Марина вспомнила эту женщину. Аннабель Уэрнер выделялась в зале, заполненном ослепительными женщинами. Ее нельзя было назвать красавицей, но она была особенной, и это бросалось в глаза. На ней было нечто очень авангардное – белое ассиметричное платье, надеть которое решились бы очень немногие. От ее лица веяло удивительным покоем. Высокие скулы выгодно подчеркивала мальчишеская стрижка. В невозмутимом взгляде зеленых глаз угадывался спокойный, взвешенный ум. Марине она сразу же понравилась. Они немного поговорили, пока их мужья возбужденно вспоминали однокурсников. Помнится, они с Аннабель даже обменялись контактной информацией, но никто потом не перезвонил. Через несколько месяцев Марина случайно узнала, что Уэрнеры перебрались в Европу, и испытала легкое разочарование. Женщин, с которыми ей хотелось бы подружиться, было не так уж много, и Аннабель Уэрнер была одной из них. – Он был славным парнем. Его все любили. Он получил должность в «Свисс юнайтед» и работал на… Грант продолжал говорить, но Марина его уже не слушала. Ее взгляд был прикован к небольшой заметке, размещенной внизу страницы, под статьей о гибели Мэтью Уэрнера. – «Журналист светской хроники обнаружен мертвым в своем доме в Коннектикуте», – растерянно прочитала она вслух. Под заголовком был помещен снимок живописного белого дома в колониальном стиле с черными ставнями и занесенными снегом ящиками для цветов под окнами. Из открытой входной двери парамедики выкатывали на носилках мертвое тело. Часть крыльца была обтянута желтой полицейской лентой. За окном Марина сумела рассмотреть старинные дедушкины часы, так хорошо ей знакомые. – О боже… – в ужасе прошептала она внезапно осипшим голосом. – Что случилось? – Это Данкан. Данкан Сандер. Он мертв. Аннабель В течение сорока восьми часов Аннабель поддерживала в себе надежду, что Мэтью еще отыщут живым. В перерывах между телефонными разговорами с чиновниками аэропорта, членами поисковой группы и агентами Блохом и Фогелем она лихорадочно изучала статистику крушений частных самолетов. Аннабель обнаружила газетную статью о «Гольфстрим G450», который упал в Скалистых горах на территории Канады во время сильной грозы. Тогда выжило трое пассажиров. Их нашли через тридцать часов после катастрофы в нескольких милях от места падения фюзеляжа. Люди были голодны, ранены, но живы. Аннабель машинально запомнила их имена: Пол Ганьон, Джон Леблан, Алек Рой. Вечером, приняв целый коктейль из снотворных препаратов, она повторяла их про себя, как какую-то мантру, магическое заклинание. Эти люди давали ей надежду. Потом Аннабель нашла еще одну статью о другом G450, голландском, который разбился в Альпах. Это случилось двенадцать месяцев тому назад, тоже во время снежной бури. Тут факты были неутешительны. Никто не спасся. От самолета мало что осталось: только черный ящик и небольшие фрагменты крыла и корпуса. Аннабель перечитывала это снова и снова. В конце концов она уничтожила историю своих поисков на просторах Интернета, оставив в покое все эти страшные случаи. Аннабель отыскала также данные Фатимы Амир. Она не могла этого не сделать, ведь Мэтью умер вместе с ней на борту ее самолета. Аннабель не слышала об этой женщине, пока к ней в двери не постучалась швейцарская полиция. В Интернете было на удивление мало информации о Фатиме Амир. Неоднократно упоминалось о том, что она всячески избегает публичности; в своей недавней статье «Файнэншл таймс» назвала ее «финансовым вундеркиндом-отшельником». В каком-то смысле Аннабель даже испытала облегчение, обнаружив, что читать о ней особо нечего. Фатима Амир была безумно богата, успешна, прекрасно образованна, красива. Просмотр ее фотографий чем-то напоминал акт самобичевания. Но толку от этого не было, и Аннабель лишь еще глубже опустилась в бездну отчаяния. За день до этого поисковая группа обнаружила черный ящик самолета на вершине Мон-Трелод. По словам агента Блоха, который лично сообщил Аннабель эту новость, из сохранившихся