– Я никогда искренне не хотел вас оскорбить или выказать по отношению к вам какое-то неуважение, – продолжал он тихо, но убедительно, отчетливо произнося каждое слово, что придавало его выступлениям в зале суда особую внушительность. – Все это тактика. Адвокаты известны тем, что применяют разную тактику. Мы пользуемся «подрезками», «подкрутками», «подсечками» и скоростью для достижения необходимого эффекта. В основе всего того, что я из себя представляю, лежит искреннее и горячее желание сделать своих студентов стойкими и гарантировать их от заблуждений в этом далеком от совершенства мире, в котором мы живем. И, глядя на вас, я не чувствую разочарования. Возможно, вы являетесь одной из наиболее выдающихся личностей, которые у меня учились. – Почему вы мне все это говорите? – спросила я. – Потому что на этом этапе вашей жизни вам необходимо это знать. У вас, как я уже говорил, неприятности. И гордость не позволяет вам признаться в этом. Я молчала, в голове возникали противоречивые мысли. – Я помогу вам, если вы позволите. Если он говорил правду, то и я должна отплатить ему тем же. Я бросила взгляд на его открытую дверь и подумала, как просто было бы сюда проникнуть кому-нибудь. Я представила, как несложно будет его кому-то подстеречь, когда он, прихрамывая, пойдет к своей машине. – Если подобные обвинения будут продолжать появляться в газетах, например, вам надлежит разработать стратегию, и не одну... Я прервала его. – Мистер Грумэн, когда вы в последний раз видели Ронни Джо Уоддела? Задумавшись, он посмотрел наверх. – В последний раз я был в непосредственной близости от него по крайней мере год назад. Обычно большинство наших бесед проходило по телефону. Я бы оставался с ним до самого конца, если бы он позволил, как я уже рассказывал. – Значит, вы и не видели его, и не говорили с ним, когда его предположительно перевели на Спринг-стрит незадолго до казни. – Предположительно? Какое любопытное слово вы использовали, доктор Скарпетта. – Мы не можем доказать, что тринадцатого декабря казнили именно Уоддела. – Вы, конечно, шутите. На его лице появилось неподдельное изумление. Я объяснила ему все, что произошло, включая тот факт, что Дженнифер Дейтон была убита и что на стуле из столовой в ее доме был обнаружен отпечаток пальца Уоддела. Я рассказала ему об Эдди Хите и Сьюзан Стори и о том, что кто-то проникал в АСИОП. Когда я закончила, Грумэн продолжал неподвижно сидеть, пристально глядя на меня. – Боже мой, – пробормотал он. – Ваше письмо Дженнифер не было обнаружено, – продолжала я. – Полиции не удалось найти ни его, ни оригинал факса, адресованного вам. Возможно, кто-то это взял. Возможно, убийца сжег их в ее камине в тот вечер, когда она умерла. А может быть, она и сама избавилась от них, потому что боялась. Я думаю, что ее убили из-за того, что она что-то знала. – И, видимо, поэтому убили и Сьюзан Стори? Потому что она что-то знала? – Вполне возможно, – ответила я. – Я хочу сказать, что уже два человека, связанные каким-то образом с Ронни Уодделом, убиты. Если речь идет о тех, кто мог много знать об Уодделе, то вы будете далеко не последним в списке таких людей. – Так вы считаете, что я на очереди, – сказал он с кривой усмешкой. – Знаете, наверное, самая моя большая обида на Всевышнего заключается в том, что в промежутке между жизнью и смертью слишком часто включается хронометр. Считайте, что вы меня предупредили, доктор Скарпетта. Однако я не настолько глуп, чтобы рассчитывать на то, что смогу успешно скрыться от того, кто намерен меня пристрелить. – По крайней мере можно попытаться, – заметила я. – Вы должны принять меры предосторожности. – Я приму. – Может быть, вам с вашей женой стоит уехать куда-нибудь отдохнуть. – Беверли умерла три года назад, – сказал он. – Простите, мистер Грумэн. – Она уже давно была нездорова – почти все то время, что мы были вместе. И теперь, когда от меня никто не зависит, я целиком нахожусь во власти своих привычек и наклонностей. Я – неизлечимый работоман, который хочет изменить мир. – Думаю, что если кто-то и был близок к этому, то вы – один из них. – Ваше мнение не подтверждено никакими фактами, но тем не менее я вам признателен. И еще я хочу выразить вам свое глубокое сожаление по поводу смерти Марка. Я не был с ним хорошо знаком, но он производил впечатление порядочного человека. – Спасибо. Я встала, надела свою куртку и проверила в кармане ключи от машины. Он тоже поднялся. – Так что