– О-о-о, – пробормотала я, чувствуя, как заливаюсь краской, – да все в порядке, забудь! – Не могу, – пробубнил он. – Все время думаю о тебе. Я вел себя как придурок и хочу загладить вину. Может… – Он замолчал, покусывая губу, а затем выпалил: – Хочешь пообедать со мной сегодня? Сердце колотилось в груди, бабочки в животе запорхали, и казалось, что я парила над землей. Мне едва хватило воздуха, чтобы выдать, затаив дыхание: – Конечно. Скотт широко улыбнулся, обнажая белоснежные зубы, и подмигнул мне. – Эй, ребята, гляньте сюда! – Один из приятелей Скотта, стоявший недалеко от нас, помахал нам с телефоном в руках. – Улыбнитесь! Не успела я понять, что происходит, как Скотт обнял меня за плечи и притянул к себе. Я ошеломленно уставилась на него, сердце бешено колотилось. Он сверкнул ослепительной улыбкой на камеру, а я просто тупо смотрела на него, как идиотка. – Спасибо, Мег, – сказал Скотт, отстраняясь. – Увидимся за ланчем. – Он улыбнулся и, подмигнув напоследок, побежал к школе. Дружок с телефоном усмехнулся и убежал за ним, оставив меня на парковке, потрясенную и растерянную. Я стояла как идиотка, наблюдая, как кругом снуют одноклассники. В конце концов я расплылась в улыбке, едва сдерживаясь, чтобы не разразиться безумным смехом на всю площадку. Скотт Уолдрон хотел со мной встретиться! Он хотел пообедать со мной вдвоем сегодня! Может, мне наконец улыбнулась удача? Неужели это будет лучший мой день рождения? Когда на парковку обрушился серебристый занавес дождя, я почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, я увидела, как Робби наблюдает за мной в толпе. Сквозь пелену дождя его глаза блестели необыкновенным ярко-зеленым цветом. Когда ливень обрушился на нас и ученики бросились к школе, мне показалось, по его лицу скользнула странная тень: длинная морда, прищуренные глаза, высунутый язык и острые клыки. Желудок скрутило, я моргнула, и вот Робби снова стал самим собой – нормальный, улыбающийся, не заботясь о том, что промокнет. Я же тоже промокну! Взвизгнув, я нырнула под крышу и забежала в школу. Робби побежал за мной, смеясь, дергая меня за промокшие локоны, пока я не стукнула его, чтобы прекратил. Весь первый урок я то и дело поглядывала на Робби, пытаясь снова поймать этот жуткий, хищный образ на его лице и гадая, не сошла ли я с ума. А в итоге я вывихнула шею и получила резкое замечание учителя о том, что надо поменьше пялиться на мальчиков. Когда прозвенел звонок на обед, я вскочила; сердце трепетало, пульс участился. Скотт ждал меня в столовой. Я схватила книги, сунула их в рюкзак, развернулась… И наткнулась на Робби, стоявшего у меня за спиной. Я завопила: – Роб, я стукну тебя, если не перестанешь так делать! Отойди. Мне нужно бежать. – Не ходи. – Его голос был тихим, серьезным. Я с удивлением посмотрела на него. Вечно глупая ухмылка исчезла, зубы стиснуты, взгляд пугающий. – Чувствую, это плохо кончится, и тебе достанется больше всех. Обещай, что не пойдешь. Я отпрянула. – Ты что, подслушивал? – требовательно спросила я, нахмурившись. – Да что с тобой не так? Не слыхал о личных разговорах? – Уолдрону на тебя плевать. – Робби скрестил руки, бросая мне вызов. – Он разобьет тебе сердце, принцесса. Поверь мне, навидался я таких типов. Меня охватил гнев; гнев на то, что он постоянно совал нос в мои дела, что мог быть прав. – Еще раз, не твое дело, Роб! – рявкнула я, на что он изогнул брови. – Я могу о себе позаботиться, ясно? Хватит лезть, куда не просят. В его глазах мелькнула боль, но быстро исчезла. – Прекрасно, принцесса. – Он ухмыльнулся, подняв руки. – Не намочи свои королевские трусики. Забудь, что я сказал. – Ну и ладно! – Вскинув голову, я вышла из класса, не оглядываясь. Пока я шла в столовую, меня