там записей следовало, что в полночь вышла из строя система борьбы с обледенением корпуса. Это привело к тому, что на крыльях образовалась корка льда, причем пилот об этом не знал. Это довольно распространенная проблема частных реактивных самолетов, заметил Блох. Но сказано это было прозаичным тоном, как бы между прочим, словно речь шла о незначительных недостатках в дизайне интерьера авиасалона. О спинках кресел, которые не до конца опускаются, или о неровных столиках. – Несчастный случай, – сказал он в заключение. – Трагический несчастный случай. – Вы в этом уверены? А не кажется ли вам, что… Аннабель умолкла, не договорив. В этот момент диктор на канале Би-Би-Си рассуждал о том, что Фатима Амир и ее пилот Омар Хури могли быть связаны с террористами. Аннабель выключила телевизор, отказываясь даже рассматривать такую возможность. Тем не менее ее уже мучили сомнения. Ей было стыдно в этом признаться, но тот факт, что оба этих человека были с Ближнего Востока, приводил ее в замешательство. – Это что, была предумышленная акция? – Эта версия, конечно, рассматривалась. При нынешнем политическом климате это неизбежно, особенно когда речь идет о такой семье, как Амиры. Но на данный момент этот вариант не считается основным. В черных ящиках, миссис Вернер, содержится множество полезной информации. Показания приборов и записи переговоров в кабине пилота указывают на неисправность системы. – Вы сказали «о такой семье, как Амиры»? – Ну да. Фатима Амир. Самолет принадлежал ей. Она была вторым пассажиром на борту. – Да, это я знаю, – резко сказала Аннабель. Ее раздражало, что Блох говорил о Фатиме в прошедшем времени, как будто был на сто процентов уверен, что она мертва. Из его уст это прозвучало так холодно, так по-больничному бесстрастно. Аннабель хотелось одернуть его, но сил на это не нашлось. Она слишком устала, чтобы пререкаться. – Как я вам уже говорила, я никогда прежде не слышала об этой женщине. – Аннабель замолчала. – Пока не случилось все это. Она внимательно взглянула на Джулиана. После катастрофы он каждый день приходил ее навестить. Он был первым, кому Аннабель позвонила, как только агенты Блох и Фогель покинули ее квартиру. И единственным. Более того, Аннабель вдруг осознала, что это был единственный человек в Женеве, который ей был небезразличен. И которому – она это знала – была небезразлична она. Как и Мэтью, Джулиан Уайт был опытным юристом по налоговому праву. Он приехал в Женеву на семь лет раньше них с той же целью, что и Мэтью: делать деньги, много денег. В Лондоне Джулиан был загруженным и недооцененным сотрудником HMRC – британского аналога IRS, налоговой службы США. Здесь, в Женеве, он стал частным банкиром с впечатляюще толстым кошельком и еще более впечатляющей картотекой нужных связей. При первой встрече Джулиан ужасно не понравился Аннабель. Она нашла его напыщенным и сумасбродно расточительным, в общем, именно таким, каким, по ее опасениям, мог стать Мэтью, если слишком долго проработает в частном швейцарском банке. Через три месяца после переезда Аннабель сопровождала Мэтью во время деловой поездки в Цюрих. Пока ее муж пропадал на совещаниях, она села в электричку и отправилась в музей Оскара Рейнхарта – на частную виллу, где хранилась одна из самых значительных коллекций французской живописи девятнадцатого века. Это было то, чем Аннабель занималась бо́льшую часть времени в Швейцарии: ходила по музеям и галереям и любовалась произведениями искусства, убеждая себя, что это не слишком отличается от того, что она делала в Нью-Йорке. Хотя, конечно, тут ей никто за это не платил. Когда она сошла на железнодорожной станции в Винтертуре, начался дождь. Присев на лавочку, Аннабель крепче завязала шнурки на ботинках и мысленно приготовилась к неприятной дороге до музея. Зонтика у нее с собой не было, а надеть непромокаемую куртку она почему-то не догадалась. И тут вдруг на нее перестало капать. Подняв голову, Аннабель увидела, что возле нее стоит