– Что она тебе сказала? Когда? Она тебе звонила? – Мы с Венди вместе обедали. – Портер повернулась к Ники. – Наш старший братец купил здание на углу развязки. Только это страшная тайна. – Она поднесла палец ко рту. Сидеть вечером в баре со своими братьями – уже сам этот факт ее опьянял, хотя она сделала всего один глоток из кружки Ники. – На углу? Где винный магазин? – уточнил Ники, вертя головой между братом и сестрой. – Когда-то был винный, не так давно. Мейн-стрит, семьдесят два. Рядом с пиццерией Сола. Как это Венди тебе рассказала? – Эллиот вспыхнул. – Просто я не хотел, чтобы поднялся тарарам, чтобы все лезли ко мне с советами, что надо делать, а что не надо. Я взрослый человек, и строительство – это моя работа. – Бокал его был пуст, но он все равно поднес его к губам. – Но это же классно, Эл! – воскликнул Ники. – И что хочешь там построить? Переведешь туда свою контору? Или станешь сдавать? Построишь что-то новое? Суперновость! Будешь в центре внимания. Астрид знает? Она закатит целое представление. Всем раструбит по электронке, никого не обойдет, и все мы получим по пятьсот писем. – Господи, – выдохнула Портер. – Будь Берди помоложе, она бы научила маму такие номера не выкидывать. – Нет, мама не знает. Буду вам признателен, если оставите ее в неведении. Я веду переговоры с потенциальными клиентами, когда все решится, тогда ей и скажу. – Эллиот прокатил бокал по краю стола. – Ведь в любом случае мой выбор будет неправильным, поэтому и не спешу ей рассказывать. Зазвонил колокольчик. Ники сунул руку в карман и извлек мобильник. – Джульетта, надо ответить. Обещал ей позвонить, когда приеду, но взял и заснул. Портер подвинулась и выпустила Ники из-за стола. Он проворно подбежал к тяжелой входной двери, толкнул ее и скрылся на улице. Портер протянула руку Эллиоту, тот отмахнулся и поднялся на ноги сам. Они вместе прошли к бару и прислонились к сияющей глади деревянной стойки. Перед Эллиотом появился свежий бокал пива, перед Портер – новая порция минералки. Когда она в последний раз так тесно общалась с братом в вечернее время – и не вспомнить. Сейчас, в полутьме, она видела его достаточно четко, знакомый профиль, широко расставленные локти, когда нервничает. Взрослый человек все время меняет кожу, а вот скелет не меняется, сколько себя ни обманывай. – Почему ты не хочешь ей сказать? – спросила Портер. Быть членом семьи – это как «День сурка». Что бы ни случилось, завтра утром Эллиот все равно будет ее старшим братом, не важно, принесет ли сегодняшний вечер радость или они вдрызг разругаются, как часто бывало. Ее мама останется ее мамой. Она попробовала просчитать в уме – если у нее, Эллиота и Ники были разные комплекты родителей, эти комплекты так и оставались разными на шкале времени, вплоть до настоящей минуты? Или есть кнопка перезагрузки? Такой кнопкой стала смерть их отца, это известно наверняка. Может быть, тогда Астрид и начала меняться, а они так переживали, что не заметили? – Ты разве не видишь, что со мной она куда жестче? Чем с вами обоими? Помнишь случай, когда я задержался со Скотти, так она меня заставила спать на крылечке? – Ничего такого не было, – возразила Портер. – Было. Да, через час она вышла и пустила меня ночевать в своей комнате, но час я проторчал на крылечке. А когда отец умер, ты приходила домой из школы, и вы с Ники целую неделю спали в одной постели? А я оставался в своей комнате. – Эллиот отпил пива. – Ты никогда не говорил, что хочешь спать с нами! – запротестовала Портер. – Мы должны были твои мысли читать? – Ты так и не поняла. Еще поймешь. Кто знает, может, и я со своими детьми так поступаю. Ладно, сейчас они еще маленькие, авось не запомнят. – Ничего кошмарного пока не вижу, – заметила Портер. Ники включился в разговор и поцеловал брата и сестру в щеку. – Джульетта приедет завтра, – сообщил он. От бороды и дыхания шел запах водорослей. – Будет Сесилии сюрприз. Пока не забыл – у меня к вам вопрос. Кто такая Барбара Бейкер? Мама сказала про нее раз шесть, а я ее вообще на фиг не помню. – Она была замужем за Бобом Бейкером, помнишь такого? Он всегда возил платформу на празднике урожая. Вся штука, черт дери, в том, что все произошло прямо у мамы на глазах. Погибнуть запросто