Мы, все трое, молча посмотрели на него. – Пригласи его сюда, – сказала заместитель комиссара Сальватьерра. – Что ж, инспекторы, надеюсь, мы получим что-нибудь новое. – Сейчас он у меня, мне пришлось его успокаивать; он очень переживает, – сказал Панкорбо. – Отлично, сходите за ним. Посмотрим, что он собирается нам рассказать. Парень весом килограммов сто двадцать сидел у стола в кабинете Панкорбо, обхватив руками коробку с салфетками. Он привлекал внимание не только своими габаритами, но и веснушками, рассыпанными по всей видимой поверхности кожи, как будто кто-то разбрызгал меланин по его телу и круглой физиономии. Черные кучерявые волосы разделены пробором: блестящие, гладкие, длиной до плеч, содрогавшихся от рыданий. Камуфляжные штаны до середины икры и черная майка с изображением Уолтера Уайта, варящего свой мет, – главного героя сериала «Во все тяжкие» и, возможно, его кумира. – Привет, Пейо, – сказал я. – Нам сказали, что ты хочешь с нами поговорить. – Вы Кракен? – спросил он, икнув три раза подряд. – Куда важнее, чтобы ты рассказал то, что собирался рассказать, – сказал я, усаживаясь к столу. – Но сначала я хотел бы выразить соболезнования в связи с потерей Энары. Она была твоей девушкой? – Да, уже год, – ответил парень, явно готовый обороняться. – По-вашему, я ей не подхожу? Типа она такая красотка, слишком хороша для меня? – Этого никто не говорил. Лично я люблю контрасты, – перебила Эстибалис, желая его успокоить. – Мы не хотим отнимать у тебя время, Пейо. Давай, рассказывай. – Родители Энары собираются расстаться. Три недели назад ее мать ушла из дома к новому парню… или к старому, даже не знаю, как объяснить… – Уж постарайся, а то я запуталась, – улыбнулась Эсти. – Месяц назад она отправилась на встречу одноклассников, старперов вроде нее самой. Двадцать лет назад они окончили свою крутую школу, и все такое. – Что это была за школа? – По-моему, монахов-марианистов[34]. – Точно знаешь? – Да, это был колледж марианистов. Там она встретилась с чуваком, с которым у них что-то было двадцать лет назад, а теперь закрутилось по новой. Очень симпатичный чувак, гораздо лучше отца Энары, который полный козел, придурок и чокнутый. – Чокнутый? Этот аптекарь? – уточнил я. – Что это значит, расскажи нам. – У него дома целая коллекция глазных яблок. Глаза животных в формалине. Очень все круто, прямо картинка в журнале. Тем, кто готов его слушать, он обожает рассказывать, сколько бабла потратил на свои фриковские штуки. Весь раздувается от гордости и добавляет, мол, медицинский антиквариат очень ценится на коллекционном рынке. Короче, жить с таким чуваком очень трудно. – А что было после встречи одноклассников? – Мать Энары набралась храбрости и бросила наконец этого козла, своего мужа. Отправилась жить к новому парню. – Можешь назвать его имя? – Кажется, Гонсало Кастресана. – Хорошо, а какое все это имеет отношение к смерти девушки? – Короче, Энаре был в кайф ее отчим, вот она и вбила себе в голову, что он и есть ее настоящий отец, а не оптик. Очень может быть, потому что мать и Гонсало этого не отрицали. Похоже, оптик ввязался в любовную историю, по-быстрому женился на матери Энары, и двадцать лет назад родилась Энара. Тут-то и начались проблемы. Энара сдала экзамены по оптике в Комплютенсе, вернулась к родителям, а мать только что отправилась жить к Гонсало. С отцом у Энары всегда были плохие отношения, он любит командовать, эдакий старикашка из бывших: это он заставил ее изучать оптику, сама Энара все это терпеть не может. Точнее, не могла. – Она не хотела быть оптиком? – Ты видел ее конспекты? – ответил он, скривившись. – Нет, пока не видел. – У Энары был депресняк, ей было очень сложно сдавать экзамены. Там полно всякой химии и физики, а отец давил на нее: типа, круто быть оптиком в Витории, эта