– Знаю, знаю, я как раз планировал. – Тень вздохнула, уронив голову на руки. – Займусь этим сегодня вечером. Как она? – Отдыхает, – ответила медсестра. – Бедняжка, ее сильно обидели. Я дала ей слабый отвар сонного зелья, пусть поспит до конца уроков. Раздался смешок. – Когда ты последний раз давала сонное зелье ребенку, он проспал две недели. И это ты мне говоришь оставаться незаметным. Я с трудом разобрала ответ медсестры, кажется, она сказала: – Она дочь своего отца. С ней все будет хорошо. А может, мне это почудилось. Все кругом поплыло, как нечеткое изображение, я отключилась. – Меган! Кто-то будил меня. Недовольно бурча, я зашевелилась, на мгновение растерявшись, и наконец подняла голову. В глазах будто десять кило песка, уголки глаз слиплись от засохших слез. Застонав, я протерла глаза и мутным взглядом посмотрела на Робби. На секунду мне показалось, что он был встревожен. Я моргнула, и передо мной был прежний улыбающийся Робби. – Просыпайся, спящая красавица, – поддразнивал он, пока я пыталась сесть. – Тебе повезло, школа опустела. Можно ехать домой. – А? – пробурчала я, вытирая с глаз последние засохшие корочки, образовавшиеся после долгих рыданий. Фыркнув, Робби поднял меня на ноги. – Вот, – сказал он, протягивая мой рюкзак, набитый книгами. – Тебе повезло, что у тебя такой хороший друг. Я отметил тебя на всех уроках, которые ты пропустила. И кстати, я тебя прощаю. И не скажу «я же тебе говорил!» Он тараторил очень быстро. Мой мозг еще не проснулся, разум был затуманен. – О чем ты? – пробормотала я, закидывая рюкзак на спину. И тут я вспомнила. – Надо позвонить маме, – сказала я, плюхнувшись обратно на койку. Робби нахмурился, растерявшись. – Чтобы она приехала за мной, – объяснила я. – Ни за что больше не сяду в автобус. – Меня охватило отчаяние, я спрятала лицо в ладонях. – Послушай, Меган, – начал Робби, – я слышал, что произошло. В этом нет ничего страшного. – Спятил?! – спросила я, глядя на него сквозь пальцы. – Меня обсуждает вся школа. Еще и в школьную газету попадет. Меня распнут, если я покажусь на людях. А ты говоришь, ничего страшного? Я подтянула колени к груди и уткнулась в них головой. Все ужасно несправедливо! – У меня день рождения, – простонала я. – Такое не должно происходить с людьми в их день рождения! Робби вздохнул. Бросив рюкзак, он сел и обнял меня, прижимая к груди. Я всхлипнула, пролив несколько слез на его куртку, прислушиваясь к биению его сердца сквозь рубашку. Оно стучало очень быстро, словно он пробежал пару километров. – Ну же. – Робби встал, потянув меня за собой. – Ты справишься. Обещаю, завтра никто и не вспомнит. – Он улыбнулся, сжимая мою ладонь. – Тебе разве не надо ехать за правами? Эта яркая искра в черной полосе невзгод моей жизни вселила в меня надежду. Я кивнула, готовясь к тому, что будет дальше. Мы вышли из медпункта вместе, Робби крепко сжимал мою руку. – Держись ближе, – пробормотал он, когда мы вышли в людный коридор. Энджи с тремя своими подружками стояли у шкафчиков, болтая и щелкая жевательной резинкой. Живот снова скрутило, сердце бешено заколотилось. Робби сжал мою ладонь. – Все хорошо. Не отходи от меня и ни с кем не разговаривай. Они нас и не заметят. Когда мы подошли ближе к девчонкам, я приготовилась к тому, что они обрушат на меня свои насмешки и колкости. Но мы пронеслись мимо, и они едва на нас взглянули; хотя в тот момент Энджи как раз описывала мой позорный побег из столовой. – А потом она, такая, стала рыдать, – рассказывала Энджи, ее гнусавый голос было слышно через весь коридор. – А я ей: «Божечки, ну что за неудачница! Чего еще ждать от деревенщины?» – Ее голос перешел в шепот, и она склонилась ниже. – Я слышала, ее мама ненормально одержима свиньями. Ну, вы поняли! Подружки задорно захихикали, и я едва не сорвалась. Однако Робби крепче сжал мою руку и потащил за собой. Я услышала, как он что-то пробормотал себе под нос, и почувствовала вибрацию в воздухе, как от беззвучного грома. Энджи закричала. Я пыталась обернуться, но Робби потянул меня за собой, пробираясь сквозь толпу, пока остальные ученики оборачивались на крик. Но на долю секунды я заметила, как Энджи прикрыла нос руками, а вопли ее все больше походили на визг свиньи. Глава 3 Подменыш Дорога домой была тихой. По крайней мере, мы с Робби ехали молча. Отчасти оттого, что я не хотела привлекать к себе внимание, но больше потому, что в голове роилось множество мыслей. Мы сели в дальнем углу автобуса, где я прильнула к окну, глядя на проносящиеся мимо деревья. Я достала телефон, включила музыку в наушниках погромче, что было лишь предлогом ни с кем не разговаривать. В ушах до сих пор стоял поросячий визг Энджи. Это, наверное, был самый ужасный звук, что я когда-либо слышала, но, хоть она и была настоящей стервой, чувствовала я себя немного виноватой. Я не сомневалась, что это дело рук Робби, хоть мне и не доказать этого. Мне правда было страшно поднимать эту тему. Робби теперь казался другим человеком: тихий, задумчивый, он наблюдал за детьми в автобусе с хищной проницательностью. Он вел себя странно – и даже жутко, – и я задумалась, что с ним не так. Мне снился необычный сон, который, как мне стало казаться, вовсе не был сном. Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что знакомый голос собеседника медсестры принадлежал Робби. Вокруг происходило что-то странное, плохое и ужасное, и самым страшным было то, что опасность, казалось, скрывалась за привычными лицами. Я украдкой взглянула на Робби. Как хорошо я знала его? Он был моим другом дольше, чем я себя помню, и все же я никогда не бывала у него дома и не встречала его родителей. Я предлагала несколько раз встретиться у него, но он всегда находил отговорки: родителей не было в городе или они ремонтировали кухню, которую я тоже никогда не видела. Это было странно, но еще более странным казалось то, что я никогда не задумывалась об этом, не ставила под сомнение. Робби просто существовал в моей жизни, словно появился из ниоткуда, без прошлого, без дома, без истории. Какую музыку он любил? Были ли у него цели в жизни? Влюблялся ли он когда-нибудь? «Совсем ничего, – тревожно шептал мой разум. – Ты ничегошеньки о нем не знаешь!» Вздрогнув, я повернулась к окну. Автобус остановился у знака «Стоп», и я заметила, что мы выехали за город и едем в наше болотистое захолустье. Мой район. Дождь заливал окна, отчего болота за окном казались размытыми, деревья – нечеткими темными очертаниями. Я сморгнула и откинулась на спинку сиденья. Далеко на болоте под ветвями огромного дуба стояли лошадь и всадник, такие же неподвижные, как и деревья вокруг. Лошадь была крупная, черная, с гривой и мокрым хвостом, колыхающимся на ветру. Всадник был высоким и худым, одет в серое и черное. На его плечах развевался черный плащ. Сквозь дождь я мельком разглядела его лицо: молодое, бледное, поразительно красивое… и смотрело прямо на меня. В животе все перевернулось, дыхание перехватило. – Роб, – пробормотала я, вытаскивая наушники, – посмотри на… Лицо Робби была буквально в сантиметре от моего, он таращился в окно, прищурившись и злобно нахмурившись. Живот скрутило, я отстранилась, но он и не заметил. Губы его зашевелились, он прошептал всего лишь слово, так тихо, что я едва расслышала. – Эш. – Эш? – повторила я. – Кто такой Эш? Выпустив струю выхлопного газа, автобус снова тронулся. Робби откинулся назад с совершенно