же мы теперь будем делать, доктор Скарпетта? – Я не думаю, что у вас есть какие-нибудь письма или другие предметы Ронни Уоддела, с которых можно было бы попробовать снять отпечатки. – Писем у меня нет, а документы, которые он подписывал, прошли через многие руки. Однако вы в любой момент можете ими воспользоваться. – Я сообщу вам, если у нас не будет иной альтернативы. Но есть еще кое-что, о чем бы я хотела вас спросить. – Мы стояли возле двери. Грумэн опирался на свою трость. – Вы сказали, что во время вашей последней беседы с Уодделом он высказал вам три свои просьбы. Одна – опубликовать его размышления, другая – позвонить Дженнифер Дейтон. А какая была третья? – Он хотел, чтобы я пригласил на казнь Норринга. – И вы пригласили? – Конечно, – ответил Грумэн. – И у вашего замечательного губернатора не хватило воспитания даже на то, чтобы ответить на приглашение. Глава 10 Был почти вечер, впереди виднелись очертания Ричмонда, когда я решила позвонить Роуз. – Доктор Скарпетта, где вы? – Голос моей секретарши был крайне взволнован. – Вы в своей машине? – Да. В пяти минутах от города. – Хорошо. Только вам не надо сейчас ехать сразу сюда. – Что? – До вас пытается дозвониться лейтенант Марино. Он сказал, что если мне удастся поговорить с вами, передать, чтобы вы позвонили ему в первую очередь. Он сказал, это крайне срочно. – Роуз, да в чем все-таки дело? – Вы новости не слушали? А дневную газету не читали? – Я весь день была в округе Колумбия. Что случилось? – Сегодня днем был найден мертвым Фрэнк Донахью. – Начальник тюрьмы? Тот самый Фрэнк Донахью? – Да. Не отрывая взгляда от дороги, я вцепилась в руль. – Что произошло? – Его застрелили. Пару часов назад был найден в своей машине. Как и Сьюзан. – Я еду, – сказала я, сворачивая налево и нажимая на газ. – Не торопитесь. Филдинг уже занимается этим. Прошу вас, позвоните Марино. Вам нужно почитать вчерашнюю газету. Им известно про пули. – Им? – Журналистам. Они узнали про пули и взаимосвязь между убийствами Эдди Хита и Сьюзан. Я позвонила Марино и сообщила, что еду домой. Поставив машину в гараж, я первым делом вытащила из почтового ящика вечернюю газету. Мне тут же бросилась в глаза фотография улыбающегося Фрэнка Донахью. Рядом была помещена статья под заголовком «УБИЙСТВО НАЧАЛЬНИКА ТЮРЬМЫ». Ниже была еще одна статья с фотографией другого государственного чиновника – с моей. В этой статье в основном речь шла о пулях, извлеченных из тел Хита и Сьюзан, о том, что они были выпущены из одного оружия, и о том, что оба убийства странным образом были связаны со мной. Помимо намеков, опубликованных в «Вашингтон пост», здесь было и кое-что похлеще. Не веря своим глазам, я прочла о том, что в доме Сьюзан Стори полиция обнаружила конверт с деньгами, на котором были мои отпечатки пальцев. Я проявила «неожиданный интерес» к делу Эдди Хита, явившись незадолго до его смерти в больницу округа Энрико, чтобы осмотреть его раны. Потом я проводила его вскрытие, и именно тогда Сьюзан отказалась стать свидетельницей по его делу и якобы убежала из морга. Когда она менее двух недель спустя была найдена убитой, я появилась на месте происшествия, затем неожиданно отправилась к ее родителям задавать вопросы и настояла на своем присутствии во время аутопсии. Статья не приписывала мне откровенного злодейства и не указывала его возможных мотивов, но содержавшиеся в ней намеки на мою причастность к делу Сьюзан были одновременно ошарашивающими и вызывающими. У меня могли быть серьезные недочеты в работе. Я забыла взять отпечатки Ронни Джо Уоддела, когда его тело после казни поступило в морг. Недавно я оставила тело убитой жертвы посреди коридора буквально напротив лифта, которым пользовались многочисленные сотрудники, работавшие в том же здании, тем самым ставя под сомнение ряд улик. Я держалась отчужденно со своими коллегами и порой вела себя непредсказуемо. Изменения моей личности увязывались со смертью моего любовника Марка Джеймса. Возможно, Сьюзан, изо дня в день работавшая бок о бок со мной, знала нечто такое, что могло отрицательно сказаться на моей профессиональной карьере. Возможно, я платила ей за молчание. – Мои отпечатки пальцев? – воскликнула я, стоило Марино появиться у меня в дверях. – Что это за чертовщина с принадлежащими мне отпечатками пальцев? – Погодите, док. – По-моему, на этот раз можно уже и в суд подавать. Все зашло слишком далеко. – Я не думаю, что вам сейчас захочется куда-то подавать.