специальность очень ценится. – Твоя девушка что-нибудь принимала? – спросила Эсти. – Не понял. – Сейчас объясню, – продолжала моя напарница. – В ее крови найдены остатки антидепрессантов, а заодно и других веществ, находящихся вне закона, скажем так. Мы не будем дергать тебя из-за этого. То, что ты нам расскажешь, останется в этих стенах и не будет фигурировать в официальных документах, но ради своей убитой девушки скажи правду. Наверное, меня ты тоже воспринимаешь как старуху, но, поверь, в моей жизни тоже были разные периоды, и я знаю, что это такое. Я не стану тебя осуждать, но это очень важные сведения для поимки убийцы твоей девушки. Она покупала марки или таблетки? – Не, ни фига. Она была умница, очень хорошая девчонка. Спроси у тусовки: все тебе скажут, что она была просто лапочка. Слишком доверчивая, слишком послушная… До тех пор, пока две недели назад не столкнулась впервые в жизни со своим отцом. – А ты знал, что она принимает антидепрессанты? – Да, это тоже из-за отца. Он оплатил ей психолога. Говорил, что у нее депрессия и антидепрессанты помогут, но на самом деле просто хотел, чтобы она училась и как можно скорее занялась вместе с ним магазином оптики. – Как отец переживал измену жены? – А я знаю? Он вел себя как чертов шизоид: иногда был жутко груб с Энарой, но только дома, разумеется… А в другие дни такой спокойный, такой отстраненный, что Энара начинала бояться, что он что-то задумал. Это было настоящее поле боя. Целый день все орут в мобильные телефоны, отец не оставляет в покое мать и Гонсало… Короче, они отправились путешествовать, чтобы отсидеться, пока все само собой не уладится, а Энару оставили дома с этим идиотом. – Судя по твоим рассказам, он вел себя как биполярник[35]. – Точно, самый настоящий биполярник, этот придурок был биполярником. – Последний вопрос, Пейо, – сказал я. – Как отец Энары относился к тебе? – А как ты сам думаешь? Он хотел для нее чувака покруче, а не жирдяя без бабла и образования. – Ты работаешь? – спросил я. – А как же. Стригу газон на поле для гольфа в Уртури. С семнадцати лет. И мне в кайф. – Это очень здорово, парень. Лично я уважаю человека, который в твоем возрасте содержит себя сам и работает, – сказал я. – Но, возвращаясь к твоему визиту в наш участок, получается, ты считаешь, что отец имеет отношение к смерти твоей девушки. – Разумеется, имеет! – воскликнул Пейо и снова зарыдал. – Небось он это и сделал! А других убивал, чтобы запутать следы. Мол, пусть люди думают, что все это продолжение серийных убийств в дольмене. Сходите к нему домой. Увидите настоящий фильм ужасов. У него там даже скальпели и ланцеты XIX века… – Успокойся, Пейо. Вот, возьми, – сказала Эстибалис и передала ему пакетик с салфетками, который достала из кармана джинсов. Похоже, парень уже прикончил те, что ему дал Панкорбо. Пейо громко высморкался. Мы терпеливо ждали, пока он немного успокоится и продолжит. – За день до Сантьяго Энара сказала ему, что собирается жить с матерью и своим новым отцом, как только те вернутся из Соединенных Штатов. Энара умирала от страха, но оптик был слишком спокоен; он ее как будто не слышал или делал вид, что чего-то не понимает. Это-то и пугало Энару больше всего. В это воскресенье мы договорились вечером встретиться, чтобы где-нибудь посидеть, выпить, и все такое, но в последний раз я слышал ее утром, мы разговаривали по мобильному где-то часов в двенадцать. После этого я ничего о ней не знаю. Вечером она не появилась и не отвечала на звонки. Точнее, когда я звонил, чтобы спросить, где она, телефон был выключен. Мы договорились на семь. Около девяти я потерял терпение, отправился к ее двери и позвонил снизу, но никто не открыл. – Где вы договорились встретиться? – У Залупы. Это скульптура на улице Генерала Ломы, – рядом с площадью Белой