– Господи… Он откинул одеяло и встал на ноги, едва не рухнув обратно от головокружения и нахлынувшей тошноты. Робин посадила принца обратно на постель. – Вам нужно полежать еще хотя бы денек, прежде чем делать такие резкие движения. – Позвони Делинде. Я должен встретиться с Каспаром… Нет, стой! Сначала я встречусь с ним. Потом сообщим королеве о том, что я очнулся. Он выглядел слишком решительным и напуганным, чтобы Робин смогла возразить. Она мгновенно поняла: любое отрицание повлечет за собой бурю негодования. На одну постыдную секунду ей захотелось оказаться на месте Шульца. – Тогда я позвоню миссис Шерро. Я вытащу вас из больницы, а она проведет в тюрьму. Робин заверила врачей на посту, что сама сообщит о выздоровлении принца. К ее заявлению отнеслись с недоверием, но, сохраняя маску доброжелательности, кивнули, сдерживая соблазн первыми сообщить миру благую весть. Александр надел черные обтягивающие брюки и черную рубашку. Непривычно мрачный для него образ, больше присущий германскому принцу. Взбудораженный новостью о заключении Каспара, он отодвинул мысли об отравлении на задний план. У него не было желания думать об этом долго, как и знать имя отравителя. Все равно Александр не поверит в его виновность. Саша или Делинда? Уверенность колыхалась, как колосок на морозном ветру. Порой он признавался, что верит в других людей больше, чем в себя. Зачастую неоправданно. Было время, он считал это проявлением доброты и милосердия. Но сейчас он понял: малодушие – его настоящая болезнь. Спустя полчаса они неслись в тюрьму, где их уже ждала Ирен. – Так кто сейчас придет? – спросила ее девушка на посту. – Чего уж скрывать. Это принц Александр. – Ага, а я королева Делинда. Дверь раскрылась, запуская в душный коридор холодный воздух. Александр вытер ноги о ковер небрежно и быстро, после чего уставился на Ирен. – Рада вас видеть в полном здравии. – Где Каспар? – Я вас проведу. Робин, вы с нами? – Пожалуй, останусь и посторожу. Ирен молча кивнула и направилась в конец коридора, к лифту. Принц следовал за ней. – Надеюсь, условия у него хорошие. Рука Ирен остановилась в сантиметре от кнопки. – Вы сами все увидите. Ответ заставил принца содрогнуться. Худшее, на что было способно его воображение, предстало перед его внутренним взором, и Александр сглотнул. Они спустились вниз на два этажа. Дверцы кабины разошлись в стороны. Александр вдохнул затхлый сырой воздух. Тошнота вновь подступила к горлу, а вместе с ней в голову ударила ярость, направленная против сестры. Темный, обложенный рассыпающимися блоками коридор всего с парой потолочных ламп и бетонным полом не внушал доверия. Вздыбившиеся слои краски на покореженных дверях, держащихся на ржавых петлях, тоже. О дыхании прогресса свидетельствовали только встроенные в стены сенсорные панели у каждой двери. – Он в дальней камере. – Это ужасно. – Согласна, но… таков был приказ. – Какой еще, к черту, приказ? Что еще вам приказали? Ирен вздрогнула. – Подавать еду раз в день. Каждое слово рядом с принцем рождалось с неимоверным трудом. Ирен не припоминала, когда в последний раз ощущала такую тяжесть. Осуждение, жалость и наивное непонимание в глазах принца припечатали ее к месту, вызывая к жизни позабытое чувство стыда. Он подошел к камере и положил руку на шершавую дверь. – Каспар? Это я, Александр. Послышался приглушенный кашель, словно кашляли в кулак, а следом твердое, но нежное: – Ваше Высочество? Вы очнулись! – Говорят, во многом благодаря тебе. – Александр заставил себя произнести эти слова приподнятым тоном и радовался, что его измученный вид остался для Каспара невидим. – Я просто попросил Теру приглядеть за вами. – Оказалось, меня хотели убить минувшей ночью. Если бы ты не нанял Теру… меня бы здесь не было. Он слышал учащенное тяжелое дыхание. – Тогда это заслуга Теры. – Твоя скромность достойна похвалы. Александр оглянулся на Ирен. Та поспешила к нему и положила руку на панель двери. – Каспар, я сейчас зайду. Можно? – Я бы не хотел этого. Сейчас я выгляжу недостойным вашего внимания. «Ты всегда будешь для меня достоен внимания», – чуть не сорвалось у принца с языка. – Это не имеет значения. Помнишь, я говорил то же самое в кафе, а ты меня переубеждал? Так вот… – Нет. Пожалуйста, Ваше Величество. Я не хочу, чтобы вы видели меня таким. – Всего лишь в другой одежде. – Он усмехнулся, но по щеке скатилась слеза. – И не только. Я выгляжу… Я уверен, что мой вид вызовет у вас отвращение. Я не хочу пасть в ваших глазах. Тюрьма все же не дворец. Александр зажмурился и уткнулся лбом в дверь. – Я знаю, ты не убийца. Произошло недоразумение. Ты обязательно выйдешь и вернешься к девочкам. С ними все хорошо, будь уверен. Слышишь? Ты выйдешь из этого… чертового места. Я тебе обещаю. – Я не выйду. И дело не только в том, что королева не позволит. – Тогда в чем еще? Она ненавидит тебя. Всегда ненавидела, в этом причина того, почему ты здесь. – Я убил его, Ваше Высочество. Я действительно убил Адама Синглера. И я не жалею. Руки Александра задрожали в такт неровному дыханию. Услышанное было мгновенно воспринято ошибкой, нелепостью, чем угодно, но не правдой. – Что ты говоришь? Что?.. Она заставила тебя признать вину? Угрожала тебе? – Адам Синглер заслужил именно такую смерть. И я бы убил его еще тысячу раз, если бы только мог. – Что ты такое несешь?! Не бери на себя вину! Я вытащу тебя отсюда. Я не дам тебе сесть. Мы выиграем суд и… – Одной пули хватило бы с лихвой, но это было слишком милосердно по отношению к нему, – заговорил Каспар размеренным тоном. – Он не заслуживал даже доброго взгляда. Люди, подобные ему, могут получить лишь одно достойное наказание – мучительную смерть. Я выстрелил сначала в руку, затем в ногу. Привязал его к креслу. Решил с ним покончить и дал ему напоследок сказать хоть что-то, о чем он жалеет. И он сказал: что не успел навредить человеку, который мне ужасно дорог. Я был зол на себя, дико зол. Ярость и страх ослепили меня. Я задыхался от них. Я выстрелил ему в пах и только после – в голову. И я ни о чем не жалею. Он заслужил смерть, все это знают, но отрицают. Их лицемерие можно понять, но я так не могу. Не могу, потому что из-за него едва не пострадал дорогой мне человек. Если бы с ним что-то случилось, я бы никогда себе этого не простил. К моменту, когда Каспар закончил свою исповедь, щеки Александра были мокрыми от слез. Его терзала мелкая дрожь. От жара он стал скучать по прохладному воздуху. Голос, убеждавший принца, что Каспар лжет, становился все тише и жалостливее, становясь похожим на мольбу и неоправданную надежду. – Дорогой человек? – спросил Александр хрипло. На ум пришла лишь она – Шарлотта Аткинсон. По пути Робин успела рассказать ему, что незадолго до смерти Адам наведывался к ней в клуб и устроил в нем настоящий погром. В жизни Александр не испытывал зависти и ревности сильнее, чем сейчас, стоя у двери в камеру. В секунды слабости он осмеливался представить их с Каспаром вместе где-нибудь на берегу океана, как в том видении в Нейроблоке. Фантазия, казавшаяся более настоящей, чем безнадежная действительность, в которой ему приходилось жить. На что он рассчитывал? Каспар был из людей правильных и благородных, а чувства, связывавшие его с принцем, были далеки от тех, что испытывал сам Александр. Так он думал. И оттого был безумно несчастен. Не сразу он услышал тихое: – Да, Ваше Высочество, дорогой человек. – Ты, наверное, очень любишь его, раз… – Александр замолчал. Не прозвучало ли это с упреком? – Да. – Это хорошо. Замечательно, правда. Но, знаешь, раз ты… признаешь вину, я постараюсь сделать все возможное, чтобы срок был минимальным. Нехорошо злословить о мертвых, но Адама не помешает похоронить во второй раз, чтобы дать всем понять, что ты на самом деле оказал всем огромную услугу.