Аннабель вдруг почувствовала, что все ее тело охватил озноб. Она запахнула поплотнее куртку и зябко обхватила себя руками за плечи. Зачем Мэтью связался с этими людьми? – Джулиан сказал мне, что семья Амиров не террористы. И что «Свисс юнайтед» не вел бы с ними дел, если бы все было иначе. – Так они и не террористы. Они отмывают грязные деньги. А вот их родственники – террористы. Аннабель бросила на Лоренцо сердитый взгляд. – Как бы там ни было, «Свисс юнайтед» будет работать с кем угодно. С террористами. Диктаторами. Наркоторговцами. А если нет, их просто вышвырнут из этого бизнеса. Как вы думаете, кто держит свои деньги на счетах в швейцарских банках? Бухгалтеры? Домохозяйки из Талса, штат Оклахома? Лоренцо усмехнулся. Аннабель почувствовала, что ее щеки вспыхнули. Она, конечно же, слышала разные истории о швейцарских банках. И даже время от времени знакомилась с некоторыми клиентами Мэтью – в основном это были его старые друзья по колледжу, которые зарабатывали деньги в Нью-Йорке и Лондоне, но при этом хотели припрятать парочку долларов на секретных номерных счетах. Аннабель знала, что делают они это, чтобы не платить налоги или, возможно, чтобы скрыть что-то от жены, которая в один прекрасный день может попытаться забрать при разводе все. Аннабель было известно, что с юридической точки зрения существует так называемая серая зона. Однако это казалось относительно безобидным – как преступление без жертвы. А Мэтью был адвокатом. Специализирующимся на налоговом праве! Не потому ли его наняли обеспечивать, чтобы все было более-менее в рамках законности? Не этим ли он занимался днями напролет, выискивая лазейки и механизмы, позволяющие уберечь чужие деньги от налоговых санкций? – Если вам сказал это ваш друг Джулиан, значит, он солгал. Он-то не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Будьте осторожнее в выборе тех, кому доверяетесь, Аннабель. Вы сейчас, дорогая моя, находитесь в Стране чудес. Как Алиса. Здесь, в Женеве, преступники могут быть вашими друзьями, а друзья – преступниками. Вы меня понимаете? Аннабель кивнула: – А вы сами к какой категории относитесь? Внезапно колесо автомобиля попало в выбоину, и Аннабель тихонько вскрикнула от неожиданности. Лоренцо мгновенно прижал ее к спинке сиденья. Водитель приопустил разделяющую их перегородку. – Lo siento, Señor Mora, – сказал он. – Hay hielo en la carretera[10]. – ¿Es el plano de los neumáticos?[11] – No, no[12]. Лоренцо удовлетворенно кивнул. Потянувшись вперед, он снова нажал кнопку, вернув перегородку на место. Когда он нагибался, Аннабель мельком заметила черный ремешок у него под пиджаком. Сначала она подумала, что это подтяжки, но потом догадалась, что это было на самом деле. Лоренцо Мора носил с собой пистолет. – Просто лед на дороге, – сказал он. – С шинами все в порядке. – Я говорю по-испански, – шепотом заметила Аннабель. Лоренцо удивленно поднял брови. – Какая образованная женщина. А еще какие-нибудь языки вы знаете? – Французский. Немного немецкий. Вы так и не ответили на мой вопрос. Лоренцо кивнул. – Аннабель, – сказал он с пресной улыбкой. – На данный момент я самый лучший друг, который у вас есть. Поэтому внимательно меня послушайте: не доверяйте ни единой живой душе из «Свисс юнайтед». Не верьте Джулиану Уайту. Не верьте Йонасу Клаузеру. Они вам не друзья. В Женеве у вас вообще нет друзей. Вы должны вернуться в Нью-Йорк. Или навестить свою сестру. Можете погостить у меня на Исла Альма, если хотите. Главное – уехать, не важно куда. На вашем месте я бежал бы отсюда как можно скорее, причем без оглядки. Марина Похороны Данкана Сандера состоялись в епископальной церкви Святого Джеймса в Верхнем Ист-Сайде – довольно странный выбор, учитывая то, что Данкан никогда не придерживался англиканской веры и не жил в Верхнем Ист-Сайде. Однако церковь Святого Джеймса была модным молитвенным домом; его посещали светские дамы, с которыми Данкан водил компанию; здесь отпевали представителей высшего манхэттенского общества. Даже если он встретил свою смерть, уплетая сэндвич за рабочим столом, от пули, выпущенной с близкого расстояния ему в голову из пистолета сорок пятого калибра, Данкан Сандер мог быть абсолютно спокоен насчет того, что попрощаются с ним достойно и элегантно. Очевидно, он оставил своему адвокату пространный список требований и распоряжений относительно собственных похорон, когда для них придет время, указав там все: от музыки, которая должна звучать, до цвета урны, куда следует поместить его прах. Все было в точности так, как он хотел. И Марина могла утешить себя хотя бы этим. Когда она приехала