Богородицы. – Мирада, Пейо. Эта скульптура называется Мирада, – сказал я, не выдержал и улыбнулся. Никто в Витории не называл это место по-другому. Скульптура представляла собой вертикальный блок из серого мрамора высотой пять с половиной метров. Если встать рядом, открывался вид на статую Белой Богородицы и мой дом. – Ага, спасибо за подсказку. Короче, я несколько раз возвращался к За… к скульптуре, но она не появлялась. Звонил ее подругам, но в тот день все отправились на свидания, и ее никто не видел. В двенадцать ночи я устал шляться по городу и вернулся домой. Ночь провел у себя в комнате, звонил ей, слал сообщения в «Вотсаппе». Вот, смотрите. – Он вытащил потертый смартфон с разбитым экраном и показал бесконечную вереницу отправленных сообщений. – Никто тебя не обвиняет, Пейо, – сказала Эсти таким тоном, будто она мать, убаюкивающая маленького ребенка. – Вот я еще чего хотел сказать. Я в курсе, что полиция в первую очередь подозревает в убийстве парня: телевизор я смотрел достаточно. – Не беспокойся, Пейо. Ты не годишься на роль убийцы, – сказал я, как будто передо мной настоящее доверенное лицо, а не испуганный и растерянный ребенок. – Серьезно? – удивился парень. – Да, уверяю тебя. – Тогда ладно, а то я боялся, что ее отец меня обвинит… Но тот, кто наносит удар первым, бьет дважды, вот я и решил, что хорошо бы вы сначала услышали мою версию, и пришел к вам, – ответил он, заметно успокоившись. – И правильно сделал. А что было потом, после Дня Сантьяго? – продолжала Эстибалис. – На другое утро я открыл «Твиттер» и прочитал об убийствах; все только об этом и говорили, я даже газету купил. Побежал к Энаре домой. Оптика была закрыта, потому что выходной, и я говорил с ее отцом снизу по домофону. Спросил про Энару, сказал ему, что не знаю, где она, но он не смутился; как будто его это не касается, как будто он за нее не отвечает. Это при его-то страстишке всех контролировать… Я попросил его мне открыть, хотел подняться, потому что мне казалось неправильным беседовать через дверь, но открыть он не захотел, поэтому я говорил с ним, стоя на улице. Я сказал, что ничего не знаю о его дочери с предыдущего дня. Что надо пойти в полицию и подать заявление, а если мы этого не сделаем, на нас падет подозрение. – И ты ему все это сказал? – перебила Эстибалис. – Да, разве в сериалах не так делают? – пробормотал Пейо, пожимая плечами. – Оптик сказал, что он отец и все возьмет на себя, что я никто и нечего мне ходить в полицию и лезть в дела семьи. Козел… Она была его дочерью, а он даже не забеспокоился, что ее не было всю ночь. Я знал, что с ней произошло что-то плохое. Энара не ходила одна даже в женскую уборную. Короче… Кажется, теперь я вам все рассказал. Когда вы его задержите? Мы с Эстибалис промолчали, обменявшись взглядами. Затем моя напарница встала и направилась к двери. – Думаю, твоя информация очень пригодится в расследовании. Напиши номер своего телефона, адрес и как тебя найти, если нам что-то еще от тебя понадобится. Большое спасибо, Пейо. Парень отодвинул стул, поднялся, невидящим взглядом посмотрел на стол Панкорбо, заваленный мокрыми салфетками, и улыбнулся нам своими крошечными глазками, распухшими от слез. – Было очень приятно. А еще приятнее будет, когда этого козла задержат. Я проводил его до двери, молча рассматривая. Мне хотелось разгадать, настоящим ли было его горе, или это всего лишь театральный розыгрыш из какого-нибудь сериала. Но в парне не было ничего, что заставило бы подозревать его в том, что он способен убить четверых человек своего возраста, более ловких, более сильных; к тому же мог организовать всю сложную мизансцену преступлений, чтобы переложить вину на слишком требовательного папашу своей девушки. Вернувшись на второй этаж, я прошел по коридору и открыл дверь напарницы.