могла она. Я об этом постоянно думаю. – Эллиот снова отхлебнул пива. Портер уже открыла рот – объяснить, что Барбара была своему мужу больше чем женой и оказалась крайне неудачной заменой их матери, но тут женщина лет тридцати в другом конце бара посмотрела на них с прищуром, который все трое тут же опознали. – Ох, – пробормотал Ники. Женщина слезла с табурета возле стойки и, пошатываясь, подошла к ним. – Вы Джейк Джордж? – Фанатам фильма Ники сейчас было от тридцати до сорока, они по уши увязли в поисках жизненного пути, до сих пор балдели от своих подростковых пристрастий, каких-то парусов надежды на настоящую любовь. Сесилия поведала Портер, что кое-кто из ее одноклассников этот фильм видел, даже что-то из него цитировал – строчки, которые сейчас звучали как расизм и сексизм в чистом виде. А ведь каких-нибудь двадцать лет назад они казались вполне приемлемыми и даже остроумными! Ники все это ужасало еще тогда, тем более сейчас, но как человек вежливый он протянул руку и сказал «да». Женщина взвизгнула от счастья и тут же обошла его со спины – сделать селфи. Ники, в принципе, не любил селфи, однако женщина попалась на диво проворная, при том, что явно пребывала под градусом, – и после вспышки он сразу же укрылся в своем углу за братом и сестрой. Когда ты не один, оно спокойнее. Глава 36 Астрид готова Астрид подвезла Берди к ее парикмахерской, высадила и неторопливо покатила в своей большой и тяжелой машине дальше по дороге, которую лучи солнца сквозь густую листву сделали крапчатой. Октябрь в этих краях – самый шикарный месяц в году, летом не укрыться от жары, зимой все завалено снегом, а осень – просто прелесть. По этим улицам она спокойно может ехать с повязкой на глазах, если бы не пешеходы и собаки, мышечная память помнит каждый ухаб и поворот. Астрид проехала мимо «Спиро», бакалейного магазина, красного сарая «Счастливый Клэпхэм», мимо Ассоциации молодых христиан, мимо толстого паука «Херон медоуз», мимо вокзала, мимо дома Портер, мимо церкви, где Эллиот и Венди сочетались браком, мимо младшей школы, мимо старшей школы, шесть раз мимо развязки, пересекая город во всех направлениях. Ники написал ей, что он в городе и остановился на ночь у Портер, а утром заедет к ней. Приезд Ники заставил ее нервничать – он ведь не любит Клэпхэм, а может, он не любит ее. Когда родителей двое, вину за проблему с ребенком всегда можно переложить на другого, а когда ты одна, такой подушки безопасности нет. Астрид очень хотелось, чтобы их отношения были лучше, хотя все ее попытки их улучшить давали обратный результат. Раньше она старалась не ограничивать Ники, не ругала, когда он задерживался, как бывало с Эллиотом. Честно пыталась исправить свои ошибки! Только в семье все ох как не просто: вроде бы все хотят как лучше, а в итоге – полный провал. Любовью всего не вылечить, когда кто-то что-то недоговорил или ненароком кого-то обидел во время обычного разговора за обедом. Любовью не справиться с неправильно понятой эсэмэской или вспышкой гнева. Астрид позвонила Ники и Джульетте по отдельности и объяснила, что произошло в школе Сесилии. В здешней школе. Она знала, что не уделяла своей бедной внучке должного внимания. Погибни Барбара раньше, она бы, возможно, и вообще отказалась бы принимать у себя Сесилию. Астрид была счастлива, что внучка приехала, Сесилию она любила. Проблема заключалась в Барбаре. Астрид как женщина, как человек оказалась не такой железной леди, какой выглядела в глазах своих детей, – вот в чем крылась проблема. После рождения близнецов Ники попал в Клэпхэм впервые. Три года! Было время, три года казались Астрид вечностью, когда ее дети считали свой возраст, используя четверть и половину, потому что целый год воспринимался ими неисчислимым пространством, и в его начале они и представить не могли, что он закончится. А сейчас три года – как дни, в лучшем случае недели. Ники все равно остается ее ребенком, быстро ли бежит время или тянется медленно, большие охватывает промежутки или маленькие, когда Ники нет в стенах родного дома, для нее это трагедия. Только кому пожалуешься? Портер и Эллиот привыкли жить в харизматичной тени Ники, значит, им не пожалуешься, несправедливо. Расселла нет. Двое из ее троих детей