– О, он существует, – сказала я, проводя пальцем по холодной, металлической стороне лица статуи. – Знаю. – Теперь она полностью повернулась ко мне, пристально глядя в глаза. – Он мой сын. Мы обе застыли, не в силах пошевелиться, пока смысл ее слов постепенно доходил до меня. По моему телу пробежала горячая дрожь, а сердце бешено забилось. – Эмилия? – Я ахнула. Она обняла меня так, будто объятия – это самая естественная вещь для двух незнакомцев. Я изо всех сил старалась держать себя в руках, зная, что еще чуть-чуть, и уже не смогу сдержать слез. Мне так хотелось о многом ее спросить, но голос почему-то пропал. Как только мы пришли в себя, она обхватила мои щеки ладонями и улыбнулась мне сверху вниз. У нее была очаровательная улыбка. Не только потому, что она выглядела невероятно привлекательной, но и потому, что ее искренняя доброта освещала все вокруг. Теперь я понимала, почему Барон Вишес Спенсер так безумно влюбился в эту женщину. Слухи о том, как он боготворил ее, как построил для нее цветущий вишневый сад на их заднем дворе, уже давно распространились среди высшего общества Тодос-Сантоса. Эмилия обладала таким невидимым даром, который заставлял людей совершать безумные поступки, чтобы доставить ей удовольствие. – Как ты? – спросила она. Я не могла лгать. – Волнуюсь. С ним все в порядке? – Я понизила голос, чтобы окружающие нас гости не могли услышать. Некоторые перешли к другим экспонатам выставки, но большинство терпеливо ждали, когда мы закончим разговор, чтобы затем поговорить со мной. Я находила это довольно странным. Для меня весь смысл искусства заключался в том, что не нужно рассказывать про свои произведения. Эмилия улыбнулась, но ничего не сказала. Она увлекла меня за спины собравшихся, чтобы никто из них нас не видел и не слышал. – Ленора, примерно через две минуты на тебя посыплются предложения от владельцев галерей, но я хотела стать первой, кто предложит тебе место в моей галерее в Лос-Анджелесе. Тебе, конечно, необязательно отвечать прямо сейчас, но я буду очень рада поработать с тобой. И мне хотелось бы воспользоваться этой возможностью, чтобы еще раз поблагодарить за все, что ты сделала для Вона. Я сглотнула. – Он собирается остаться там? В Лос-Анджелесе, я имею в виду? – Я посмотрела на нее. Я ненавидела то, в каком отчаянии сейчас находилась, что мне все еще было не безразлично. Нет. Вычеркните это из моей жизни. Я ненавидела то, что он являлся всем, что меня волновало. В этот момент я даже не рассматривала достоинства работы в галерее миссис ЛеБлан-Спенсер, потому что та была престижной, или огромной, или предлагала большой опыт работы, упаси Бог. Эмилия покачала головой. – Прости меня, милая. Любовь – обманщица. Она способна причинить невыносимую боль, не так ли? Я резко опустила голову. – Да. – В конце концов, боль проходит. – Откуда вы знаете? – Когда-то давным-давно я тоже это чувствовала. Я сжала ее руку в своей. – Хорошо. Я подумаю об этом. Спасибо. Она поцеловала меня в щеку и ушла. Остаток вечера прошел как в тумане. Мне в руки совали визитки, спрашивали мой номер телефона, адрес электронной почты, стоимость моей статуи. К тому времени, как пробило десять часов, у меня ноги уже дрожали от усталости. Я прислонилась к Поппи для поддержки, на мгновение сняла каблуки, чтобы помассировать ногу, и вздрогнула, когда она повернулась ко мне и произнесла: – Папа вызвал тебе такси. Поторопись, сейчас же. – Такси? – Я нахмурилась. – Почему? – Он приглашает Поупа выпить, чтобы заключить сделку. – Она склонила голову в их сторону, многозначительно изогнув бровь. Папа и Поуп стояли рядом друг с другом и со смехом пожимали руки. Я ухмыльнулась. Так радостно было думать, что Поуп никуда не исчезнет, что когда мы прославимся, то не будем теми незнакомцами, которые время от времени обмениваются рождественскими открытками. Я оглянулась на нее. – А как насчет тебя? Ты пойдешь со мной? Она усмехнулась. – Я пас. После того, как Поуп с папой закончат, я намерена выпить с ним что-нибудь еще, так что я иду с ним. – Ты серьезно? – Мои глаза расширились от удивления. – Абсолютно. Ты его видела? Он великолепен, и он очень повзрослел, пока мы были в Калифорнии. Ты ведь не возражаешь, не так ли? – Конечно, нет, ты, маленькая развратница. – Я рассмеялась. Она пожала плечами и с важным видом направилась к ним. Я покачала головой. Рафферти и Поппи. Кто бы мог подумать? В такси я позволила себе напомнить о том, что Поуп однажды прикоснулся ко мне не слишком «по-дружески», и я не была уверена, примет ли это Поппи. Я послала ей короткое сообщение, где призналась, что мне нужно ей кое-что сказать, и, возможно, ей следует отложить секс с моим лучшим другом. Ее ответ последовал незамедлительно. Поппи: Ради бога, не беспокойся о нас! Просто иди домой. Я: Мы с Поупом кое-чем занимались. Это ничего не значило для нас обоих, но все же случилось. Я не хочу, чтобы эта новость застала тебя врасплох. Поппи: Бу! Пока! Вернувшись домой, я вставила ключ, толкнула дверь и заперла ее за собой. Тяжело вздохнув, я сняла пальто и повесила его в прихожей, раз и навсегда сбросив туфли. – Ох, больше никогда не буду ходить на высоких каблуках, – объявила я пустоте вокруг. Найдя стакан воды, я поднялась наверх в старую детскую комнату, которая теперь едва ли напоминала мне о моих юных годах. Настоящий период своей жизни я сравнивала с замком Карлайл. Я толкнула приоткрытую дверь. И как только я это сделала, стакан выскользнул из моих пальцев и бесшумно упал на ковер. Из моего горла вырвался крик. – Мы должны прекратить встречаться вот так, – сказал Вон, расположившись на моей кровати и глядя на меня так, словно ничего не произошло. Как будто он никогда не уходил. Как будто он не вломился и не проник в мой дом в тысячный раз. Как будто посреди моей комнаты не стояла шестисоткилограммовая скульптура – в натуральную величину, гигантская и потрясающая. Я никогда не видела ничего подобного. Сильная дрожь пробежала по моим рукам и спине, и от адреналина я упала на колени, когда попыталась сделать глубокий вдох. – Это… – Мы, – сказал он, вставая с кровати и приближаясь ко мне размеренными, осторожными шагами. Он прекрасно выглядел – здоровый, высокий, подтянутый и все еще в своих потрепанных черных джинсах и наполовину разорванной черной рубашке, которая совершенно не скрывала его ошеломляющие черты. Он остановился передо мной и протянул мне руку. Я осторожно взяла ее. Поднявшись, я шагнула вперед и осмотрела статую. Это были мы двое, прижавшиеся друг к другу, как маленькие дети. Нам было двенадцать и тринадцать, и выглядели мы точно так же, как в тот день, когда я поймала его и Гарри. Только здесь он не стоял надо мной, наблюдая и угрожая. Вместо этого мы будто вплелись друг в друга, его лицо наполовину закрывали мои волосы. Я дышала ему в шею, а мои руки обнимали его за плечи, словно защищая от всего. Все было вылеплено настолько реалистично, что выглядело, как огромная живая картина. Я была уверена, что если бы приложила пальцы к нашим шеям, то нащупала бы пульс. Но, когда мой взгляд опустился к нашим животам, я заметила кое-что странное. Наши нижние части соединились вместе, как у русалки, как если бы мы были сиамскими близнецами. У нас не было ног. Мы не могли убежать друг от друга. Мы были одним целым. Название скульптуры было вырезано сбоку: Хорошая Девочка Вон взял меня за руку и подвел к моей кровати, где мы скользнули под мое одеяло, переплетая ноги, подражая статуе: его лицо в моих волосах, мой нос прижат к его шее. «Дома», – подумала я, и все стало так естественно и ясно. Вот почему папа пригласил Поупа выпить после показа. Вот почему моя сестра осталась. Рафферти ее совершенно не интересовал. Они хотели предоставить нам время для двоих. Эмилия тоже знала. Именно поэтому она не рассказала мне, как дела у Вона. До меня дошло, что мы с ним были очень терпеливы друг с другом все эти годы. Он ждал, пока я откроюсь, а я терпеливо наблюдала, как он избавлялся от высоких стен, что построил вокруг себя. – Я начал работать над этой статуей еще до того, как мы сблизились. Начал еще до того, как мы поцеловались. До Джейсона. До Арабеллы. До всего этого была только ты, – прошептал он мне в волосы. – Ты пришла раньше искусства. До самой жизни. И определенно до ненависти. Меня затрясло от безудержных слез. Теперь они стекали по моим щекам, горячие, яростные и благодарные. Я неохотно отстранилась, поймав его взгляд. – Как ты мог подумать, что ты меня недостоин? Как ты мог такое подумать? – спросила я, чувствуя, как мои щеки пылают от гнева. – Я больше так не думаю, – мягко сказал он, гладя мои волосы. – А если и так, то мне все равно. Я не смог пройти через это. Не смог убить твоего дядю. Я стоял там с оружием, и все, о чем я думал в тот момент, это о выборе, о котором он говорил, – месть или девушка… – Он закрыл свои великолепные голубые глаза, глубоко вздохнув, и снова открыл их. Решимость пронзила его взгляд. – Я выбрал свою девушку.