— Он же мне был как сын, зачем он это сделал, зачем? — Дмитрий Борисович спрашивал не меня, он обращался к Всевышнему. Я поняла, что мне пора уходить, не то начинающаяся у президента «Газлайна» истерика могла перекинуться на меня, последствия которой предсказать было невозможно. — Надеюсь, вы не станете доносить в милицию о моем удостоверении? Вам от этого никакой пользы, а мне одни неприятности. — Обещаю, — загробным голосом произнес он. — Детектив в редких случаях ради истины может переступить через закон… Но только лишь иногда. — Я встала со стула. — Я же обещал… Вон отсюда! — До свидания! — Увидев налившиеся кровью глаза Дмитрия Борисовича, я поняла, что последнюю фразу говорить не следовало. — Во-он! — Этот крик был похож на рычание рассвирепевшего льва. Я заторопилась преодолеть десятиметровое расстояние до двери, пока в меня ничего не полетело. — Пошла во-о-он, стерва! — Трясясь от злости, Дмитрий Борисович схватил со стола приличных размеров хрустальную пепельницу. Оставшееся расстояние я преодолела в два прыжка и немедленно скрылась за спасительной дубовой дверью. Не успела я закрыть за собой дверь, как в нее с другой стороны влетела пепельница, запущенная в меня. После мощного удара дверь скрипнула, но устояла. Аллочка испуганно смотрела на меня своими совиными глазами. — Ты с ним поосторожней, что-то у него сегодня нервишки шалят, — кивнула я секретарше. Не мешкая, я направилась к лестнице, ведущей вниз. Нужно было быстрее убираться отсюда, пока этот полоумный президент не организовал за мной погоню, уж больно мне его пепельница не понравилась. Конечно, мне было интересно, откуда Дмитрий Борисович узнал, что я не из милиции, и кто его вообще надоумил на проверку, но узнать мне об этом было не суждено, так как грозные выкрики в мой адрес стали еще громче — президент встал из-за стола и направился к выходу. На всякий случай я ускорила шаги, спускаясь по лестнице. Все-таки везет мне на свихнувшихся, жаждущих меня убить — каждые три дня, как бы это не вошло у них в привычку. * * * Время подходило к четырем, а доказательства брать было неоткуда. Подозреваемый по-прежнему находился неизвестно где. Что ж, Танюха, давай посмотрим, что мы имеем, с самого начала. 1. ПНВ. На внутренней стороне прибора скорее всего кровь Белякова, возможно также, один из отпечатков пальцев принадлежит ему. Ну и что? С хорошим адвокатом, а я уверена, с такими деньгами можно нанять хорошего адвоката, мои доводы будут разбиты в пух и прах: кровь намазали, отпечаток приклеили, тем более синяки и ссадины к суду заживут, а что они были, документально нигде не подтверждено. Тем более нигде не подтверждено, что я нашла ПНВ именно там, где я его нашла, — глухой же бабке вряд ли кто поверит. 2. Газовый пистолет. Во-первых, была ночь, Сергей мог и не разглядеть; во-вторых, это в Тарасове таких пистолетов два, по всей же России их может быть сотни, да и вообще можно все на меня скинуть, мол, это она Самойлова застрелила, алиби-то у нее нет. 3. Встреча в подъезде оружейника тоже ничего не значила. Как уже сказано, Беляков мог так быстро бежать от страха, опасаясь быть убитым дядей Степой. Этот пункт тоже отпадает. 4. Об отравляющем веществе я умолчу, тут и говорить не о чем. То, что он химик, ничего не доказывает, у каждого человека свои слабости. 5. Финансовые отчетности. Что с них толку, это совсем другая статья, хотя я не думаю, что Дмитрий Борисович даст этому делу широкую огласку: престиж фирмы и так далее. 6. Самойлов раскрыл махинации Белякова, и Беляков его за это убил. Ничего подобного. Беляков — самый честный из всех вице-президентов, спросите у любого. Это Самойлов похитил сто пятьдесят тысяч долларов, в его столе были найдены доказательства этого, и не захотел делиться с братвой, а братва этого ой как не любит. Пригрозили — не поверил, тогда братва в назидание другим взяла да пристрелила жадного Самойлова. 