– Чем вы занимаетесь, ребята? – Мы стараемся помочь. – А мне ты поможешь намазаться кремом для загара? – спрашивает блондинка. – Хорошо. – Он думает про голову младенца, протискивающуюся сквозь материнское влагалище, – подобно тому, как откладывает яйцо курица. Про отвратительный волдырь у мамы на губах. Его члену все равно, он непоколебим, для него имеет значение только то, что его руки прикасаются к обнаженным плечам девушки, к ее гладкой коже, ощущают маслянистую липкость крема для загара. «Господи, пожалуйста, помоги мне совладать со своими позывами!» – Откуда ты, девочка в парандже? Как тебя зовут? – Меня зовут Мила, – говорит он. – А эта ряса – это «апология». – Классный наряд! – Негритянка открывает глаза и запрокидывает голову назад, чтобы обозреть Майлса. – Тебе в нем не жарко? «Ты даже представить себе не можешь, как жарко», – думает он, подаваясь вперед, чтобы скрыть движение в промежности. Какое отвратительное слово! Он неохотно нажимает ладонями сильнее. Как только блондинка намазана, Майлс отдергивает руки и вытирает остатки крема об «апологию». К его коленям прилипли песчинки. – К этому привыкаешь. Она не дает нам забыть, кто мы такие. – Можно посмотреть на твое лицо? Он оглядывается по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто-либо на него, кроме мамы, преследующей его словно шпионка, и отстегивает свою «речь». – А ты хорошенькая! – озорным тоном замечает блондинка. – И какая улыбка! Майлс заливается краской и торопливо закрепляет вуаль на место, но он улыбается. – Я никогда раньше не видела монашку. – Я еще не полноценная сестра. Но я стремлюсь к этому. – Ну и в чем ваш прикол? – Мы верим в то, что Господь вернет мужчин. – Хорошая вера. – Да, нам нужно быть лучшими. – Эрекция спала, слава богу, но это еще не все. Майлс ловит себя на том, что получает прилив удовольствия. Именно так должен чувствовать себя бог? Внимание девушек приковано к нему. Слушать самому – это замечательно, но еще лучше, когда слушают тебя. Однако Майлс понимает, что сверхсерьезные вещи распугают девушек, поэтому он сбавляет обороты, излагает все своими словами. – Мы должны отвечать за все свои ошибки. Должны быть хорошими и добрыми и постоянно совершенствоваться. – Классно! Хорошая у вас религия. Наверное, вы очень счастливы. – На самом деле сегодня вечером будет «Ликование». Вы можете прийти. Это недалеко. Девушки переглядываются. – Даже не знаю… – Вам не нужно будет надевать рясы и все такое, – настаивает он. – Это только для сестер. Мы объединимся в празднике радости! – Ладно, красавица, мы подумаем, хорошо? Может быть, встретимся на празднике. Приятно было поговорить с тобой. Это откровенное указание на то, что разговор окончен. – До встречи! – говорит Майлс. Он поднимает большие пальцы вверх, ненавидя себя за этот легкомысленный жест. Он нехотя бредет обратно к дощатому настилу, проходящему вдоль пляжа, где на скамейке сидит мама. – Мила, – с издевкой спрашивает она, – ты заигрывала? – Мама! – Он оскорблен ее вопросом. – Так, послушай. Нам нужно убираться отсюда. Пора! – Но как же «Ликование»? Мать Низшая? – Знаю, вот почему сейчас самый подходящий момент для того, чтобы дать деру. – После. – Мила! – Я никуда не пойду, если мы не побываем на «Ликовании». И вообще, какая разница? Подумаешь, лишних два часа. – Тигренок… – Мама! Для меня это очень важно. Я этого хочу. Неужели ты не можешь мне уступить? Я ведь ни о чем тебя не просил все это время. Пожалуйста! Должно быть, категорическое нежелание написано у нее на лице, потому что Майлс внезапно приходит в ярость. – Только это одно! Я пойду с тобой, сделаю все, что ты скажешь, какой бы бредовый план ни был у тебя на этот раз… но ты должна дать мне это! Мама борется с собой. – Хорошо. Но сразу