— Значит, пустые разговоры. — Лишь немногим больше. Однажды славным весенним денечком я оказался в Лас-Вегасе, штат Нью-Мексико. Подорожные мне нужны были отчаянно, поэтому я и ограбил один из их маленьких банков, где такие высокие проценты. Думал, услугу всем окажу. Ведь вора ж не обворуешь, верно? Добрых граждан я никогда не грабил. Даже часы ни у кого не отобрал. — Все равно воровство. — Вот и в Нью-Мексико так же считали, — сказал на это Когбёрн. — Пришлось спасаться бегством. В один день — три драки. Бо жеребчик был крепкий, и не родилась в тех землях лошадь, что его бы заставила глотать за собой пыль. Да только не понравилось мне, что меня гонят, как вора, да еще и стреляют вслед. Поэтому, когда от погони осталось человек семь, развернул я Бо, взял вожжи в зубы да погнал прямо на тех ребят, паля из двух флотских револьверов, что у меня в седельных кобурах с собой. А ребята, видать, все женатые, домашних своих любят, поэтому быстренько рассеялись они все да и по домам разбежались. — Трудновато в такое поверить. — Во что? — Что один против семерых так выдюжит. — И тем не менее. Мы так в войну делали. Я видал, как дюжина дерзких всадников целый кавалерийский отряд в бегство обращала. Скачешь на человека быстро и не сворачиваешь, и у него не будет времени подумать, сколько с ним товарищей, — он только про себя самого думать станет, как ему поскорее убраться с дороги этого беса, что на него с цепи сорвался. — Сдается мне, вы «арапа» мне «заправляете». — Ну, так оно все и было, как ни верти. И мы с Бо шагом въехали в Техас — не бегом бежали, учти. Нынче я б так не решился. Сейчас я старше стал, неповоротливей, да и Бо тоже. Деньги я просадил в Техасе на четвертьмильных скаковых лошадок, потом за жуликами этими гнался аж за Красную реку, но на землях чикасо след их потерял. Примерно тогда я и связался с неким Фогельсоном — он стадо мясного скота в Канзас перегонял. С теми волами нам пришлось крутенько. Каждую ночь лило, трава — как губка мокрая. А днем облачно, и нас комары поедом едят. Фогельсон гонял нас, что твой отчим. Мы и спать забыли. А как до Южно-Канадской доехали, видим — она вся из берегов вышла. Но у Фогельсона уговор был — доставить стадо к сроку, поэтому ждать он не захотел. «Ребяты, — говорит, — форсируем». Голов семьдесят мы на этой: переправе потеряли — и это, считай, нам повезло. И фургон у нас унесло, так после этого мы без хлеба и кофе жили. На Северо-Канадской — та же история. «Ребяты, форсируем». Какие-то волы в грязи завязли уже на другом берегу, так я их своими руками выволакивал. Даже Бо весь выдохся, и я ору этому Хатченсу: мол, подъедь, помоги. А он там сидит на лошади да трубочку покуривает. Ну, он не гуртовщик ни разу — он из Филадельфии, что в Пенсильвании, у него какая-то доля в этом стаде была. И вот он мне отвечает: «Сам справляйся. Тебе за это платят». Ну, тут я и не выдержал. Не стоило, само собой, да только я измотался весь, без кофе к тому ж. Но его не сильно ранило, только голову пулей оцарапало, и он от неожиданности трубку свою перекусил напополам. Однако ничего не попишешь, захотел, чтобы все по закону было. Только какой уж тут закон в глухомани? Фогельсон ему так и объяснил, но Хатченс меня разоружил и еще с двумя гуртоправами повез сдавать в Форт-Рино. Да армии какое дело до гражданских размолвок? Но там случились два федеральных судебных исполнителя — приехали забирать торговцев виски. И одним был не кто иной, как Поттер. Я уже почти засыпала. Кочет подтолкнул меня локтем и говорит: — Одним исполнителем, говорю, Поттер был. — А? — Одним исполнителем в Форт-Рино был Поттер. — Это ваш боевой товарищ? Тот же самый? — Да, Коламбус Поттер собственной персоной. Как же я ему обрадовался. А он виду не показал, что меня знает. Говорит Хатченсу: беру, мол, этого под свою ответственность и прослежу, чтоб против него дело завели. А Хатченс ему: дескать, закончу дела в Канзасе, возвращаться буду через Форт-Смит — тогда и в суде выступлю. Поттер ему говорит: ты заявление прямо тут напиши, этого хватит, чтоб ему нападение с физическим насилием припаять. Хатченс такой: никогда, мол, не слыхал, чтобы суду не требовались свидетели. А Поттер ему: мы, говорит, так время экономим. В общем, приезжаем мы в Форт-Смит, и Поттер меня произвел в помощники судебного исполнителя. За него самого перед главным исполнителем еще Джо Шелби[71] поручился, так вот Поттер на эту работу и устроился. Генерал Шелби теперь железными дорогами в Миссури занимается, всех