– Вы решили создать себе алиби. И сказали нам, что за четыре дня до окончания работ Спиталери отослал вас в Фелу открывать там новую стройку. Как же тогда вышло, что одиннадцатого и двенадцатого октября во второй половине дня вы находились в Пиццо, а не в Феле? Дипаскуале даже не стал искать отговорок. – Комиссар, вы тоже меня поймите. Когда Спиталери сказал мне про труп, я здорово струхнул. И с ходу выдумал, будто меня послали в Фелу. Но я так и думал: рано или поздно вы узнаете, что это брехня. – Тогда расскажите нам, как именно было дело. – Смотрите, одиннадцатого я заходил на этот долбаный этаж. Хотел посмотреть, не появилось ли протечек или пятен от сырости. И в гостиную тоже зашел, но там все было нормально. – А на следующий день, двенадцатого? – Заезжал после обеда. Велел Миччике не разбирать мостки. Он поехал, а я торчал там еще полчаса, ждал синьора Спечале. – Вы заходили внутрь, проверяли? – Ага. Все в порядке было. – И в гостиной? – И в гостиной. – А потом? – Потом наконец приехал синьор Спечале. – На чем? – На машине. Он как здесь появился, сразу взял машину напрокат. – И пасынок был с ним? – Ага. – В каком часу это было? – Часа в четыре, наверное. – Вниз спускались? – Все втроем. – А что вы там видели без света? – У меня был с собой мощный фонарик. И у Спечале тоже. Синьор Спечале проверил каждую мелочь, он старикан въедливый и дотошный, потом я у него спросил, можно ли заделывать вход и ровнять грунт, и он сказал, что можно. Потом я в последний раз глянул, и мы с синьором Спечале вышли. Попрощались, да я и поехал. – А Ральф? – Этот взял у отчима фонарь и остался внизу. – Зачем? – Да кто ж его знает? Нравилось ему под землей. Смотрел на запакованные рамы да зубы скалил. Я ж говорил, у него не все дома. – То есть вы уехали, а Спечале и Ральф остались в Пиццо? – Да, я их там оставил. В конце концов, у синьора Спечале были ключи от верхнего, жилого этажа. – Не помните, во сколько приблизительно вы уехали? – Почти пять было. – Почему ж вы известили Миччике, что можно разбирать мостки, только в девять вечера? – Да я ему звонил раза три как минимум! Никто трубку не брал! Только вечером дозвонился! Сходится. Всю вторую половину дня Миччике с женой просидели в больнице Монтелузы. – А вы что делали после того, как уехали из Пиццо? Дипаскуале гоготнул: – Алиби ищете? – Если есть алиби, тем лучше. – Есть. Я поехал в офис Спиталери. Там мы с секретаршей должны были ждать его звонка, с шести до восьми. – Но он же еще не долетел до Бангкока! – удивился Фацио. – Конечно, не долетел. Но у него была пересадка – не помню, как это место называется. Спиталери этот маршрут хорошо знает. Он туда часто летает. – И как, позвонил? – Угу. – Это был важный звонок? – Довольно-таки. Нам как раз должны были выдать подряд. И если бы выдали, мне пришлось бы сразу кое-чем заняться. «В частности, разнести причитающиеся конвертики семьям Синагра и Куффаро, мэру и всем, кому следует», – подумал комиссар, но промолчал. – И как, выдали? – полюбопытствовал Фацио. – Двенадцатого еще не приняли решение. Только четырнадцатого решили. – В вашу пользу? – снова спросил Фацио. – Да. Кто бы сомневался. – Вы сообщили Спиталери? – Да, на следующий день. Позвонили ему в Бангкок, в гостиницу. – Кто позвонил? – Мы с секретаршей. В общем, если хотите знать, что там было в Пиццо после того, как я уехал, звоните в Германию синьору Спечале. – Вы что, не знаете? Он умер. – Кондрашка хватила? – Нет, свалился с лестницы у себя дома. – Ну, спросите тогда у Ральфа. – Так Ральф тоже умер. Мне буквально полчаса назад сообщили. Дипаскуале оторопел: – Ка… как это? – Сел в поезд вместе с отчимом, но до Кельна не доехал. Наверное, выпал по дороге. – Какой-то проклятый этот дом в Пиццо! – воскликнул пораженный прораб. «Это ты мне говоришь!» – подумал Монтальбано. Взял со стола распечатку с фотографией девушки и протянул Дипаскуале. Тот взял, взглянул на фотографию и залился густой краской. – Знаете ее? – Да. Это одна из близняшек, которые жили в последнем доме, как едешь в Пиццо. Так вот почему заявление об исчезновении было подано во Фьякке! В то время Монтереале относился к их участку. – Это ее убили? – спросил Дипаскуале, не выпуская из рук листка.