каменным лицом. Сглотнув, я посмотрела в окно, но под дубом уже никого не было. Лошадь и всадник исчезли, словно их никогда и не было. Странностей становилось все больше. – Кто такой Эш? – повторила я свой вопрос, поворачиваясь к Робби, который, казалось, обитал в каком-то своем мирке. – Робби, эй! – Я толкнула его в плечо. Он дернулся и наконец посмотрел на меня. – Кто такой Эш? – Эш? – На мгновение глаза его налились яростью, а выражение лица было как у дикой собаки. Затем он моргнул и снова стал нормальным. – О, да так, старый приятель. Не волнуйся, принцесса. Его слова как-то странно на меня повлияли, словно я должна была забыть все только потому, что он так сказал. Меня раздражало, что он что-то скрывал, но это чувство быстро улетучилось, и я уже и не помнила, о чем мы только что говорили. Когда мы подъехали к нашей остановке, Робби вскочил как ошпаренный и выбежал из автобуса. Наблюдая за его побегом, я не спеша убрала телефон в сумку и вышла следом. Меньше всего мне хотелось, чтобы эта дорогая вещица промокла. – Мне нужно идти, – заявил Робби, когда я подошла к нему на тротуаре. Его зеленые глаза скользили по деревьям, будто ожидая, что из леса что-то вылетит. Я огляделась, но кругом было тихо и спокойно, лишь птичья трель над головой. – Я… эм-м-м… забыл кое-что дома. – Он посмотрел на меня извиняющимся взглядом. – Увидимся вечером, принцесса, ладно? Я принесу шампанское. – О! – Я и забыла об этом. – Конечно. – Иди сразу домой, хорошо? – Напряженный, Робби прищурил глаза. – Не останавливайся и ни с кем по дороге не разговаривай, поняла? Я нервно засмеялась. – Ты что, мамочка? Скажи еще, чтобы я не играла с ножницами и смотрела по сторонам, переходя через улицу! Кроме того, – продолжила я, когда Робби ухмыльнулся, снова став похожим на себя, – кого я встречу в этом глухом захолустье? – Внезапно мне вспомнился тот юноша на лошади, и снова как-то странно засосало под ложечкой. Кто это был? Почему я не могу перестать думать о нем? Если он вообще был. Все так странно. Если бы не реакция Робби в автобусе, я бы подумала, что этот человек мне померещился. – Отлично. – Робби помахал мне, сверкнув озорной ухмылкой. – Увидимся позже, принцесса. Не дай Кожаному лицу поймать тебя по дороге. Я пнула его. Рассмеявшись, он отскочил и побежал по дороге. Закинув рюкзак на плечо, я поплелась по подъездной дорожке к дому. – Мам? – позвала я, открывая дверь. – Мам, я дома! Меня встретила тишина, эхом отражаясь от стен и тяжело повиснув в воздухе; она будто ожила, села в центре комнаты и смотрела на меня холодными глазами. Сердце начало громко и быстро стучать в груди. Что-то не так. – Мам? – снова позвала я, осмеливаясь зайти. – Люк? Есть кто дома? – Дверь скрипнула, пока я медленно прокрадывалась дальше. Телевизор громко ревел и мерцал, показывали какое-то старое черно-белое комедийное шоу, но на диване напротив было пусто. Я выключила телек и пошла дальше по коридору, на кухню. На мгновение все показалось нормальным, кроме открытой скрипящей дверцы холодильника. Внимание привлек небольшой предмет на полу. Сначала я подумала, что это грязная тряпка, но, присмотревшись, поняла, что это был Ушастик – игрушечный кролик Итана. Голова его была оторвана, из отверстия осыпалась вата. Выпрямившись, я услышала слабый шум по ту сторону обеденного стола. Я обошла кругом, желудок так сильно скрутило, что к горлу подступила тошнота. На кафельном полу в клетку лежала мама, раскинув руки и ноги, лицо ее наполовину было измазано чем-то багровым. В безвольной левой руке она держала свою сумку, содержимое которой рассыпалось по всему полу. В дверном проеме, склонившись над с ней с любопытством, стоял Итан. Он улыбался.