республиканцев знает лично. Он и мне хорошую рекомендацию написал. Старого друга никакая карта не побьет. А Поттер — это был просто козырь. — И вам нравится служить в суде? — Да уж получше того, чем после войны пришлось заниматься, как я прикидываю. Что угодно будет лучше скотогонства. А за то, что мне нравится, все равно хорошо не платят. — По-моему, Чейни тут не появится. — Мы его поймаем. — Хорошо б сегодня. — Ты ж говорила, что любишь на енота ходить. — Я и не рассчитывала, что будет легко. Но все равно хорошо бы сегодня со всем и покончить. Кочет проговорил всю ночь. Я задремывала и опять просыпалась, а у него рот все не закрывался. В каких-то историях у него было так много народу, что не уследишь за всеми, но время скоротать они помогали, да и от холода я отвлекалась. Не всем его рассказам я верила. Например, что у него в Седалии, штат Миссури, была знакомая женщина — так вот она девушкой еще на иголку наступила, а девять лет спустя эта иголка вышла из бедра ее третьего ребенка. Кочет сказал, врачи сильно изумлялись. Когда приехали бандиты, я спала. Кочет меня растряс и говорит: — Вот они. Я вздрогнула и на живот перевернулась, чтоб из-за бревна выглянуть. Чуть брезжило, видно лишь тени да контуры, а деталей не разберешь. Всадники вытянулись цепочкой, ехали — смеялись да беседовали между собой. Я сосчитала. Шестеро! Шесть вооруженных против двоих! Двигались они вообще без всякой опаски, и я подумала: «Отлично план у Кочета выходит». Но, не доехав ярдов с полсотни до землянки, они остановились. Огонь внутри погас, но из мазаной трубы еще дымок курился. Кочет мне шепчет: — Видишь своего? Я говорю: — Лиц не различить. А он: — Вон тот маленький без шляпы, — говорит, — это Нед Пеппер. Шляпу он потерял. Первым едет. — А что они делают? — Осматриваются. Пригнись. На Счастливчике Неде Пеппере, похоже, были белые брюки, но потом я узнала, что они называются «наштанники» и сделаны из овчины. Один бандит заболботал индюшкой. Умолк, потом опять болботнул, и опять, но из пустой землянки ему, конечно, не ответили. Тогда двое бандитов подъехали к землянке и спешились. Один несколько раз позвал Куинси. Кочет сказал мне: — Это Задира. После чего те двое вошли, взяв оружие наизготовку. А через минуту-другую вышли, озираться стали. Этот Задира давай кричать Куинси, а один раз даже гикнул, будто свиней сзывал. Потом говорит тем бандитам, что остались верхом: — Лошади тут. Видать, Мун с Куинси отлучились. — Куда еще отлучились? — осведомился главарь, Счастливчик Нед Пеппер. — Чего-то я не раскумекаю, — ответил Задира. — Там шесть лошадей. В очаге котелок софки, но огонь потух. Не понимаю. Может, дичь пошли скрадывать по снегу. Счастливчик Нед Пеппер ему на это сказал: — Куинси не станет из тепла уходить, чтоб за кроликами по ночам гоняться. Это вообще не рассматривается. Задира ответил: — Тут перед входом весь снег взбаламучен. Погляди сам, Нед, может, ты разберешь. Тут подал голос тот, который с Задирой в землянку входил: — Да какая разница? — спрашивает. — Сменим лошадей да поехали уже. А пожрем чего-нибудь у Мамули. Но Счастливчик Нед Пеппер ему: — Дай-ка мне подумать. Тот, что с Задирой, говорит: — Время зря тратим, а лучше б ехать. Нас и так снег задержал, да еще дорогу сюда пропахали. Когда он вторично заговорил, Кочет его признал: шулер-мексиканец из Форт-Уорта, штат Техас. Он себя называл Настоящим Чумазым Бобом, но на мексиканском языке не говорил, хотя наверняка знал его. Я пригляделась к верховым бандитам, но тужь глаза не тужь — все равно лиц пока не различить, темень мешает. Да и комплекции не разберешь — на всех толстые пальто, широкополые шляпы, а лошади под ними играли. Папину Джуди я среди них не узнала. Счастливчик Нед Пеппер вытащил револьвер и три раза быстро выстрелил в воздух. Раскаты пронеслись по лощине, и повисла напряженная тишина ожидания. И тут же с другого склона грохнул выстрел. Лошадь Счастливчика Неда Пеппера рухнула как подкошенная. Опять выстрелы со склона — тут уж бандитов обуяла паника, ничего они не поняли. А это из своего тяжелого ружья стрелял Лабёф — перезарядит и палит. Кочет выругался, вскочил на ноги и тоже давай садить из винчестера. Задиру и Чумазого Боба подбил, не успели они на лошадей забраться. Задиру убил на месте. Горячие гильзы из винтовки Кочета застучали мне по руке, и я ее отдернула. А стоило Кочету повернуться, чтоб направить огонь на других бандитов, Чумазый Боб, которого только ранило, поднялся на ноги, поймал свою лошадь и поскакал вслед за