в церковь, скамьи были почти заполнены, и она села в конце зала. Впереди, слева от кафедры, она видела сорудников редакции журнала «Пресс»; все, приветствуя, целовали друг друга с торжественным выражением лица и незаметно сражались за места: если не возле самого Филипа Бранкузи, то, по крайней мере, поближе к центральному проходу, чтобы было лучше видно. В правом крыле церкви тем же была занята светская публика. Марина улыбнулась. Данкану все это очень понравилось бы. Здесь были буквально все, кто хоть что-нибудь собой представлял. Это была самая нарядная толпа, которую Марине довелось когда-либо видеть, за исключением сборища на Неделе моды. Конечно, все было выдержано в черных тонах, однако здесь были представлены наряды из последних парижских коллекций. Марина еще никогда в жизни не видела столько черных сумочек «Биркин» от «Гермес» в одном помещении одновременно. Алтарь был украшен лилиями, белыми розами и композициями из огромных голландских тюльпанов в горшках, которые тяжело склоняли вниз свои головки, как будто тоже скорбели о покойном. Марина подумала, уж не было ли это устроено светским флористом Джеромом Котиллардом, с которым у Данкана как-то был короткий, но бурный роман. По крайней мере, она надеялась на это – в конце концов, он ведь был лучшим в своем деле. Сама Марина была одета в простое черное платье с рукавами три четверти, а поверх него – в винтажное пальто от Ланвен, о котором Данкан когда-то сказал, что оно – «само совершенство». На лице – минимум косметики, а из ювелирных украшений – только обручальное кольцо. Черные волосы были собраны на затылке в конский хвост. От недосыпания ее тонкая кожа казалась прозрачной, а под глазами залегли голубоватые тени, похожие на синяки. В общем, выглядела она ужасно, но ей было все равно. В отличие от других сотрудников журнала «Пресс», Марина пришла сюда, чтобы попрощаться с человеком, а не поглазеть на церемонию. Хоть ей и трудно было на этом сконцентрироваться: она инстинктивно старалась определить, не преследуют ли ее, не следят ли за ней, и ее взгляд бегал по сторонам. Пальцы крепко сжимали небольшую черную сумку, в которой лежали солнцезащитные очки, пачка салфеток и брелок в форме сердечка, который Грант подарил Марине, когда она переехала к нему жить. А на кольце брелока висел ключ от дома и, что более важно, та самая флешка. Марина буквально ни на минуту не расставалась с этой флешкой. Женщину ужасало, что она у нее, но еще больше Марина боялась ее потерять. Она не посмела открыть флешку у себя на компьютере, хоть ей и отчаянно этого хотелось. А что, если кто-то влезет в ее ноутбук? Марина знала, что любое устройство, имеющее выход в Интернет, уязвимо по определению. В наши дни хакеры способны следить за каждым из нас через мобильные телефоны и камеры ноутбуков. А она должна быть уверена, что информация находится в полной безопасности. Ей необходима была помощь человека, гораздо более искушенного в технических вопросах, чем она сама, но это должен быть тот, кому она, безусловно, доверяет. Марина знала только одного человека, подходящего для такой работы, и, если ей повезет, она найдет его здесь. – У вас тут не занято? Услышав знакомый голос, Марина подняла глаза. Ну, вот и он. Марина подвинулась, освобождая место для Оуэна Барри. Хотя последний раз они виделись не меньше года назад, он почти не изменился. Все такой же долговязый, каким она его помнила, причем его худоба еще больше подчеркивалась плохо сидевшим костюмом. Рыжевато-белокурые волосы возле ушей слегка тронула седина, но сейчас у него была короткая стрижка, и Марина подумала, что благодаря ей он выглядит более мудрым и опытным. Хотя свой пятидесятый день рождения Оуэн отметил уже достаточно давно, в нем до сих пор чувствовалось мальчишеское обаяние. И когда он улыбнулся, Марина не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. – Я надеялась встретить тебя здесь, – сказала она. – Как поживаешь, красотка? – Оуэн поцеловал Марину в обе щеки. – Выглядишь, как всегда, сногсшибательно. Пожилая женщина на скамье перед ними обернулась и бросила на говоривших укоризненный взгляд. – Простите, – произнес Оуэн, а потом уже шепотом добавил Марине на ухо: – Но выглядишь ты все равно потрясающе. Она с трудом сдержала смех. Данкан всегда любил Оуэна, и легко было понять почему. В те моменты, когда Оуэн к ней не приставал, – а даже когда и приставал, – он был безумно обаятельным. При этом он был чертовски хорошим журналистом, одним из немногих, кого Данкан считал себе ровней. Много лет тому назад Оуэн помогал им раскручивать журналистское расследование