Билли все равно благодарит Косички. Ей не помешает наладить хорошие отношения. Если верить наклейке, этими лекарствами потчевали некую Маргарет Графтон, страдающую циститом, жительницу Су-Фоллс. «Твое здоровье, Мэгги!» – мысленно благодарит Билли, запивая похожую на мел таблетку глотком теплого пива. Где-то в сыром полумраке дома Рико сношает рыжеволосую, ее похожие на тявканье щенка крики перекрывают стрекот цикад, ветер шумит в деревьях, вдалеке слышится завывание двигателя квадроцикла. Билли только притворяется пьяной, выстраивая пустые бутылки, однако по большей части она выливает пиво в траву, когда никто не смотрит. Она наблюдает за поведением девиц, чертов Дэвид Аттенборо[69], изучающий шайку накачанных метамфетаминами красоток, обитающую в лесах Небраски. Если это именно они. Билли рассчитывала поговорить с Золой. Не для того чтобы выразить ей свою признательность. Но Зола ей нужна. Ей нужен хоть кто-нибудь. Здесь их восемь или девять, все заняты-заняты-заняты, глаза у всех горят слишком ярко (словно блестящие наконечники сверл). Не думайте, что она не заметила в кострище отломанную щепку, среди битого стекла, пустых консервных банок и мертвого плюшевого медвежонка, которая на самом деле вовсе не щепка, а соскобленная плоть, ее плоть, с серебристой полоской клейкой ленты и клочками светлых волос. Эх, трахнуть бы хорошенько этих животных! Толстым сверлом! Но когда Билли видит свой шанс, поблизости никого нет, встает и бредет к зарослям за кострищем, кто-то лениво ее окликает: – Эй! – Чего тебе? – обернувшись, отвечает она. Косички развалилась в туристическом кресле, которое кто-то затащил на веранду дома. Кому это могло понадобиться? Мальчишкам, игравшим в разбойников. Девчонкам. Но девочкам в жизни приходится больше доказывать. Они должны быть более сильными, более ожесточенными, более жестокими, чтобы занять место Больших мужчин. Миссис Амато наглядно продемонстрировала это с бедняжкой Сэнди. Билли ее поняла. Не нужно быть таким же хорошим, как мужчина. Нужно быть хуже. Нужно довести все до крайности, показать, что ты здесь самая плохая стерва. – Я пошла отлить, что, нельзя? – Я бы этого не делала, – кричит Косички. – Что, нельзя поссать? – Ядовитый дуб, дура. Сходи лучше в сортир. – Она тычет большим пальцем на дом, при этом показывая пистолет в кобуре под мышкой. – В доме. Билли делает так, как ей сказали. Перед зеркалом в ванной она крутит головой так и эдак. Повязка, похоже, наложена профессионально – или достаточно профессионально. Не врачом. Билли гадает, что бы это могло значить. Ветеринаром. Стоматологом. Какой-нибудь самоучкой, блин. Открыв шкафчик, Билли обнаруживает беспорядочное месиво косметики, гигиенических средств, зубной пасты – но никаких лекарств, ничего такого, чем можно было бы воспользоваться, кроме противозачаточных таблеток на пластиковом круге, обозначающем двадцать восемь никому больше не нужных дней. По крайней мере, не нужных по своему прямому назначению. Билли выдавливает на палец пасту и трет зубы. Она ни за что не воспользуется зубными щетками этих лахудр. Мало ли что можно от них подцепить. Дверь распахивается, и врывается Рыжая, раскрасневшаяся, пахнущая жизненными соками влагалища. Она в футболке, ноги у нее голые. – Я… – начинает было Билли, но Рыжая уже стаскивает с себя трусики и опускает задницу на стульчак. – Если хочешь, можешь взять мою зубную щетку, – говорит она, нисколько не смущаясь шумом хлещущей из нее мочи. – И мою косметику. – Нет, спасибо. – Билли