остальными. Только свесился на одну сторону, зацепившись за круп ногой, чтоб не упасть. А с нашей стороны, если не видели его «трюка» с начала, можно было б решить, будто лошадь без ездока. Вот так он и проскочил мимо Кочета. А меня это просто «заворожило», я исполнителю ничем не помогла. Я сейчас немножко назад вернусь и расскажу про других. Счастливчика Неда Пеппера сбило наземь вместе с лошадью, но он скоренько выполз из-под убитой животины и срезал ножом седельные сумки. Остальные три бандита уже пришпоривали лошадей подальше с этой смертельной, если так можно выразиться, «арены» и на ходу палили из ружей и револьверов в Лабёфа. Мы с Кочетом остались у них за спиной, Лабёф к ним был гораздо ближе. Насколько я помню, ни единого выстрела по нам вообще не сделали. Счастливчик Нед Пеппер орал сотоварищам и, петляя, бежал за ними пешком. Через одну руку он перебросил седельные сумки, а в другой у него был револьвер. Кочет никак попасть в него не мог. Бандита недаром прозвали Счастливчиком — его счастье тогда еще не кончилось. Во всем этом грохоте, дыму и суматохе одному бандиту удалось его расслышать, он развернул лошадь и кинулся назад подбирать главаря. И только доскакал до Счастливчика и протянул ему руку — его вышиб из седла меткий выстрел из мощного ружья Лабёфа. Нед Пеппер ловко вскочил в седло вместо павшего друга, который отважился за ним вернуться, — даже не глянув и не сказав ему ничего на прощанье. Только пригнулся пониже, а мексиканский шулер, по-прежнему прячась за лошадью, устремился за ним — и вскоре они пропали с глаз. Вся схватка столько не заняла, сколько я вам ее описывала. Кочет велел мне привести лошадей. А сам побежал вниз по склону пешком. Бандиты оставили в лощине двоих, а прочие были вынуждены уходить от погони на уставших мустангах, но поздравлять себя, считала я, нам было рано. Те, что лежали на снегу, были мертвые, а такие «языками не чешут». Среди бежавших Чейни мы не опознали. Был ли он с ними вообще? Напали мы на его след? А кроме того, на наших глазах Счастливчик Нед Пеппер скрылся с большей долей добычи после ограбления поезда. Может, удача б нам и шире улыбнулась, не начни Лабёф палить раньше времени. Только в этом я не уверена. По-моему, Счастливчик Нед Пеппер и не собирался в эту землянку входить — да и ближе подходить не хотел, когда понял, что скотокрадов там почему-то нет. Наш план бы все равно не удался. А вот Кочет готов был всю вину возложить на Лабёфа. Когда я спустилась с лошадями в лощину, он крыл техасца на чем свет стоит прямо в лицо. Как пить дать у них бы сейчас же драка началась, если б Лабёф не был занят — у него болела рана. Пуля попала в ложу его ружья, и щепки вместе со свинцом подрали ему мясо на руке. Он оправдывался, что со своей позиции ничего не видел и как раз переползал на другую, когда услышал три сигнальных выстрела Счастливчика. Вот и решил, что начался бой, — выпрямился и пальнул в того, в котором верно распознал бандитского главаря. Кочет же решил, что это враки, и обвинил техасца в том, что он попросту заснул, а палить начал с перепугу, когда его разбудили выстрелы Неда. А я подумала: хорошо еще, что первым выстрелом он хоть лошадь убил у Счастливчика. Если и впрямь стрелял с перепугу, попал бы он вообще первым выстрелом в главаря? С другой стороны, Лабёф уверял всех, что он отменный служака и стрелок опытный, и если не спал и целил хорошо, разве не попал бы он в такую большую мишень? Что там на самом деле вышло, только он один и знал. Надоели мне их препирательства. Кочет, наверное, злился, что его опередили, а Счастливчик Нед Пеппер опять от него ушел. Следопыты не спешили бросаться в погоню за грабителями, и я предложила им пошевелиться. Кочет ответил, что знает, где бандиты залягут, и ему не хочется рисковать и нарываться по дороге на засаду. А Лабёф ему возразил, что у нас-то лошади свежие, а у них устали. Мол, мы их легко выследим и вскорости нагоним. Но Кочет стоял на своем: заберем краденых лошадей и мертвых бандитов к Макалестеру и сделаем первую заявку на ту награду, которую может предложить железная дорога «М. К. и Т.». — Скоро в игру кинутся десятки исполнителей, железнодорожных сыскарей и осведомителей, — сказал он. Лабёф притирал снегом подранную руку, чтобы кровь остановить. Даже платок с шеи снял — перевязать, — но одной рукой не сумел, и я ему помогла. Кочет посмотрел, как я за техасцем ухаживаю, и говорит: — Тебя это не касается. Иди внутрь и сделай кофе. Я говорю: — Сейчас, это недолго. А он: