– Если остаётесь… Ты и Кнабер, – произносит Ийр хмуро, – так обживаться нужно. Вздохнув, не-человек поднимается на ноги. Передёргивает плечами, будто с досадой, и идёт из комнаты прочь. * * * В жарком нутре кухонной плиты щёлкает уголёк. Обманул сырой денёк, не дал покоя. Ну и без толку об этом страдать; к людятам ещё следует повнимательнее принюхаться, раз уж они, видать, наладились пожить на острове какое-то время. Особо с ними нянчиться и в мыслях нет, но уж присмотреть – дело. Бугайчик Кнабер Сэм вроде строптивый, да вон как Минушка с него спесь-то сбила – враз поскучнел, сидит в кухне, в уголку, как гриб, на весь белый свет дуется. Ничего, может и на пользу пойдёт. Ибрагимово же внучьё… небось что-то себе смекает. С виду тихая. И говорить умеет по-людскому учтиво. Хха. Старый Ибрагим, тот тоже – был – тихий да учтивый. Почти всё время, да. Интересно, что ещё девчоночка успела перенять от прародителя. А до чего сама допрёт и возможет… И всё-таки людята пока бестолковые. Раз уж им так жглося сюда попасть и даже задержаться (Аришка, которая Рина, вон даже запрягла Брук тащиться вместо себя на почту и разговоры там по телефону разговаривать – значит, сама и не думает отчаливать с острова по такому важному делу!) – ну так и принимались бы уже обживаться, устраиваться. Где на ночлег кости бросить? Где одеяльничек взять? В чём пожрать сготовить, как оно тут по части стирки и умывания? Чего следует стеречься, какие опасности на этой земле водятся, помимо страфилей и мордатых коз? Нет, куда там. Каким глупым ветром их сюда надуло… Отчего-то им важнее сейчас высказаться – вроде объясняют что-то сообща. Ну что ж, для них оно важнецкое дело; Ййр цепко вслушивается, но понять очень уж мудрено. Речь заводит Рина, о важной и большой работе, и сперва всё ясно. Ещё бы: начало лета, пора здешняя беспокойная, только успевай поворачиваться. Ййр даже успевает подумать, что помощники, может, пригодились бы. Но тут Кнабер снова начинает встревать, и вскоре ибрагимова внучка совсем примолкает. Вот это никуда не годится, потому что бугайчик-то явно маленько захлестнувшись, и объяснятки у него выходят хотя и горячие, но ни кляпа не понятные. Что они тут затевают на пару? Хоть бы не страфилей кольцевать; оно и в первый-то раз провалилось, а теперь Ййр и тем более подобного безобразия не допустит. – Погоди, Кнабер. Отдышись, – велит Ййр, подняв ладонь. – Брук, чего они хотят? – Да книжку писать будут, – веско произносит Брук. – Арина – в основном писать. А Сэм вдобавок хочет крылатых фотографировать. Хм. Чего только людям в голову не взбредёт. – Вот так бы сразу и сказали, – ворчит Ййр. – Ладно. Валяйте пишите. – После недолгого раздумья орк сам себя удивляет собственной щедрой любезностью и добавляет: – и сфотографировать, может, подсоблю. Если в дому и около хорошо помогать возьмётесь. Ещё несколько лет назад самое разумное было бы выгнать понаехавших отсюда так, чтоб они потом ещё долго вздрагивали. А про страфилей и думать себе забыли бы. Но за эти годы, полегоньку, исподволь, на острове всё ж таки поменялось многое… Судя по вытянувшимся лицам, девчура и особенно Кнабер как-то не слишком рады. Даже подозрительно. * * * Дождь стихает. Возле окоёма небо показывает голый голубой краешек, ближе к вечеру будет ясно, и Брук собирается обратно к себе на матёрую сушу. – Я теперь почаще буду заглядывать, вдруг понадобится чего, – сообщает она. – Раз в неделю условимся? Если погода не подгуляет… Ййр кивает. Хорошо бы и почаще, мало ли чего сопляки учудят. В лучшем случае, домой запросятся, а Брук на газолинке их увезти всяко легче, чем самому – на вёсельной. Неделями-седьмичками людям удобно расчерчивать время, да и на стене кухни меж окошками так и висит старый календарь, картонка. За ближние годы Ййр его уже основательно исчёркал, но пара более-менее чистеньких месяцев ещё осталось. Взяв со стола ручку которой Рина строчила