7. Телефонные звонки якобы из Самары производились Беляковым из Тарасова. Все очень просто. Свои дела в Самаре Беляков решил еще в прошлую поездку. В этот же раз ему понадобился недельный отпуск, он, видите ли, с одной дамочкой познакомился, жить они друг без друга не могут. Шефа просить не хотелось, тем более на командировку денег дадут, которые можно опять же с этой дамочкой и просадить. В роли дамочки за определенное финансовое вознаграждение с радостью выступит любая шлюха с проспекта. Как видно, все, что у меня есть по этому делу, объясняется очень просто, только не в пользу моего клиента. Обычно, когда в моих расследованиях наступал застой, я прибегала к не очень законным методам расшатывания дел; но сейчас… сейчас я даже не представляла, где можно применить эти не очень законные методы. Если бы я знала, где скрывается Беляков, тогда бы без проблем навесила на него хотя бы одно убийство — Самойлова, но я не знала. Времени оставалось все меньше, а доказательств больше не становилось. Делать было нечего, я направилась на конспиративную квартиру для разговора с Сергеем о его дальнейшей судьбе. По дороге домой я так углубилась в свои мысли, что, кроме дороги, ничего не замечала, даже того, что за мной следили с того самого момента, как я вышла из офиса «Газлайна». За шесть месяцев до убийства — Доброе утро, дядя Дима, — сказал Игорь, войдя в кабинет шефа. — Доброе-доброе, садись, — не отрываясь от бумаг, ответил Дмитрий Борисович. — Что случилось? — У нас наклевывается очень крупный клиент, который впоследствии может стать нашим партнером, а возможно, произойдет слияние наших фирм. — Так… — Ты поедешь на заключение сделки, и попробуй только мне провалить дело. — Я вас хоть раз подводил? Действительно, к своей работе Игорь относился как к смыслу жизни: он скрупулезно выполнял все поручения дяди Димы и старался выполнять их на максимально высоком уровне. Игорь всегда приходил на работу первым и уходил последним, часто засиживаясь в офисе допоздна. Во всех отношениях Беляков был идеальным служащим, жестким, но справедливым. Дядя Дима мечтал о том, что если его сын не вернется из Германии, то лет через пять, уйдя на заслуженный отдых, он передаст свое дело Игорю. Сын дяди Димы не страдал старинной болезнью русских эмигрантов — у него не было ностальгии по России. Виталий совсем неплохо устроился в Германии, женившись на одной из германских миллионерш — молоденькой вдове старого состоятельного мужа. Так что если бы не некоторые события, описанные далее, Игорь вполне мог рассчитывать на президентство «Газлайна», сразу где-то после шестидесятилетия Дмитрия Борисовича. — Не обижайся, ты у меня лучший сотрудник. Дмитрий Борисович щипчиками откусил кончик гаванской сигары, который упал в массивную хрустальную пепельницу, вставил сигару в рот, поднес зажигалку и громко зачмокал, раскуривая ее. — Как Марина? — Замечательно, живем душа в душу. Игорь, конечно, не знал, а если бы узнал, то ни за что на свете не поверил бы, что жить душа в душу с Мариной они будут до тех пор, пока Дмитрий Борисович платит, очень много платит его любовнице, а заодно и шантажирует ее нескромными подробностями жизни ее юных лет. — Это хорошо. — Бывает, ночами, когда она уже уснет, я смотрю на ее прекрасное лицо, прекрасное тело и спрашиваю себя, что она во мне нашла и долго ли еще будет со мной? — Это зависит только от тебя, борись за свое счастье, и тогда она будет с тобой столько, сколько пожелаешь. — Я хочу, чтобы она всегда была со мной, всю жизнь, пока смерть не разлучит нас. — Игорь представил себя с Мариной перед алтарем во время венчания; сама собой на его лице появилась довольная ухмылка. — Сделай ей предложение, чего ты ждешь? — Не могу. — Почему? Чего ты боишься? — Я боюсь услышать в ответ «нет». Лучше синица в руках, чем журавль в небе, — вспомнил он старинную русскую пословицу. — Мне кажется, если я ей сделаю предложение и она откажется, мы сразу расстанемся. — Чушь. Сегодня скажет «нет», а завтра — «да». Что ты как маленький, смелее, смелее! — Вы думаете? — Конечно. Боже мой, если бы Игорь только знал, что дяде Диме стоит шевельнуть пальцами, и Марина тут же выйдет замуж за любого, на кого он укажет, хоть за самого сатану. — Я с ней недавно виделся, — продолжал убеждать Дмитрий Борисович, — она от тебя в восторге, она тоже счастлива и тоже хочет быть с тобой все время, только сказать стесняется. — Правда?! — обрадовался Игорь.