Пока я продолжал злиться на себя за то, что в очередной раз позволил девушке поиметь меня, зазвонил мой телефон. Я думал, что это отец, но нет, звонил Найт. Я взял трубку. – Что? – Не говори со мной так, будто я прерываю твой чертов график, имеющий только один пункт, по которому ты даришь свои хмурые взгляды местам, людям и твоему собственному отражению. Ты написал, чтобы мы с Хантером приехали в Лондон. Все в порядке? Его голос звучал трезво, что означало, что он продолжает над собой работать. Я часто общался с ним по скайпу, но все равно меня удивило, что я вновь разговариваю с Найтом, находящемся в ясном уме. – Беркшир, и да, все идет по плану. Просто нужна поддержка. – Личная? – Именно. – Хорошо. Турагент Хантера сейчас бронирует нам билеты. Как дела у Друзиллы? Я услышал улыбку в его голосе и сжал челюсти. Он, черт возьми, что-то знал? Признание в том, что у нас с ней что-то есть, только вызовет нежелательные вопросы, когда я осуществлю свои план. Я ни за что не собирался тащить ее в темную кроличью нору, в которую собирался нырнуть. – Между нами ничего нет, – сказал я ему. – Черт возьми, Спенсер. Я думал, что это я романтик. Оказывается, ты потащился через весь мир ради девушки. – Это не имеет к ней никакого отношения. Я приехал сюда на стажировку. Он покатился со смеху, но я не стал обращать на это внимание. – Конеееечно. И я по вторникам не ем мясо, потому что обожаю киноа, а не из-за моей девушки-вегетарианки. Ты сам прячешь голову в песок, но слишком горд, чтобы попросить кого-то помочь вытащить тебя. – Очевидно, Луне ты нравишься за твой член, а не за твою способность составлять дурацкие сравнения. Держись подальше от написания стихов. – Ясно. – Снова смех. Когда он наконец успокоился, то выдавил: – О, и хорошо, что ты не слишком увлечен Асталис, потому что ходят слухи, что твоя мама хочет нанять ее для работы в своей галерее в Лос-Анджелесе, когда она закончит стажировку. А ты объявил всем, что никогда не вернешься в Калифорнию, верно? «Что?» – чуть не закричал я, стоя сейчас перед замком. Меня чертовски бесило, что мама приняла это решение, не посоветовавшись сначала со мной. Особенно учитывая, что она даже не знала Ленору. С другой стороны, именно поэтому она мне и не сказала. Я никогда не говорил маме о своих чувствах к Асталис. Ты ничего не чувствуешь к Асталис, тупица. Было без четверти семь, и я чувствовал себя на пределе. Расхаживая взад-вперед по лужайке перед замком, я покачал головой. – Мама может нанять ее. Это не мое дело. Найт снова захохотал, как сумасшедшая гиена, на другом конце провода. – Чувак, у тебя ушло десять минут на то, чтобы сказать это. Просто признайся, что ты веришь в любооооовь, – пропел он. – Кстати, это был тест. Твоя мама ничего такого не говорила. Но приятно знать, что ты на самом деле чувствуешь. Увидимся в Англии, ублюдок. Оставайся в безопасности. Он повесил трубку. Я посмотрел на время на своем телефоне. У меня было пятнадцать минут, чтобы принять душ. Моя комната находилась на третьем этаже, общие душевые находились внизу, в добрых десяти минутах ходьбы оттуда. У меня не было ни малейшего шанса успеть к назначенному времени. Поэтому было два варианта: дождаться ее и пригласить подождать в моей комнате, пока я приведу себя в порядок, или оставить ее ждать меня в подвале. Ночь была не особенно холодной. И она действительно заставила меня смотреть, как она кончает от ласк другого парня… Дело в том, что я больше не хотел ее наказывать. Не хотел, чтобы ее боль и неуверенность в себе заставляли ее страдать. Я стоял и ждал ее двадцать минут, а в пять минут восьмого, когда она появилась, я подошел к ней сзади и поцеловал в плечо, наблюдая за