— Где? — В камере, оттащили… — палач деловито сворачивал кнут. — Да вы не волнуйтесь, ваше сиятельство! Все сделано так, как вы приказали… жить будет!.. наверное… — Наверное? — Совсем слабый оказался… — палач надел рубаху и рукавом утер пот со лба. — жарко сегодня… — Где камера? — Пойдемте, провожу. Волков лежал на соломе и стонал. Вся спина была испещрена розовыми следами от кнута. Кое-где кожа лопнула, и теперь там виднелись кровоподтеки. Глаза заключенного были закрыты. — Я же сказал: не убивать и не калечить! — резко произнес начальник Тайной канцелярии. Палач вздрогнул всем телом. — Дык это… — забормотал он. — Слаб оказался… я ж только кнутом слегка и на дыбе того… — «Того»! — передразнил Шувалов, в тайне радуясь, что может хоть на ком-то выместить свое раздражение. — Теперь вот силы на него трать… Он коснулся пальцами потного лба Волкова, прошептал заклинание. Пленник вздрогнул всем телом, несколько раз судорожно вздохнул и открыл глаза. При виде начальника Тайной канцелярии, брезгливо вытиравшего пальцы белоснежным платком, заключенный задрожал всем телом. — Пощадите, ваше сиятельство! — истошно почти по-бабьи запричитал он. — Я же все сказал! — Про ведьму что промолчал? Лицо Волкова перекосило от испуга. — Я не виноват! — начал бормотать он, сквозь силу становясь на колени и подползая к Шувалову. — Я не виноват, ваше сиятельство! Это все Иванов! Он ее засек! Глаза блуждали с начальника Тайной канцелярии на палача, который начал разматывать кнут. Шувалов сделал предупреждающий жест рукой. — Рассказывай! — потребовал он у заключенного. Захлебываясь от боли и то и дело заливаясь слезами тот начал рассказ. По мере того, как Волков говорил, Шувалов мрачнел больше и больше. Картина становилась все более неприглядной. Невольные ведьмы — простые крестьянские бабы, которых вынуждали к кровавым обрядам, тем самым связывая тьмой. От подробностей волосы становились дыбом. Но если Волков лишь развлекался, причиняя страдания другим, то его друг точно знал, что и зачем делает. — Это все он… Серж… он их привозил… — Их? — Шувалов прищурил глаза, ноздри затрепетали, как у зверя, все-таки напавшего на след. — Сколько их было? — Две или три. Не помню, — Волков бледнел все больше. — Я их не трогал, клянусь, я их не трогал. — А… Збышева? Анастасия Платоновна? — вдруг спросил Шувалов. Волков вздрогнул всем телом. — Я не хотел… это все Серж, Иванов. Он на нее глаз положил, а Збышев отказал… вот он и придумал, чтоб отца в крепость… А девку выкрасть, да только она все прознала, да за отцом уехала! — И не боялся ведь приятель твой? — хмыкнул Шувалов. — Что как Збышев государыне бы жаловаться пришел? — Хоть бы и пришел, толку то? Против божьего союза? — Если бы божьего… — мрачно отозвался начальник Тайной канцелярии. — Платона Збышева кто оговорил? — Н-не знаю, — от волнения узник начал заикаться. — С-серж токмо хвастался, что есть у него кто-то в приятелях в столице … — Кто? — Не знаю. Богом клянусь! — Вспоминай! — Шувалов криво усмехнулся. — Или напомнить тебе? Палач вновь шагнул из-за спины. Волков задрожал всем телом. — Ваше сиятельство, помилуйте, не знаю я! Может из придворных кто, может из офицеров… Он имен не называл, а я не выпытывал!.. Он вдруг осекся и замер с остекленевшим взглядом, смотря в глаза начальника Тайной канцелярии. Шувалов тоже не двигался какое-то время. Потом кивнул и отступил в темноту. Волков застонал и повалился на солому, сжимая руками голову. — Он правду говорит, — тихо произнес начальник Тайной канцелярии, обращаясь к палачу. — Пытать бесполезно. — Так, а с ним что дальше делать? — слегка испугано спросил палач: все подчиненные были наслышаны о таинственном взгляде графа, после которого допрашиваемый навечно терял память. — Коли выживет — отпускай. Пусть в имение везут. Все одно — пузыри пускать аки младенец всю жизнь будет! — Шувалов провел рукой по глазам. — Пойду я. Дел еще много. Он вновь вышел на теплое солнце, постоял, привыкая к дневному свету после темных казематов и вновь отправился в Питерсхофф, чувствуя досаду от того, что и этот след оказался очередной пустышкой. Приходилось начинать все заново. Шувалов нехотя потянулся за папкой. Надо было составить списки тех, кто играл с Ивановым в карты, сличить с теми, кто клеветал на Збышева, благо шептуны и топтуны