Не будет ли лучше для всех, если Билли сейчас просто засунет пистолет себе в рот? Самая худшая ее сторона, у самой поверхности, готовая вырваться наружу. Это не ты. «Возможно, это я, Дев». Возможно, сейчас она действительно желает своей сестре смерти. Один раз она уже прошла через осознание своей вины. Один раз уже пережила это. Сестра направляет пистолет на них. Руки у нее трясутся. – Вы не сядете на этот катер! Внизу в воде громкий плеск. Но Коул не может посмотреть. – Ступай к такой-то матери, Билли, – говорит она, спокойно и раздельно. – Это ты мне? – визжит Билли. – Это ты втянула нас в это! Ты заставила меня так поступить! – Нет. Это ты так думаешь. Но ты неправа. Ты всегда была неправа. – Я сейчас тебя пристрелю! Не вынуждай меня стрелять в тебя! Катер глушит двигатель и по инерции скользит к соседнему причалу. На носу женщина в желтом жилете машет рукой. – Тогда стреляй. Мы уходим. – Она поворачивается к сестре спиной, толкая Майлса перед собой, чтобы прикрывать его собой, и направляется к катеру. Ожидая получить пулю в спину. – Одумайся, Коул! – вкрадчиво, чарующе. Этот тон Коул слышала всю свою жизнь. – У меня с собой три паспорта. Ты станешь Полиной. На том конце нас ждет дворец. Все мы будем жить припеваючи. Тебе достаточно лишь поехать со мной. Глубокие вдохи и выдохи. Идти медленно, не торопиться. Она не слушает. Только не сейчас. – Я выстрелю! – истошно вопит Билли. – Что мне пришлось перенести из-за тебя! Что ты со мной сделала! Вверх по трапу, ведущему к искуплению. Напряженно ожидающая пулю, которая вот-вот пронзит ее. Один шаг. Другой. Вверх. И прочь. Майлс протягивает руку женщине-моряку в желтом жилете. Коул ждет пулю. 62. Билли: Блудная дочь У Билли трясутся руки. Ее ранили. За что? Долбаная самовлюбленная сучка! Она всегда была такой. Всегда! А Билли – нет. Она по-прежнему держит пистолет. Но руки у нее трясутся, и она никак не может сообразить, как взвести курок. Как работает эта чертова штуковина? – Я тебя пристрелю! – кричит она вдогонку Коул. Кажется, нужно оттянуть назад вот это? Сдвинуть весь затвор. Ее пальцы не могут ухватить скользкую от дождя сталь. К тому же они еще и в крови. А это предохранитель? Твою мать, где предохранитель? Она кричит от бешенства и швыряет пистолет вслед своей сучке-стерве-шлюхе-сестре и ее выродку. Слышится довольное кряхтение. Но это не Коул. Это дюжая монашка, промокшая насквозь в океане и под дождем, лезущая по трапу, таща за собой одной рукой Зару. – Не бросайте меня! – кричит Билли вслед Коул, отворачиваясь от большой женщины и с ужасом взирая на катер, давший задний ход. – Пожалуйста! Прости! Прости, прости, прости! Я не хотела! У меня сотрясение мозга! – В глазах у нее слезы, смешанные с дождем. Как в какой-то песне. Она не виновата. Она была в отчаянии. Ее вынудили. Ее хотели убить. – Коул! Ты не можешь меня бросить! Прости! Коул стоит у борта катера. Билли не может разобрать выражение ее лица. Ее сестра – лишь силуэт за пеленой дождя. Дыра в форме Коул в темноте. Она кричит в ответ, и ветер отчетливо доносит ее слова: – Мне все равно. – Пожалуйста! – Я тебя люблю, Билли. Но я не обязана тебя прощать. Билли кивает. Кивает еще раз, опуская голову. Хорошо. Хорошо-хорошо-хорошо-хорошо. Она складывается пополам, опускаясь на колени. Сжимается в комок, покачиваясь из стороны в сторону. Хорошо. Кровотечение не останавливается. Она ранена. Она осталась одна. Никто ей не поможет. Никому нет до нее дела. – Простите… – всхлипывает она. Но кто-то гладит