удивлением и восторгом на ее лице, когда она повернулась и посмотрела на меня. – Ух ты, – усмехнулась она. – Мне нужно принять душ. Подождешь в моей комнате? – спросил я, как абсолютно нормальный человек или кто-то похожий на него. Она улыбнулась, сказав что-то столь же обычное. – Конечно. * * * Я нашел ее лежащей в моей постели, она листала мои книги по анатомии и скульптуре. В моей комнате не было никакой атмосферы или индивидуальности – я предпочитал именно такой способ обстановки. Я остановился в дверях и наблюдал за ней. На мне было только полотенце, обернутое вокруг талии. Я испытывал незнакомые чувства, наблюдая за ней, лежащей в моей постели, которая пахла мной. Удовольствие от увиденного было неожиданным. Незнакомым. Моя грудь сжалась, и я попытался сделать глубокий вдох, думая, что, может, я просто потянул мышцу диафрагмы. Тем не менее я не мог набрать достаточно воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. – О, привет. – Ее голос прозвучал хрипло. Скрипуче. Я вошел, притворившись, что не слышал ее. Схватил пару сложенных черных джинсов из своего шкафа, чтобы натянуть на себя за небольшим креслом в углу комнаты. – Спасибо за новый чертежный стол. – Она отложила учебники по анатомии в сторону. – Я сломал твой, и тебе нужно на чем-то работать, – напомнил я ей. Вряд ли это можно назвать благотворительностью. – Сбрось полотенце, – внезапно сказала она. Я поднял глаза, половина моей ноги уже была в джинсах. Она села на моей кровати, опершись на локти, легкая улыбка коснулась ее лица. Я не мог этого объяснить, но чувствовал ее запах с другого конца комнаты: лаванда, хлопок и моя собственная смерть. – Сбрось его, – повторила она. Озорная и… милая. Да. Согласен. Она была милой и хорошенькой. Многие были такими. – Для чего? – Чтобы я могла тебя увидеть, – она пошевелила бровями. – В конце концов, ты уже видел меня голой несколько раз. – Я собираюсь погрузиться в тебя по самые яйца меньше чем через пятнадцать минут, если на то будет моя воля, – сказал я. – Обнаженным. – Вряд ли это то же самое. – Она облизнула губы, ее причудливые глаза сверкали, как шарики. – Есть что-то уязвимое в том, чтобы стоять голым перед кем-то. – Вот именно. – Я усмехнулся. – Зачем мне ставить себя в уязвимое положение? Она выдержала мой пристальный взгляд, ее голос стал серьезным. – Потому что я попросила тебя об этом. На мгновение потеряв дар речи, я посмотрел на нее. Она говорила серьезно. Я вышел из-за кресла, сбросил полотенце и выпрямился во весь рост, уперев руки в бока. Совершенно, блин, голый. В первый раз я предстал обнаженным перед кем-то с тех пор, как… Неважно. Совершенно голый. И я даже не мог понять, почему потакал ей. Тишина окутала нас, и я позволил ей сделать это. Между нами все стало странным, и это была вина Леноры. – Тебе стыдно. – Она склонила голову набок, на ее лице появилось любопытство. Я фыркнул. Верно. Ей повезет, если она увидит более красивое тело на обложке журнала о здоровье. – Чего ты стыдишься, Вон? Я усмехнулся. Это не имело значения. Она встала и подошла ко мне, обхватила мое лицо своими крошечными руками. Это почти напоминало материнский жест. – Ты прекрасен. – Она поцеловала меня в кончик носа, закрыв глаза. – Такой красивый, – прошептала она. По ее щеке скатилась слеза. Я не понимал, что происходит, и все же почему-то не удивился, когда она заплакала. Мне просто, твою ж мать, не хотелось этого видеть. Я обнял ее, пытаясь утешить, потому что она… что? Пожалела меня? Ох, черт, это ужасно, но, очевидно, я зашел так далеко только для того, чтобы оказаться внутри нее. Мой план был так близок к исполнению. Но я не мог его осуществить. И не из-за недостатка попыток.