для Брук указания, орк отмечает ближайший свободный «понедельник», чтобы от него можно было считать дни. Ийру хочется показать: «Понимаю и совсем уже не сержусь, что ты их сюда притащила; да и за мухлёж с персиками, чего уж там, спущу на этот раз, усмехнулись оба и ладно». – Пожрать не останешься? Брук улыбается, собрав от глаз мелкие морщины, качает головой – поняла. Редкая она всё-таки человечиха: и говорить умеет ясно-красно, в охотку – и всякое малословие понимать. Без Брук пришлось бы трудно, после того как Элис и Юзуф уехали насовсем, а новых островных наёмников им на смену так и не случилось. – Нет, но спасибо. Пусть вон ребята полопают, если у тебя чего наготовлено на человечий вкус. Опять верно. Люди – народ прожорливый, а любая здоровая молодь – втройне. Да и явились нежданники хорошо гружёными, с добавочным припасом. Надо проводить Брук. Не то чтобы Ийру хочется оставлять этих неведомых людей без присмотра в доме с Миной и печкой, но проводы-то совсем недолгое дело, и пока они будут заняты с едой, то уж всяко не полезут шататься по острову. А раз остаются, значит, вряд ли чего-нибудь выдумают спереть. – Картошки в кругляше запарены, – показывает Ййр. – Тушёнку пока откроете, на плите погрейте. Натаскивает свою оранжевую шапочку и выходит вон – обуваться. Брук на прощанье пожимает руки Рине и Сэму. Говорит с усмешкой, а голос звучит серьёзно и значительно: – По чёртушкиной мерке, вы ему, можно сказать, даже понравились… Ишь ведь. Ну, удачи. Слушайте его, особо-то своевольничать не надо. Сами понимаете, какое это место… Он, беда, который год на всём Диком старший. И живой. Сэм кивает, слегка нахмурясь. Рина знает, что «не своевольничать» Сэму будет трудно, но сейчас они оба вежливо прощаются с госпожой Брук. И благодарят. * * * Газолинка благополучно покачивается, вернувшись на водное полотно. Пока Брук не завела мотора, Ййр спрашивает: – За неделю они управятся? – С книжкой-то? Ой вряд ли… Ты смотри, ребят береги. Они славные люди. Ййр фыркает, сморщив нос. Ну… перемены не обязательно бывают к худшему. Даже здесь, на широкой и лютой его земле. Глава 5 Возле дома в сыром воздухе различим щекотный дух поджаривающегося тушёного мяса. Стало быть, за недолгое время ййрова отсутствия людская молодь справилась с консервной жестянкой и даже осмелела взять сковороду а не просто разогреть тушёнку на краю плиты прямо в таре. Взойти на крылечко, разуться, проникнуть в сени, чтоб не пропела под ногой ни одна доска. Тяжёлая дверь на кухню прилегает плотно, но не такая уж это серьёзная помеха для орчьихушей. – Вообще-то ты не обязана, – гудит Кнабер. – Хочешь сам у плиты постоять? – голос девчуры звучит улыбчато, озорно. – Нет, я имею в виду… – Сэм, а ты уверен, что тебе понравится, как он готовит? – Ну, как орк машину починил, мне понравилось, почему же… Хотя ты права, зачем сразу рисковать. Слышно деловитое шкрябанье, как раз такое, как получается, когда на гулкой сковороде деревянной лопаткой перемешивают поджарку. Кнабер снова подаёт голос: – Смотри, у него календарь шестилетней давности, до сих пор висит. – Дней в любом году одинаково, – поясняет Ййр, шагая через порог. Ййр знает о старинном договоре людей с дварфами: нет-нет да засунуть в какой-нибудь неблагой год денёк-лишень, «Кайсу Злопамятную», но по большому счёту, какая разница. Рина едва не роняет лопатку, но вовремя спохватывается. – С печью ладишь? – Ййр глядит одобрительно. – Немножко… дома почти такая же была. Да, дома была почти такая же, и дедушка Ибрагим всегда говорил, что человек должен уметь позаботиться о себе, о доме, о земле. По возможности – ещё и о тех, кто не может позаботиться о себе сам. И не важно, насколько много у этого человека денег. Дедушку нельзя было упрекнуть в скупости, но, к примеру, семья Сэма всегда жила гораздо роскошнее, хотя и состояние у них куда меньше. А вот дедушка предпочитал достойную и надёжную простоту…