живут на расстоянии пяти минут! Подругам тоже плакаться не станешь – их дети перебрались в Лос-Анджелес, Портленд или Чикаго, туда надо лететь самолетом, даже чтобы просто поговорить через сеть, надо договариваться заранее из-за разницы во времени, а без этих сеансов внуки вообще забудут, как выглядят их дедушки и бабушки. Джульетта и Сесилия приезжали погостить два или три раза в год, оставались на выходные, просто чтобы развлечься, сходить в местный зоопарк, поплавать в местном бассейне, когда от Бруклина уже хочется выть. Так что три года – не такой уж большой срок, нельзя сказать, что они отдалились друг от друга или, не дай бог, поссорились, просто Ники не любит сюда приезжать, ему хорошо с самим собой, он любит путешествовать. Когда появилась Сесилия, ездить в гости стало сложнее, Астрид понимала. До чего же, однако, матери хотелось любви своего взрослого сына! Астрид сделала поворот и оказалась на улице, где живет Эллиот. Наверное, с самого начала она собиралась именно сюда. С детьми так – каждому нужно что-то свое. Одному – чтобы его обнимали и тискали, другому подайте свободное пространство и тишину. Астрид пыталась, честно пыталась дать каждому из своих детей то, что им хотелось, но преуспеть на этом поприще оказалось невозможно. Наверное, Эллиот еще не видел брата, и Астрид решила пригласить его на ужин – пусть к ней приедут все ее дети и внуки. Это же так просто – не в связи с праздником или какой-то годовщиной, когда в центре внимания кто-то один и все вертится вокруг него, а просто так, потому что все они живы, находятся рядом – это ли не чудо? С возрастом Астрид все лучше понимала: ее родители и ее дети – самые близкие ей люди, поколения скользят быстро, двадцать пять лет между ней и ее мамой и тридцать с чем-то лет между ней и ее детьми – пустяк, ведь еще живы жертвы Холокоста, который случился меньше чем за десять лет до ее рождения, а ее дети читали об этой трагедии в учебниках истории. Все пролетело в мгновение ока. Ее дети были детьми, а сейчас они – взрослые. Все они – взрослые, здесь и сейчас. Астрид поставила машину у подъездной дорожки к дому Эллиота, позвонила в звонок – громкий, электронный сигнал, нарочитая имитация колокольчика. Никто не ответил, она взялась за дверную ручку, и дверь вдруг открылась. Через широкое окно в гостиной Астрид увидела во дворе Венди и близнецов. Венди стояла на коленях перед одним из братьев и обрабатывала мелкую ранку. Она хорошая мама, строгая, но любящая. Астрид уважала Венди за ее бесконечное терпение – ведь ее шалопаи выведут из себя кого угодно. Они в этом смысле покруче ее собственных детей, правда, в восьмидесятые жизнь была совсем другой и предъявляла к ней куда более скромные требования. Тогда не существовало даже ремней безопасности. Ей хотелось предложить Венди нечто большее – посидеть с детьми, что-то подсказать, рассказать какие-то забавные истории из детства Эллиота и его сестры с братом, однако она знала, что ее намерение будет принято без энтузиазма, и держала рот на замке. Стоило ей удариться в воспоминания, как крошка Эллиот бухнулся на плотную пеленку, учась делать первые шаги, Эллиот смотрел на нее с прищуром, будто она спрашивала, как у него нынче со стулом. Дверь в кабинет Эллиота была закрыта. В огромном доме Айдан и Захари занимали одну комнату, еще несколько спален, предназначенные для возможного пополнения семейства, после мозгового штурма превратились в места для всяких абсурдных занятий: домашний спортзал, игровая комната, библиотека, для нее купили большие книги в кожаных твердых переплетах, читать которые никто не собирался. Астрид постучала, подождала. Услышала, как Эллиот вздохнул, заранее недовольный, – и медленно повернула дверную ручку. Эллиот играл в гольф. Имитировал – с помощью видеоприставки и экрана телевизора. Астрид бесило, что в кабинете у него стоит телевизор. Не кабинет, а гольф-клуб, подростковая фантазия на тему взрослой жизни. – Привет, мама, – сказал Эллиот, не поворачиваясь. – Откуда ты узнал, что это я? – спросила Астрид. Эллиот отвел локти назад, изображая удар, в руках крошечный пульт – и якобы запулил мяч высоко в иллюзорное голубое небо. На экране появился результат, после чего Эллиот нажал кнопку, и экран