были в каждом кабаке. Возможно, и сама невеста Григория могла вспомнить что-то, что рассказывал ей отец. Надо бы поспрашивать у Анастасии Платоновны, пока замуж не вышла, да в имение свое не уехала, с нее станется! Карета въехала в Питерсхофф, остановилась у заставы. Караульный лениво заглянул в окно экипажа, встретился взглядом с глазами начальника тайной канцелярии и вытянулся в струнку. — Счастливого пути, ваша светлость! — Ко дворцу поезжай, — приказал Шувалов кучеру. Во дворце Збышевой не оказалось. Как, впрочем, и остальных фрейлин: государыня изволила пребывать в Монтплезире, и все придворные наверняка толпились в парке вокруг дворца. Тяжело вздохнув, Шувалов быстрым шагом направился туда, все еще сжимая в руках кожаную папку. В парке действительно было людно. Пришлось вежливо раскланиваться со знакомыми, отшучиваться по поводу своего отсутствия вчера вечером во дворце, выслушивать последние сплетни. «Вы слышали, что…» «Это просто возмутительно…» «И месяца не была на службе, а уже…» «Нет, государыня явно благоволит Анастасии Збышевой» — Благоволит кому? — последнее имя заставило насторожиться. — Збышевой, своей новой фрейлине, — собеседница Шувалова, графиня Шереметьева, начала обмахиваться веером, явно с целью продемонстрировать новинку. — То украшения собственные дарит, то из списка фрейлин исключает без присутствия самой девицы. Та даже на службу явиться не изволила! — Что? — Шувалов резко остановился. — Збышева не явилась на службу? — Представьте себе, нет! За нее подали прошения об исключении из списка фрейлин, поскольку девица собралась замуж. — О! Белов времени не теряет, — усмехнулся Шувалов. — Белов? — подхватила Шереметьева. — Григорий Белов? Кто бы мог подумать! Такой сердцеед и… неужто попался в сети авантюристки? Шувалов мрачно усмехнулся и склонился к самому уху собеседницы, в котором блестела крупная каплевидная жемчужина, покачивающаяся на бантике из бриллиантов. — Говорят, это — любовь с первого взгляда, — заговорщицки прошептал он. — Сведения самые верные. Шереметьева понимающе улыбнулась, уже предвкушая, что распространит эту новость среди знакомых. Начальник Тайной канцелярии коротко поклонился и зашагал дальше, торопясь скрыться до тех пор, пока Елисавета Петровна не приметит его и не начнет расспрашивать о результатах дознания. Граф успел отойти к деревьям как раз к тому моменту, когда императрица вышла из дворца, опираясь на руку Рассумовского. Судя тому, как ярко блестели голубые глаза, государыня находилась в самом благостном расположении духа. От Шувалова не укрылось, но то, что её величество то и дело украдкой сжимает пальцы своего фаворита, на то, что сам Алексей Григорьевич то и дело довольно улыбается. Внезапно вспомнив двоюродного брата, совсем недавно хваставшего, что теперь он, а не бывший певчий царит в императорской спальне, начальник Тайной канцелярии вздохнул. Ванька явно будет недоволен примирением государыни со своим фаворитом. Опять придется выслушивать стоны, перемежаемые руганью. Сделав себе пометку в ближайшее время избегать неудачливого родственника по мере возможности, Шувалов поспешно ретировался. Уклоняясь от нежелательных встреч, граф предпочел пройти напрямик по зеленым лужайкам. Он почти дошел до оранжереи, когда заметил туман, тонкой пеленой струившийся над травой. Не веря своим глазам, Шувалов подошел и осторожно провел рукой над белесой завесой и сделал несколько взмахов руками, развеивая белые клубы. Темноволосая девушка в голубом фрейлинском платье лежала на траве, около её головы расплывалось темное пятно. Знакомый солоноватый крови запах ударил в ноздри. Грубо выругавшись, граф кинулся к пострадавшей, опустился на колени, перевернул и выдохнул: это была не Збышева. Лизетта, кажется, так звали эту фрейлину, лежала без сознания. Шувалову потребовалось некоторое время, чтобы привести её в чувство. — Не надо! — прошептала девушка, все еще пытаясь заслониться от удара. — Тише, — Шувалов слегка приподнял ее. — Вам ничего не угрожает. Кто это сделал? — Не помню… ничего не помню… Настя… мы шли, а там… — Настя? Вы говорите о Анастасии Збышевой? — Не помню… — Лизетта вновь закрыла глаза и откинулась на руках у графа. Шумно выдохнув, Шувалов легко подхватил девушку на руки и направился к видневшейся неподалеку оранжерее.