Джулиан, прикрывая ее зонтиком с эмблемой «Свисс юнайтед». – Подозреваю, что вы направляетесь туда же, куда и я, – сказал он. – Можно мне с вами? – А разве вы не должны сейчас находиться на выездном заседании банка? Я-то думала, что это общее мероприятие и у вас с этим строго. – Так и есть, – улыбнулся он. – Именно поэтому они и не заметят, что один из нас прогуливает. – Вы решили провести свободное время в обществе Ренуара и Сезанна вместо… Простите, не могу припомнить, как зовут ту молодую женщину, с которой вы нас познакомили, когда мы виделись в прошлый раз. Аннабель чувствовала, что эти слова прозвучали язвительно, но просто не могла удержаться от колкостей. Несколько недель назад они с Мэтью натолкнулись на Джулиана в ресторане, где он сидел с девушкой в экстракороткой юбке. Если эта особа и отпраздновала свое совершеннолетие, то это явно произошло совсем недавно. Но Джулиан, похоже, не смутился. – О, вы имеете в виду Наташу? Очень умная девица. Отшила меня почти мгновенно. – Похоже, она и вправду умница. – Вообще-то я поклонник Домье. У него прекрасное чувство юмора. Знаете его? Если нет, я мог бы рассказать вам о нем много интересного. – Знаю, конечно! – удивленно ответила Аннабель. – Я писала дипломную работу о Домье, когда училась в Йеле. – Тогда вы, должно быть, знаете о нем лишь немного меньше, чем я. Пойдемте. Давайте дополним образование друг друга. Он призывно подставил локоть. Аннабель взяла Джулиана под руку и плотно прижалась к нему сбоку, потому что в этот момент небеса над ними разверзлись и яростно прогрохотал гром. Когда Джулиан и Аннабель вернулись в Цюрих, они были уже друзьями. Похоже, он почувствовал, как ей здесь одиноко. Джулиан стал приглашать ее на открытие галерей. Знакомил с художниками, коллекционерами и кураторами. Подбивал Аннабель найти себе работу. Джулиан сказал, что у него есть клиенты, которые нуждаются в арт-консультантах, а также друзья в аукционных домах, которые с радостью возьмут на работу опытного оценщика произведений искусства. Мэтью, казалось, не волновало, что его жена столько времени проводит в обществе Джулиана. Если уж на то пошло, он был даже рад, что Аннабель стала чувствовать себя в Женеве более комфортно. В этих отношениях Мэтью никогда не видел для себя угрозы. Про себя же Аннабель такого, к сожалению, сказать не могла. В Нью-Йорке ей и в голову не пришло бы ревновать. А может быть, там у нее на это просто не было времени. В Женеве свободного времени у нее было слишком много, а Мэтью почти никогда не было рядом с ней. Он ел в офисе. Много разъезжал по работе. У него была красивая молодая секретарша, француженка по имени Зои, которая повсюду его сопровождала. Аннабель обнаружила, что, когда она остается одна, ее воображение берет над ней верх. Ее начали посещать жуткие фантазии о том, что Мэтью ей изменяет, а затем бросает ее. Находясь же в обществе Джулиана, она, по крайней мере, не думала о таких вещах. Рядом с ним Аннабель снова становилась собой: живым человеком, у которого есть друзья и собственные интересы. Индивидуальностью – а не только экспатом[4], женой банкира. Джулиан прокашлялся. Он стоял у окна, засунув руки в карманы. Он выглядел изможденным: синеватые круги под глазами, лоб изборожден напряженными морщинами. Редеющие белокурые волосы, обычно аккуратно расчесанные, сейчас были взлохмачены. Аннабель заметила, что Джулиан был в той же одежде, что и вчера. Он что, не ночевал дома? Она не помнила, что было вчера. Дни слились для нее в один. Спала Аннабель урывками, смутно ощущая разницу между днем и ночью. Таблетки, которые дал ей Джулиан, помогали мало. Аннабель запивала их вином, надеясь забыться и отдохнуть. Глубокая душевная усталость пронимала ее до костей. Женщина постоянно чувствовала сильное утомление, но страх электрическим током курсировал по венам, заставляя мозг и нервы работать с лихорадочной активностью. Джулиан хотел что-то сказать, но колебался. Аннабель видела это по тому, как он сжал