погас. Он швырнул пульт на стол. – Какие новости? – У меня к тебе пара вопросов. Можно сесть? – Астрид показала на кожаное кресло для посетителей напротив его стола. Он кивнул, и она села, выпрямила спину, скрестила лодыжки, сумочку положила на колени. Эллиот убрал телефон со стола, нажал несколько кнопок. – У меня скоро встреча, надо кое-что обсудить, но, конечно, давай. – Он уселся на край стола, как нетерпеливый директор старшей школы. Сердце застучало в груди, пробиваясь к поверхности ближе, чем обычно. Астрид оглядела фигуру Эллиота, все еще стройную, как в отрочестве. Жизнь человека трудно зафиксировать, поделить на конкретные периоды. Да, подруги детства всегда выглядят повзрослевшей версией себя, а коллег по работе сложно представить в опасном возрасте с мудреными зубными скобами. Но когда Астрид смотрела на своего старшего сына, она видела его целиком и сразу: спортивный юноша, очаровательный карапуз, безутешный ребенок, студент юридического факультета, муж, новоявленный отец. И все они вместе и врозь – это Эллиот. – Извини, – произнесла Астрид. Эллиот отошел от стола и встал перед окном. Она поднялась, они оба смотрели на лужайку. Там резвились Захари и Айдан, по очереди лупили бейсбольные мячики со специальной пластиковой подставки. Всякий раз ребята изо всех сил напрягали свои маленькие тельца, едва не падая, не важно, попадали по мячу или нет. Венди сидела в сторонке, в садовом кресле. Мальчишки любили покуролесить, поиздеваться над взрослыми, хотя друг друга не обижали никогда, и сейчас каждый терпеливо ждал своей очереди в этой баталии на двоих. Эллиот напряженно смотрел в окно. – Портер тебе сказала? Или Венди? – О чем? Нет, дорогой, я хотела перед тобой извиниться. – Она зашла не с той стороны, он ее не понял. – Насчет Барбары Бейкер. Это ведь она мне тогда сказала, что видела тебя, помнишь? Эллиот повернулся к ней. За его спиной светило солнце, и лицо оказалось в тени. – Господи, Ники прав, тебе эта Барбара Бейкер покоя не дает. Дичь какая-то. Что я должен помнить? В голове у Астрид мелькнуло: а не придумала ли она все? Может, ей пригрезилось? Нет, все-таки вымысел с правдой она обычно не путает. – Ты был в седьмом классе. Я сказала тебе: кое-кто мне сообщил, что видел тебя. На камнях, у воды. С симпатичным пареньком, он вскоре уехал. И я тебе сказала: чем бы вы там ни занимались, это надо прекратить. И вот за это я хочу извиниться. – Она все впихнула в короткую фразу, да и времени с тех пор прошло бог знает сколько. Но едва эти слова вылетели изо рта, у Астрид будто гора свалилась с плеч. – Прости меня, сынок. Я только потом поняла, как была не права. Эллиот склонил голову набок. Его лицо – насколько она могла видеть – не отражало ровным счетом ничего. – Я этого не помню, – произнес он. За окном раздались хлопки, но они даже не обернулись. Мальчишки радостно улюлюкали. У одного из них получилось ударить, и мяч взмыл высоко в воздух. Венди зааплодировала, застучала в ладоши, этот звук они и услышали. – Твой приятель, Джек? Его родители переехали в Калифорнию, в Беркли. Примерно туда, откуда Венди родом. Ты его помнишь? – Вот тебе и детские годы твоих детей! Она всегда переживала, когда кто-то из них (а то и все трое!) забывал слова песни, которую она пела им пятьсот раз, или содержание книги, которую они читали вместе, уютно устроившись рядышком, по шесть, семь или восемь раз в день, а потом оказывалось, что они ничего этого не помнят, хотя Астрид эта информация казалась очень важной. Неужели история с тем мальчиком – очередная детская сказочка? И она сама наполнила ее таким смыслом, что та повисла камнем на шее, именно на ее шее, а не на шее ее сына. – Нет так нет, – сказала Астрид. – Был такой паренек, вроде бы вы дружили. – Она не стала продолжать. – Все нормально, мама, – выжал из себя Эллиот наконец. – Не парься. Ничего там плохого наверняка не было. – На столе завибрировал телефон, он встрепенулся. – Извини, надо ответить. – Эллиот подхватил телефон, сказал кому-то «привет», открыл дверь кабинета, позволил маме выйти в коридор и закрыл за ней дверь. Астрид избавилась от тяжелой ноши. Сняла гору с плеч. Высоко подняв подбородок, она гордой походкой вышла из дома. Глава 37 Парный массаж