избегает смотреть ей в глаза, не хочет видеть розовое пятно у нее между ног. Она начинает складывать хлам обратно в шкафчик, но тут у нее за спиной возникает Рыжая и забирает из ее руки коробочку с тенями. – А видок у тебя выжатый, – задумчиво произносит она, затем у нее зажигаются глаза. – О! О господи! Дай я тобой займусь! И Билли думает, а почему бы и нет? Поэтому она садится на тот же самый стол на кухне, повернувшись лицом к свету, а рыжеволосая (Фонтэн, как будто родители решили назвать ее первым прикольным французским именем, на которое наткнулись) притаскивает большую косметичку. Билли никогда не позволяла кому бы то ни было делать ей макияж, если только речь не шла о профессиональной фотосъемке. Например, рекламные снимки для «Величественного подземного ужина», выходившие в «Индепендент» и «Дейли мейл». К сожалению, они так и не отметили начало эпикурейских подземных пиршеств в заброшенных тоннелях лондонской почтовой службы, поскольку ее безмозглый деловой партнер-любовник забыл получить необходимые разрешения по санитарным нормам и требованиям безопасности. Билли выглядела сногсшибательно, в нефритовом платье с асимметричным кроем, показывающим ноги, одно плечо обнажено, волосы в прилизанном «каре». Не то что сейчас. Вид у нее жуткий. Растрепанная сломленная птичка с дыркой в голове, и, может быть, волосы у нее никогда больше не отрастут и она навсегда останется уродиной. Билли держит глаза закрытыми, чтобы не мешать щетке для волос и кисточке. – Рико говорила тебе, что это сделала со мной моя собственная долбаная сестрица? – спрашивает она, пока Фонтэн накладывает тени ей на веки. – Я у нее не спрашивала. – Так вот, это сделала она. – Билли открывает глаза и смотрит Фонтэн в лицо. – Рико сказала тебе, почему? – Она решила, меня это не касается. – Фонтэн хмурится и облизывает большой палец. – Закрой. – Имея в виду глаза, чтобы можно было вытереть свою ошибку, воспользовавшись слюной. – А салфеток нет? – отдергивает голову Билли. – Израсходовали все вчера вечером. На тебя. – Подчеркнуто. – Спасли мне жизнь. – Билли подчиняется обслюнявленному пальцу, трущему в уголке ее глаза, наносящему бронзовые блестки. Это не ее стиль. – Тебе повезло, – замечает Фонтэн. – Мы охотимся за ней. – Билли понижает голос. – За моей сестрой. Рико говорила, почему? – Я не спрашиваю. Она не говорит. Мы не настолько близки. Посмотри вверх. – Фонтэн водит кисточкой по ресницам. – Ха. – У Билли непроизвольно наворачиваются слезы. – Пожалуй, так оно и к лучшему. Фонтэн спрыскивает ей лицо, брызги холодные и резкие, словно пощечина. По крайней мере это не сверло. – Помаду какую? – Бесцветную, если есть. – У меня только алая. Потемнее или посветлее? – На твой вкус. – Рико сказала, ты не выполнила заказ, – смягчается Фонтэн. – Твоя сестра сбежала с товаром. – Она так сказала? – Билли трясет головой и издает слабый смешок. – Ха! – На самом деле все было иначе? – Ну, я бы выразила это по-другому. Я имею в виду, вряд ли можно называть «товаром» живого человека. – Это кто? Какая-то знаменитость? – Блин, я не должна была ничего говорить. Я полагала, ты знаешь. – Это была Рианна[70]? Потому что я читала, что никто не знает, где она. То есть она может скрываться на каком-нибудь частном острове. – Кое-кто поважнее. Редкий товар. – Билли трогает пальцем свеженакрашенные губы и таинственно улыбается. – Но тсс, хорошо? Никому ни слова. А то у меня будут неприятности. – Кое-кто поважнее Рианны? – Можно