же после мы уходим. На самом деле так будет даже лучше, много народа, больше суматохи. Проще. Иди сюда! Он позволяет обнять себя. 52. Билли: Подделка Они по очереди ведут угнанную машину, на этот раз «Ауди», мимо по обеим сторонам проносятся бескрайние просторы Америки. Зара хочет дать ей понять, что это привилегия, что Билли садится за руль, потому что она ей это позволяет, упрямо не желая признать то, что они поменялись местами. Сила – непостоянная шлюха, и Зара должна с этим смириться. Да, она элитный боец, но все равно она рядовой воин, в то время как Билли – это Одиссей, хитрый и изобретательный, полководец и предводитель, даже когда ее держали в заложниках и истязали, даже когда она была раненая и не в себе. На самом деле она выжидала. И вот ее час пробил. Почти десять часов через Теннесси, уголок Алабамы, и дальше Джорджия, прямо на восток, чтобы избежать блокпоста на въезде в Атланту, о котором их предупредили. Поездка сопровождалась мрачной музыкой кантри о шлюхах, которым прострелили сердце, и мужчинах, сражавшихся за родину, которых бросили за решетку, когда они вернулись домой, из князей в грязь. Но теперь радио начинает хрипеть и пропадать, и баллады о разбитой любви и патриотические гимны затухают, уступая место кубинским мелодиям. Здравствуй, Флорида! Они уже так близко, Билли буквально это чувствует. Ей не дает покоя зуд отчаяния, вызванного очередной задержкой. Однако есть бренные заботы, которыми также нужно заниматься: поесть, отдохнуть, сменить машину, – и еще надо забрать новенькие сверкающие паспорта. Зара тоже на взводе, однако причина этого другая. Ее взгляд снова и снова обращается к зеркалу заднего вида. – Никто нас не преследует, – говорила ей Билли. И не один раз. Однако взгляд Зары снова неудержимо скользит к зеркалу. Она не понимает, что, если бы за ними охотились полиция, федералы или, черт возьми, национальная гвардия, если бы у кого-нибудь были хоть какие-то догадки о том, где они, если бы думали, что Майлс у них, были бы вертолеты, блокпосты и настоящие погони. – Или они думают, что мы приведем их прямиком к мальчишке. – Не говори глупостей! – Слишком высока вероятность того, что они ускользнут, затеряются на проселочных дорогах, скроются в темноте. Их бы уже давно остановили, сковали наручниками, прижав лицами к машине, им предложили бы сделку в обмен на то, что они помогут найти ее сестру и племянника. – Ты полагаешь, у них хватит людей, чтобы организовать на территории нескольких штатов охоту на нас с тобой? Не зная наперед, с нами ли мальчишка и сможем ли мы привести к нему? Народу не хватает, ресурсов не хватает. Все заняты решением своих собственных проблем на местном уровне. Позволь сказать тебе, сестренка… – Я тебе не сестренка! – Не перебивай меня. Я хочу тебя просветить. Я выросла в Южной Африке и на собственном опыте убедилась в том, что полицейские на девяносто девять процентов некомпетентные козлы, которые понятия не имеют, что им делать, и просто катаются на своих патрульных машинах, отрабатывая зарплату. Уверяю, здесь все то же самое. – Такие же, как ты. – С горечью. – Господи, Зара! Да успокойся же, наконец! Скоро мы станем богатыми и больше никогда не увидим друг друга. Разве это не будет клево? – При этой мысли она улыбается. Изготовительница фальшивых документов, к которой их направила миссис А., живет в экологическом районе на границе болот, предназначенном для богачей, относящихся с оптимизмом к изменению климата. На въезде Билли записывает их как «Эдина» и «Патси», приехали к Дине Галеоталанза. Охранница, на вид ей лет четырнадцать, щеки и лоб в прыщах, прилежно записывает номер их машины и поднимает шлагбаум. Все дома похожи друг на друга, вроде бы в каждом есть что-то индивидуальное, но все