губы, словно пытался удержать слова, которые, как он знал, ей не хочется слышать. – Кто она, Джулиан? – помогла ему Аннабель. – Расскажи мне. Я должна об этом знать. – Фатима – одна из клиенток Мэтью, – тихо сказал он. – Насколько я понимаю, она какая-то дальняя родственница Башара аль-Асада. – Кузина, – уточнил Блох. – Она не террористка. – Джулиан покачал головой. – Фатима инвестирует деньги в хеджевые фонды. Живет в Лондоне. Она там родилась и воспитывалась; ее отец – доктор. Они не поддерживают отношений с сирийскими родственниками. Если бы было иначе, «Свисс юнайтед» не вел бы с ними дел. Это я вам гарантирую. Аннабель нахмурилась, обдумывая его слова. – А откуда она знает Мэтью? – Полагаю, это Йонас их познакомил. Брат Фатимы долгие годы был клиентом нашего банка. – Выходит, именно поэтому Мэтью вдруг оказался в Лондоне, чтобы встретиться с ней? – Аннабель едва не сказала «чтобы побыть с ней», но сдержалась. – Этого я не знаю, Аннабель. Правда, не знаю. Весь наш бизнес построен на конфиденциальности. Мы с Мэтью никогда не говорим о людях, делами которых занимаемся. Это просто не принято. – Но тебе все-таки известно, что Фатима его клиентка. – Сам он мне никогда этого не говорил. Я просто сделал предположение. Я несколько раз видел их вместе. Аннабель вопросительно подняла бровь. – В деловой обстановке, я имею в виду, – торопливо добавил Джулиан. – В банке. Ну, знаешь, они заходили на совещание и выходили оттуда. – Я просто не пойму, почему Мэтью мне солгал. Если бы он сказал, что летит в Лондон на встречу с клиентом, я бы не беспокоилась. Даже если это такая красивая женщина, как Фатима Амир. Блох и Джулиан переглянулись. Аннабель поняла, что в этом замечании прозвучала ревность. И она действительно ревновала. Фатима Амир была красива. Объективно, пугающе красива. Судя по ее фотографиям, которые Аннабель удалось найти, ей было около сорока. Прекрасное, фотогеничное лицо: красивый римский нос, выразительно очерченные скулы, полные чувственные губы. Кожа цвета кофе, казалось, светилась изнутри, а густые волосы были такими черными, что на солнце отливали синевой. На всех фотографиях Фатима была элегантно одета, но всегда в одном стиле: широкие слаксы, водолазка, блейзер. Фатима Амир относилась к числу женщин, которым незачем выставлять напоказ свою исключительную внешность. По всему было видно, что она человек цельный и состоятельный. И это было хуже всего. Зои, секретарша Мэтью, была похожа на потенциальную любовницу, мимолетное увлечение, заслуживающую сожаления ошибку, которую Мэтью мог бы совершить в командировке после лишнего стакана виски. Но Фатима явно ошибкой не была. Она не была мимолетным увлечением. Это была женщина, ради которой мужчина может бросить свою жену. – У них был роман? – спросила Аннабель у Джулиана. – Ты сказал бы мне, если бы это было так? – Стоп, Аннабель. Мэтью обожал тебя, и ты это знаешь. Ты просто слишком устала. – Она погибла вместе с моим мужем. Он находился в командировке, о которой я не знала, в стране, про поездку в которую Мэтью ничего мне не сказал. Как я могла не знать об этом? В ее голосе появились истерические нотки. Аннабель понимала, что нужно успокоиться, взять себя в руки, но не могла. Ей хотелось выскочить на веранду и заорать в пустое небо, громко, изо всех сил и как можно дольше. – Я попытаюсь выяснить. Уверен, что у этой поездки в Лондон существует разумное, логичное объяснение. – Джулиан подошел к Аннабель и положил руку ей на плечо. Потом посмотрел на Блоха. – Возможно, Аннабель следует поговорить непосредственно с человеком, который ведет расследование? Это могло бы ее как-то успокоить… – Разумеется. Она может звонить мне в любое время. К тому же я хочу посоветовать ей пообщаться со специалистом, который исследовал данные черного ящика. Он может подробнее рассказать о технической неисправности системы. – Думаю, это будет нелишним. Спасибо. А что насчет поисковой группы? Они ведь продолжают работу, не так ли?