снедало чувство вины. Я сожалела, что огрызнулась на Робби, но иногда он вел себя как старший брат, и это бесило. Как бы то ни было, Робби всегда был таким – ревнивым, чрезмерно заботливым, все время за мной присматривал, словно это его работа. Даже не припомню, как мы впервые встретились; кажется, он всегда был рядом. В столовой было шумно и тускло. Я остановилась в дверях, выискивая Скотта, и нашла: он сидел за столом посреди зала в окружении чирлидерш и дружков-футболистов. Я замешкалась. Не могу же я просто подойти к ним и сесть; Энджи Уитмонд со своими подружками разорвут меня в клочья. Скотт поднял глаза и, увидев меня, расплылся в ленивой улыбке. Принимая это за приглашение, я направилась к нему, пробираясь между столами. Он достал телефон, нажал на кнопку и посмотрел на меня полуприкрытыми глазами, улыбаясь. Рядом зазвонил телефон. Я вздрогнула, но продолжила идти. За спиной послышались вздохи и хихиканье, а затем перешептывание, такое неприятное, будто обсуждали меня. Я чувствовала, что меня сверлят взглядами. Стараясь не обращать на это внимания, я шла по проходу. Зазвонил еще один телефон. И еще. Теперь шепот и смех распространялись как лесной пожар. Я почему-то сразу почувствовала себя ужасно незащищенной, обнаженной, будто в лучах прожектора, напоказ. Они же не могли смеяться надо мной, так? Двое парней тыкали на меня пальцами, перешептываясь, и я изо всех сил старалась не обращать на них внимания. Скотт был уже близко. – Эй, красотка! – Кто-то ударил меня по заднице, и я вскрикнула. Обернувшись, я увидела Дэна Оттомана – прыщавого светловолосого кларнетиста из группы. Он взглянул на меня и подмигнул. – Не знал, что ты из таких, – сказал он, пытаясь источать очарование, но лишь напоминая мне грязного лягушонка Кермита. – Приходи в группу как-нибудь. У меня есть для тебя флейта, можешь поиграть. – О чем ты? – рявкнула я на него. Хмыкнув, он протянул телефон. Поначалу экран был пуст, затем ярко-желтыми буквами появилось сообщение: «Чем Меган Чейз похожа на холодное пиво?» Я ахнула, сообщение сменилось картинкой. Там была я. Мы со Скоттом на парковке, он обнимал меня за плечи, широко улыбаясь. Только теперь, – у меня аж челюсть отвисла, – я была голой и таращилась на него пустыми и глупыми глазами. Наверное, использовал фотошоп: на фото у меня было до неприличия худое и бесформенное тело, грудь плоская, как у двенадцатилетней девочки. Я замерла, сердце мое остановилось, когда на экране всплыло второе сообщение. «Мягко пьется и дается легко!» Земля ушла из-под ног, щеки налились пунцом. Я с ужасом посмотрела на Скотта и увидела, что вся их компания хохочет, тыча в меня пальцем. Телефоны продолжали звонить по всей столовой, смех сотрясал все вокруг, словно цунами. Я дрожала, в глазах защипало. Закрыв лицо руками, я развернулась и побежала, чтобы не расплакаться там, как ребенок. Пронзительный смех эхом преследовал меня, слезы обжигали глаза, словно яд. Мне удалось пересечь весь зал не споткнувшись, и, с грохотом распахнув дверь, я выбежала в коридор. Почти час я провела в дальней кабинке женского туалета, рыдая и планируя переехать в Канаду или, может, на Фиджи – куда-нибудь далеко-далеко. Я не смела показываться на глаза в таком состоянии. Наконец, когда слезы утихли и дыхание восстановилось, я задумалась, какой несчастной была моя жизнь. «О, какая честь, – с горечью подумала я, затаив дыхание, когда в уборную вошли девчонки. – Скотт Уолдрон личной персоной решил разрушить мою жизнь. Бьюсь об заклад, он ни с кем такого еще не проделывал. Вот повезло, я самая большая неудачница в мире». Слезы снова подкатывали, но я устала реветь, поэтому сдержалась. Поначалу я думала отсидеться в туалете до конца занятий. Но