они спроектированы в соответствии со строгими критериями, дерево и стекло, упор на дома, высоко поднявшиеся над землей на сваях, вдоль улиц похожие на одуванчики фонари на солнечной энергии. Как если бы Фрэнк Ллойд Райт был эвоком[100], хочется сказать Билли, однако Зара не поймет тонкую иронию. Район простирается на многие мили, от главной дороги отходят ответвления, ведущие к новым скоплениям строений через заросшие травой болота, известные под названием «мокрые прерии». При этом делается все возможное, чтобы избежать сходства с элитным коттеджным поселком. Дикая природа подступает вплотную, поднятые дощатые настилы проходят над буйством болотной растительности, а у улиц такие причудливые названия, как Элтроплектрис и Тилландсия[101], что очень затрудняет поиски нужной, поскольку все они длинные, незнакомые и запутанные. Им приходится остановиться и спросить указания у женщины, катящей детскую коляску, в которой сидит маленькая собачонка. Наконец они сворачивают на Криптотецию[102] и находят дом номер 12, прямо у кромки воды, с отходящим от берега причалом. – Определенно, миссис А. предпочитает места, куда можно добраться на лодке, – замечает Билли. – Специальная «Эйрнбиэнби»[103] для тех, кому требуется свободный доступ по воде. Социальная сеть, позволяющая очень плохим людям находить друг друга? – Она нашла бы здесь свое место. Но, с другой стороны, скоро ей уже будет не нужно все это. Шанс, который дается раз в жизни. Зара выходит из машины, никак не отреагировав на ее слова, и приветственно поднимает руку угрюмой грузной женщине, стоящей на веранде наверху, в больших темных очках со стальной оправой, какие любят серийные убийцы, и шляпе с огромными мягкими полями. – Опаздываете, – говорит Дина Галеоталанза. – Я уже решила, что вы не приедете. После стольких моих трудов. Билли сразу же проникается к ней неприязнью. Деревянный внешний облик дома в духе «Дома над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта никак не соответствует тому, что внутри: мечта поджигателя, опасно покосившиеся стопки книг и бумаг, разбросанные по всем мыслимым поверхностям, запихнутые в шкафы, сплошным ковром покрывающие пол, скомканные и расправленные листы с изображениями сказочных персонажей и, насколько может судить Билли, картами и планами выдуманных мест и волшебных государств. – Смотрите, куда наступаете. – Дина осторожно пробирается по ковру иллюстраций и карт. Как там называлась эта игра, которой так раздражал Билли ее племянник, когда она видела его в последний раз на дне рождения его отца? Мальчишка перебирался с дивана на стул, со стула на кресло, заявляя, что пол – это раскаленная лава. – У уборщицы на этой неделе выходной? – язвительно спрашивает Билли. – Вам нужны эти документы или нет? – поворачивается к ней Дина. Она поднимает очки на переносицу. Это «хамелеоны», стекла темнеют на ярком свету, но в полумраке помещения они стали прозрачными, открыв карие глаза, устроившиеся в сплетении морщинок, но острые, как у хищника. – Если будете грубить мне в моем собственном доме, можете сами рисовать себе паспорта. Я знаю, что вы думаете. «Как я могу доверять ее работе, если у нее дома царит такой бардак?» А вы не задумывались над тем, как непросто держать все это в голове, сколько времени и кропотливого труда это требует, и нельзя допустить ни малейшей ошибки? Это означает, что нужно сохранять равновесие. Инь и ян. Вот здесь, – она стучит себя по голове, – все строго разобрано по полочкам, а тут раскидано в полном беспорядке. – Она поворачивается к письменному столу, разгребает бумаги и разноцветные карандаши и случайно задевает погребенный под ними планшет, отчего зажигается огромный экран, возвышающийся над хаосом. – Твою мать, куда я это положила?