посмотреть? – Билли забирает у Фонтэн пудреницу и крутит зеркальце так и сяк. – Очень красиво, спасибо. Ты не займешься и моими волосами, после того как снимут бинты? – Если ты хочешь! – Фонтэн вспыхивает от удовольствия. – Но ты не могла хотя бы намекнуть? – О господи, я и так уже сказала слишком много. Это должно быть секретом. Я наговорила лишнего. Забудь о том, что я вообще тебе что-то сказала. Пожалуйста. Все это чересчур просто. Лицо Фонтэн скручено в жадном любопытстве. Словно завести игрушку и пустить ее. – О, смотри, – говорит Билли, – Зара вернулась. – Голос ее проникнут фальшивой радостью. – Я пойду ей помогу. Еще раз спасибо, ты просто ангел! Она хромает к машине, остановившейся на лужайке перед домом, стараясь не выглядеть чересчур самодовольной. – Что у тебя с лицом? – спрашивает Зара, когда Билли забирает у нее сумки с покупками. – Фонтэн. Макияж. Она на мне не сидела, если тебя интересует. Это я оставляю Рико. Которая спешит к ним, смущенная, с похмелья, если Билли в этом разбирается. А она в этом разбирается. – Ревнуешь, chica[71]? – непристойно показывает ей язык Рико. – Долбаные дети! – усмехается Зара. – О нет, – поправляет Билли, сладкая словно леденцовое сердечко. – Полагаю, Фонтэн уже есть восемнадцать. – Это шутка, – замечает Зара. – Что говорят в мире? – тихим голосом спрашивает Рико. – Прежде чем мы зайдем в дом. – Мм, – ворчит Зара. – Адрес Тайлы подтвержден. Семья по-прежнему живет там, недавно оплатили счет за электричество. Покупатель по-прежнему ждет товар. Но нам нужно довести дело до конца. Мы могли бы тронуться в путь сегодня вечером, если бы ты не была так пьяна. – Или если бы ты не была так ленива, черт возьми, – скалится Рико. – Ты могла бы вести машину сама, сучка! – После алкоголя усталость – следующий убийца на дороге. – «Покупатель», в единственном числе? – уточняет Билли. Зара пропускает ее слова мимо ушей. – Я слышала, ты стряпаешь для нас. Не вздумай подмешать нам какую-нибудь дрянь! Я о тебе наслышана. – Ни в коем случае, – возражает Билли. – Они и без меня уже здорово наширялись. Она их сосчитала: девять любящих белый порошок девиц, живущих в лесу. Белоснежка и восемь наркоманок. Девицы назвали ей свои имена, но они провалились мимо, вместе с комплиментами по поводу еды, которую Билли приготовила своими собственными руками, курица-гриль с персиками и ее фирменным соусом (адаптированным под реалии, потому что в этой глуши копченую паприку не достать), поджаренная до румяной корочки брокколи с семенами кунжута, бобы и лепешки из пресного теста, запеченные в фольге в углях. Их имена Билли не нужны. Точнее, нужно только одно, и Зола сама подходит к ней после трапезы, что избавляет ее от необходимости отводить ее в сторону. Так более естественно, менее подозрительно. Зара сидит у кострища, уставившись на огонь, и кто-то притащил караоке или компьютер с микрофоном, и Рико исполняет бунтарский рок-гимн так, будто это романтическая баллада, но так оно и к лучшему, потому что она не обращает внимания на Билли и Золу, моющих посуду в ярко освещенной кухне. Вообще-то посуду моет одна Билли, а Зола стоит рядом и держит пальцами за горлышко бутылку пива, словно повешенного. – Фонтэн сказала, твоя сестра сбежала, прихватив кое-что, – небрежным тоном говорит Зола. – Или кое-кого. – Точно, – говорит Билли, делая свою речь заплетающейся, как у пьяного. – И я ее прикончу, твою мать! – «И всех вас, – мысленно добавляет она. – Или дам вам перебить друг друга». – Наркотики?