ты думаешь, что он здесь был? – поинтересовалась я. – Я почувствовала запах сигарет, когда вошла в дом. Я предположила, что, если ты вновь не закурила, приходил он. Она закрыла холодильник и подошла к столу. – Я не закурила, а Марино ненадолго заезжал. – Что он хотел? – Он хотел задать мне массу вопросов, – ответила я. – О чем? – Зачем тебе подробности? Она перевела свой взгляд с моего лица на стопку финансовых документов, потом на блокнот с моей неразборчивой писаниной. – Неважно зачем, если ты явно не расположена мне рассказывать. – Это сложно, Люси. – Ты всегда говоришь «это сложно», когда хочешь, чтобы я отстала, – сказала она и, повернувшись, пошла из кухни. У меня было такое ощущение, словно мир вокруг меня рушился и люди в нем напоминали сухие зернышки, которые ветер раздувал в разные стороны. Когда я наблюдала за родителями с детьми, я любовалась гармонией их взаимоотношений и втайне боялась, что сама была обделена инстинктом, которому невозможно научиться. Я нашла племянницу у себя в кабинете перед компьютером. На экране были столбики цифр в сочетании с буквами алфавита. Она что-то считала и писала карандашом на миллиметровке и даже не подняла глаз, когда я подошла к ней. – Люси, я знаю, что у твоей матери было много мужчин. Они то появлялись в вашем доме, то исчезали. Я прекрасно понимаю, каково было от этого тебе. В этом доме все иначе, и я – не твоя мать. Тебе не надо с опаской относиться к моим коллегам и друзьям мужского пола. И не стоит заниматься поисками улик, указывающих на то, что здесь был какой-то мужчина. У тебя не должно быть оснований подозревать меня в определенных отношениях с Марино, Уэсли или кем-то еще. Она не отвечала. Я положила ей на плечо руку. – Возможно, я не являюсь той неотъемлемой частью твоей жизни, какой мне хотелось бы быть, но ты для меня значишь очень много. Она стерла какую-то цифру и стряхнула бумажку. – Тебя могут обвинить в совершении преступления? – спросила она. – Ну конечно нет. Я не совершала никаких преступлений. Я нагнулась к монитору. – Ты сейчас видишь перед собой «гексадамп», – пояснила она. – Да, ты права. Это иероглифы. Поставив руки на клавиатуру, Люси стала перемещать курсор, попутно объясняя: – Сейчас я пытаюсь найти точное положение идентификационного номера, который является единственным определителем. У каждого человека в этой системе есть идентификационный номер, и у тебя тоже, поскольку и твои отпечатки находятся в АСИОП. На языке четвертого поколения, например SQL, я могла бы запросить колонку названий. Но здесь – технический и математический язык. Здесь нет колонок названий, здесь только позиции в структуре записи. Другими словами, если бы я хотела поехать в Майами, на SQL я бы просто сообщила компьютеру, что хочу ехать в Майами. Но здесь, в шестнадцатеричной системе, мне придется сказать, что я хочу отправиться на позицию которая на столько-то градусов севернее экватора и на столько-то градусов восточнее нулевого меридиана. Так что, продолжая географическую аналогию, я вычисляю долготу и широту идентификационного номера, а также номера, указывающего на тип записи. Затем я могу записать программу, чтобы найти любой идентификационный номер, где запись второго типа, то есть удаление, или третьего типа – корректировка. И я буду пользоваться этой программой, работая со всеми пленками. – Ты предполагаешь, что если с записями не все в порядке, значит, кто-то менял идентификационный номер? – спросила я. – Ну, скажем, было бы гораздо проще что-то сделать с идентификационным номером, чем с самими отпечатками. Это, собственно, все, что и есть в АСИОП, – идентификационный номер и соответствующие отпечатки. Имя человека, его данные и сведения о нем находятся в компьютеризованной криминальной информации, которая хранится в ЦБКД, Центральном банке криминальных данных. – Насколько я понимаю, записи в ЦБКД соответствуют отпечаткам в АСИОП по идентификационным номерам, – сказала я. – Точно. Когда я ложилась спать, Люси еще продолжала работать. Я тут же уснула и проснулась в два часа ночи. До пяти утра мне не спалось, а меньше чем полчаса спустя меня разбудил будильник. Еще не рассвело, когда я уже была в пути, направляясь к центру города и слушая сводку новостей по местной радиостанции. Диктор сообщал, что полиция допросила меня и я отказалась отвечать на вопросы, касающиеся моих финансовых документов. Он продолжал, напомнив, что Сьюзан Стори положила на свой счет три с половиной тысячи долларов всего за несколько недель до ее убийства. Приехав в офис, я еще не успела снять куртку, как позвонил Марино: – Этот идиот мэр не умеет держать язык за зубами, – с ходу заявил он. – Определенно. – Черт, простите. – Это не ваша вина. Я знаю, что вам приходится ему докладывать. Марино замялся. – Мне нужно узнать у вас насчет вашего оружия двадцать второго у вас нет, так ведь? – Вам все известно об имеющемся у меня оружии. У меня «рюгер» и «смит-вессон» И если вы расскажете об этом мэру Канингэму, уверена, что через какой-нибудь час я услышу это по радио.