если бы в классе меня спохватились, то в первую очередь искали бы здесь. Поэтому, собравшись с духом, я на цыпочках спустилась в медпункт, чтобы притвориться, что жутко болит живот, и отсидеться там на время. В лоферах на толстой подошве в нескольких шагах от меня стояла медсестра; когда я заглянула, она бросила на меня взгляд, предупреждающий, что не потерпит очередных подростковых капризов. Кожа на ее лице походила на кожуру усохшего ореха, седые волосы собраны в строгий пучок, на кончике носа красовались крошечные золотистого цвета очки. – Итак, мисс Чейз, – заговорила она хриплым высоким голосом, отложив в сторону блокнот, – что привело вас сюда? Я удивилась, что она меня знает. В медпункте я была только раз, когда сбившийся с курса футбольный мяч угодил мне в лицо. Тогда медсестра была худощавой и высокой, с неправильным прикусом, из-за чего походила на лошадь. А эта пухлая, скукоженная маленькая женщина была тут новенькой, и ее взгляд меня немного нервировал. – Желудок болит, – пожаловалась я, держась за живот так, словно он вот-вот лопнет. – Мне бы прилечь на пару минут. – Конечно, мисс Чейз. В той комнате есть несколько коек. Я принесу что-нибудь, чтобы стало легче. Кивнув, я направилась в комнату, разделенную несколькими огромными простынями. Там было пусто, никого, кроме нас двоих. Отлично. Я выбрала угловую койку и легла на застеленный одноразовой простыней матрас. Через несколько минут появилась медсестра и протянула мне одноразовый стаканчик с пузырящейся и шипящей жидкостью. – Вот, прими, станет легче, – сказала она, вкладывая стаканчик в мои руки. Я уставилась на него. Шипучая белая жидкость пахла шоколадом и травами, но был еще какой-то запах, настолько сильный, что глаза слезились. – Что это? – спросила я. Медсестра улыбнулась и вышла. Я осторожно сделала один глоток и почувствовала, как тепло расплывается от горла к животу. Вкус был невероятный, как самый вкусный шоколад в мире, с легким горьковатым послевкусием. Опрокинув стаканчик, я выпила все до последней капли. Почти сразу же мне захотелось спать. Я прилегла на шуршащий матрас, закрыла глаза, и все исчезло. Проснулась я от тихих голосов, говорящих украдкой, прямо за занавеской. Я хотела пошевелиться, но тело и голова были словно ватные. Я изо всех сил старалась держать глаза открытыми. За свисающей простыней виднелись два силуэта. – Не делай ничего безрассудного, – предостерег низкий, хриплый голос. «Медсестра», – подумала я, гадая в бреду, а не даст ли она мне еще того вкусного шоколада. – Помни, твой долг – присматривать за девушкой. Ты не должен делать ничего, что привлечет внимание. – Я? – удивился до боли знакомый мне голос. – Привлечь внимание? Зачем мне это? Медсестра фыркнула. – Если вся команда поддержки превратится в мышей, Робин, я буду очень тобой недовольна. Дети смертных слепы и жестоки, сам знаешь. Ты не должен мстить, как бы ни относился к девочке. Особенно сейчас. Грядут куда более тревожные времена. «Это сон, – подумала я. – Да, наверняка. Что было в том стаканчике?» В тусклом свете силуэты, жестикулирующие за занавеской, казались странными и неправдоподобными. Медсестра будто была еще меньше. Вторая тень была еще более необычной: нормального роста, но на голове не то уши, не то рога. Тот, что повыше, вздохнул и сел на стул, скрестив длинные ноги. – Я уже это слышал, – пробормотал он. – Ходят мрачные слухи. При Дворах неспокойно. Похоже, обоих что-то напугало. – Именно поэтому ты должен продолжать защищать ее и присматривать за ней. – Медсестра развернулась, уперев руки в бока, и продолжила упрекающим голосом: – Я удивлена, что ты до сих пор не дал ей отпить дурманящего вина. Сегодня ей исполняется шестнадцать. Пелена спадает с глаз…