ее по спине. Большая женщина, все еще в одних трусах и лифчике, кожа покрыта мурашками. – Все в порядке, сестра. Я здесь. – Она меня бросила!.. – Но я знаю того, кто тебя не бросит. Никогда. Если ты примешь его в свое сердце. Если покаешься. Ты уже произнесла самое главное слово. Самое трудное слово. И я здесь для того, чтобы сказать тебе, сестра моя: ты потерялась, но теперь тебя нашли. Тебя узнали. Я с тобой. – Что? – спрашивает Билли. – Нашли? – И узнали. Но слушай, ого, кровотечение сильное. Пожалуй, тебя нужно отвезти в больницу. – Я не хочу, чтобы меня узнали! – бормочет Билли. Вместе с головокружением накатывает паника. Потеря крови. Всему виной потеря крови. Монашка поднимает ее словно мешок картошки. Безжизненный вес. – Ты меня не знаешь. Ты не знаешь, что мне пришлось пережить. Что я сделала. Ты не знаешь. Не можешь этого знать. – У тебя еще будет время пройти через все печали. Когда ты выздоровеешь. Присоединяйся к нам. Мы о тебе позаботимся. Эпилог: всплытие на поверхность Поверхность моря вздымается и опускается подобно груди огромного дышащего животного. Майлс никак не мог предположить, что океан способен принимать такие разные формы. Белые гребешки, горные хребты, гладкое стекло. Амихан встает рядом с ним у леерного ограждения, ростом такая же, как и он, под сенью нагроможденных у них за спиной контейнеров, красных, синих и оранжевых, похожих на кубики «Лего». Вокруг суетятся женщины в комбинезонах, затягивая тросы, очищая от ржавчины стойки. Амихан улыбается, открывая кривые зубы. Одного резца нет, остальные сгрудились в кучу. Но Амихан откладывает деньги, заработанные в плавании, на то, чтобы привести зубы в порядок. «Принцесса Диана» зайдет сначала в Браззавиль, затем в Уолфиш-Бей, в Намибии. Там они сойдут на берег. Кел и Сисонке приедут за ними. Это до сих пор кажется несбыточной мечтой. – Ты занимаешься тагальским языком? – спрашивает Амихан. – Да! Мадаганг арав! Прекрасный день! – Почти в точку. Ма-ган-данг арав. Мысленно представляй себе красную бейсболку Трампа. Ма-га[112]. – Спасибо, эта ассоциация мне совсем не нравится! – корчит гримасу Майлс. – Зато не забудешь. – А как твой зулусский? – Соу-бвана, – неуверенно пробует Амихан. – Савубона, – смеется Майлс. – А как по-зулусски: «Где твоя мать?» – Ответ: у нее по-прежнему морская болезнь. Внизу в каюте. Ее выворачивает наизнанку. – Думаю, ей бы лучше подняться на палубу. – Амихан показывает на воду. – Она должна взглянуть на это. Майлс несется вниз по трапам, так, как научился у моряков, соскальзывая на руках по поручням, в каюту, где забилась его мама. Он распахивает дверь и плюхается на койку. – Мама! Вставай! Ты должна пойти со мной! – Нет, я умираю. Иди без меня. – Ты должна! – Позвоните в службу опеки, – стонет мама, уткнувшись лицом в подушку. – Здесь есть мальчик, его нужно отдать в другую семью. – Мам, я не шучу. Вставай! Это нужно, поверь мне. – Что, уже показался африканский берег? – Лучше! – Он сияет. – Надеюсь. Ради твоего же блага, молодой человек. Кстати, я тебе говорила, у тебя папина улыбка. – Ты постоянно мне это говоришь, но тут ты неправа. Это не его улыбка. Это моя улыбка. Майлс поддерживает маму, когда они идут по коридору (хотя он и подозревает, что она отчасти притворяется), помогает ей подняться на палубу и подойти к ограждению. Амихан протягивает ему бинокль, но в этом нет необходимости, они так близко. Перед ними простирается океан, такой огромный, что виден изгиб земной поверхности, горизонт искривляется.