Эта мысль изрядно испортила настроение. В компании Джонатана я почти всегда забывала об этом. Он предоставлял возможность выбора и уважал мои решения. Попрощавшись с хозяином дома, мы вышли на улицу. Под ногами хлюпали лужи. Дождь за время нашего отсутствия лишь усилился, а темнота — сгустилась. — Томас не хотел вас обидеть, — тихо сказал Джонатан и поднял зонт повыше над моей головой. — Он следует традициям. — А вы? Не знаю, почему мне было так важно услышать его ответ. — А я люблю их нарушать. Его спокойствие передалось и мне. Напряжение, сковавшее тело и душу, отпустило. Запоздало я поняла, что могла бы попросить помощи и у Джонатана. Наверное, он бы пристроил Иона. Но мне даже в голову это не пришло! Забавно. Это меня так сильно задело его нежелание помочь с тренировками? Мы вышли на мостовую и зашагали к тому же месту, где нас выбросил портал. Крупные капли дождя стучали по зонту. Брызги ручейков луж грязными разводами оседали на полах плаща. Пожалуй, его придется хорошенько почистить по возвращении домой. Домой? Я замерла, оглушенная пониманием того, как далеко все зашло. Джонатан по инерции прошел еще пару шагов, а затем обернулся. Я поспешила за ним. Тех секунд, что я была без защиты зонта, хватило, чтобы основательно намокнуть. — Извините, — отфыркиваясь, пробормотала я. — Задумалась. Джонатан несмело протянул ко мне руку. Его пальцы осторожно коснулись ворота капюшона. Тот упал мне на макушку, и я с недоумением вскинула глаза. — Нужно было сразу это сделать, — тихо сказал Джонатан. Кончики его пальцев замерли на моей щеке, и я, как завороженная, не смогла ни оттолкнуть его, ни сделать шаг вперед. Мы стояли близко, очень близко друг к другу, укрытые от всего мира зонтом. И казалось, на этом островке спокойствия, за которым шумел ливень, происходило нечто безумно важное. Сердце пропустило удар, а затем забилось чаще. — Какой ответ я должна была получить у рина Томаса? — спросила я. Голос подвел, и получилось едва слышно, почти шепотом. — Ах, это… — Джонатан смотрел на меня прямо, будто пытался найти что-то в моем лице. — Вы зарядили древние артефакты — семейные реликвии. Это под силу далеко не каждому. — Да? Он коротко кивнул, абсолютно серьезный и непроницаемый. — Я слышал, вы искали подработку. Это может стать изящным решением. Я найду вам клиентов и стану сопровождать. Если хотите. Хотела ли я? Я задумалась. Казалось, ответ очевиден, но почему-то он вызывал внутренний протест. Повесить на Джонатана необходимость искать мне артефакты, а потом еще и тратить время на сопровождение? Как будто у него нет других забот! К тому же… — Простите, но я должна справиться с этим сама, — наконец сказала я. — Это важно, правда. Джонатан улыбнулся — коротко, едва уловимо и капельку торжествующе. — Я так и думал, — бросил он. — К слову, это и был ответ на ваш вопрос. Я нахмурилась, сбитая с толку. — Какой? — Почему я не стал вас тренировать. Победа, полученная с моей помощью, потеряет для вас всю прелесть. Я никогда не порчу чужую игру. — Помедлив, он добавил: — Если она не мешает моей, конечно. Пораженная, я молча смотрела на него, не в силах поверить, что кто-то настолько хорошо знает меня. Даже лучше, чем я сама! А ведь мы знакомы не так давно… Всего… Я пыталась сосчитать дни, но то и дело сбивалась. Рука Джонатана на моей щеке, его близость и горячее дыхание, щекочущее губы, заставили думать о чем угодно, но не о математике. — Вы, — медленно проговорила я, — умеете удивлять. Отблески фонарей, дождь, пустынная улица… Все это вдруг перестало иметь значение. Все, кроме мужчины, замершего напротив меня и смотрящего с голодным вопросом в потемневших глазах. Я обхватила ладонь Джонатана своей и прижалась к ней