по Морти Райссу и с тех пор успел получить две Пулитцеровские премии: одну за материал о торговцах оружием с Ближнего Востока, другую – за серию статей о кризисе водоснабжения в городе Флинт, штат Мичиган. До Марины доходили слухи о том, что Оуэн ушел из «Уолл-стрит джорнел» ради того, чтобы возглавить вебсайт «Деливерэбл», но от самого Оуэна подтверждения этому она не слышала. За годы знакомства они не поддерживали тесного контакта – лишь время от времени обменивались имейлами да случайно сталкивались на традиционной рождественской вечеринке у Данкана. Хотя Марине и нравилась компания Барри, после помолвки она предпочитала держаться от него на почтительном расстоянии: он любил пофлиртовать и частенько заставлял ее понервничать. – Спасибо, – одними губами ответила она и указала подбородком на органиста, заигравшего скорбную похоронную мелодию. – После всего этого нам нужно будет поговорить, – шепнул ей Оуэн, слегка толкнув плечом. – Где-нибудь в укромном месте. Марина кивнула и огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. – Я подумала о том же. – У меня или у тебя? Она бросила на него осуждающий взгляд. – А что? – Оуэн с невинным видом часто заморгал. – Мы сейчас оба такие классные. Вот и все, что я имел в виду. – Оуэн, я помолвлена! И не могу посреди бела дня привести тебя к себе домой. – А что я тогда должен был предложить? Ресторан? «Карлайл»? Просто усесться где-нибудь в кафе мы с тобой не можем. Мой офис находится аж в Трайбеке. Так что я мог бы прийти к тебе домой. – Мой жених будет не в восторге. – Ох, жених! – Оуэн закатил глаза. – Где он сейчас? Наматывает километры, плавая в бассейне, полном денег? Марина обернулась и обвела взглядом заднюю часть церкви. – Он здесь. Грант стоял возле гостей, собравшихся за скамьями. Увидев Марину, он улыбнулся и помахал ей рукой, жестами показывая, что пытался к ней пробиться, но ничего не вышло. – Попрошу вас, потише, пожалуйста, – зашипела на них женщина, сидящая впереди. – Здесь все-таки похороны. Оуэн и Марина дружно склонили головы якобы в молитве. – Потом поговорим, – прошептала Марина как можно тише. – Найдем какое-нибудь подходящее место. – Ладно. Потому что я хочу кое-что тебе показать. Это от него. – От него? – Да. – Для нас? – Да. – Господи Иисусе! – Вот уж действительно – Господи Иисусе, – сказал Оуэн и перекрестился. А тем временем все присутствующие встали и по центральному проходу направились к выходу. После похорон Грант вернулся к себе в офис. Когда его машина отъезжала от бордюра, Марина помахала ей вслед рукой. Но как только Грант скрылся за углом, Марина с Оуэном пришли к соглашению провести встречу у него дома. Барри удалился, а Марина подошла к коллегам, чтобы поздороваться. Если бы журналисты заметили, что она уходит вместе с Оуэном, они могли бы подумать бог весть что. В любом случае лучше подстраховаться, чем потом раскаиваться. Оуэн Барри жил на верхнем этаже старого дома в восточной части Шестьдесят девятой улицы. Пока они поднимались наверх на хлипком лифте, Марина размышляла о том, почему она с ним никогда здесь не пересекалась, ведь они с Грантом жили всего в квартале от этого места. Их просторная квартира с тремя спальнями в шикарном здании на Парк-авеню была несоизмеримо роскошнее жилья Оуэна. В этом и заключалась одна из забавных особенностей Нью-Йорка: здесь можно было снять крохотную тесную студию, которая находится через дорогу от пентхауза, стоимостью пятьдесят миллионов долларов. Марина и Грант жили в другом мире, нежели Оуэн, но при этом, вероятно, пользовались услугами одной химчистки. Садились в сабвей на одной и той же станции. Покупали продукты в одном и том же бакалейном магазинчике, расположенном на углу Лексингтон и Шестьдесят восьмой улицы. – Прости за беспорядок, – с порога попросил Оуэн, открывая дверь, и протянул Марине руку, помогая переступить через стопку старых газет, лежавшую у нее на пути. – Я не ждал гостей. Марина огляделась по сторонам. Складывалось впечатление, что гости у Оуэна все-таки были, причем вчера вечером. На журнальном столике стояла пустая бутылка из-под вина. На полу у камина Марина увидела два бокала, один из них был со следами помады. Марина сделала вид, будто не заметила этого, а сама подумала, что Оуэн действительно с кем-то тут живет. Но потом отбросила эту идею. Оуэн Барри, которого она знала, был не тем человеком, чтобы вступать в серьезные отношения. Да и сложно представить себе женщину, которая согласилась бы жить в таком свинарнике. – Хочешь пива или еще чего-нибудь? Может быть, кофе? – Кофе было бы здорово, – ответила Марина. – Спасибо.