щекой. Его взгляд буквально обжег. Забыв о сомнениях, я потянулась к нему. В этот момент из-за угла резко вынырнула карета и, обдав нас грязью, поспешила дальше. Цокот лошадиных копыт смешался с бранью извозчика и нарушил идиллию. Запоздало мне пришли на ум все те доводы разума, которые успела не только запомнить, но и возненавидеть. У нас фиктивный брак. Фиктивный! И в моих интересах, чтобы так оно и оставалось. Я вздрогнула и отшатнулась от Джонатана. Тот помрачнел, сжал челюсти, но ничего не сказал. — Нам пора возвращаться, — с нажимом сказала я. — Конечно, — легко согласился он. Ночные фонари вспыхнули, а затем растворились в черноте портала. Глава 21 — То есть вы, рина Эйверли, всерьез считаете, что такому достойному заведению, как наша академия, нужна… газета? Надеюсь, вы не имеете в виду те листки с юмористическими памфлетами, что сейчас так популярны в народе? Я вздрогнула (новое обращение все еще резало слух), а затем страдальчески вздохнула. — Не имею ничего против юмора и народного творчества, — с нажимом сказала я, — но вообще-то речь шла о другом. — Правда? — неискренне удивился Абрамс и протер пенсне, чтобы затем посмотреть через него на меня. — Тогда, боюсь, я не уловил вашу мысль. Хотелось скрипнуть зубами, но вместо этого я лишь шикнула на ожившего Плющика, улыбнулась и решила начать сначала. В конце концов я долго готовилась к этому разговору. Речь шла не только о моем желании заработать (будь так, я бы продолжила выгрызать стипендию, шансы на обретение которой заметно выросли за последние пару недель). Если бы дело было только в деньгах, я бы действительно стала заряжать артефакты. Нет, я отчаянно жаждала найти свое место в этом мире. И оно вовсе не за спиной мужа. — Мы могли бы для начала организовать небольшой стенд в холле, — терпеливо проговорила. — Там, где висит расписание занятий. Не придется вносить глобальных, требующих затрат изменений. Нам потребуется лишь парочка магических досок, на которых мы станем размещать не только информацию, касающуюся учебы, но и более личные вещи. — Простите, рина, но зачем? Я сложила руки на коленях и бросилась в атаку. — Академия — не просто место для получения знаний, рин Абрамс. Все мы здесь — и преподаватели, и студенты — одна большая семья. Еженедельная газета смогла бы подарить чувство сплоченности. Рубрика с историями из жизни преподавателей и студентов сгладит разделяющую их пропасть и позволит взаимодействовать друг с другом более эффективно. Признаться, это не было моей основной целью, но прозвучало все равно прочувственно. Будь я экранным злодеем, от моей финальной пафосной речи зрители в кинотеатре плакали бы навзрыд. Но ректор был тем еще кремнем. Когда я, минут десять спустя, все-таки выдохлась, он посмотрел на меня с легкой задумчивостью. — Даже если вы правы, — медленно протянул он, рассматривая картины за моей спиной, — начинать надо с чего-то более эффектного, чем жизнеописания мэтра Райли. Абрамс встал и, обогнув стол, задумчиво замер, явно выбирая между двумя портретами. — То есть теоретически, — уточнила я, не торопясь вскакивать с кресла, — вы не против? — Как найдете что-то интересное, приходите. Обговорим условия. Большего я и не ждала. Поднявшись на ноги, я на автомате успокаивающе погладила настороженного Плющика и довольно улыбнулась: — Непременно. Всего хорошего, рин Абрамс. — И вам, — рассеянно откликнулся он, уже погруженный в думы о чем-то другом. — Рин Вилкинс или Уинстер? — Вилкинс, — уже взявшись за дверную ручку, мимоходом сказала я. Абрамс обернулся. Между его кустистых бровей пролегла глубокая складка. — Правда? Почему? Фамилия забавная. — У него глаза добрые, — невинно пояснила я и выскользнула за порог.