— В таком случае, не буду портить его еще больше, — Шувалов встал, раскланялся с дамами, коротко кивнул Белову и Левшину и направился к выходу. У самых дверей остановился и обернулся. — Да, Григорий Петрович, — в голосе слышалась насмешка. — Чуть не забыл: челобитная вашего батюшки уже лежит в папке Черкесова и в скором времени окажется у Елисаветы Петровны, а она хоть и государыня, но все-таки женщина, может снизойти к страданиям отца и приказы свои поотменять… Так что смотрите, чтобы настроение ваше еще хуже не стало. Еще раз поклонившись, Шувалов вышел. Глава 5 После ухода начальника Тайной канцелярии в комнате воцарилось молчание. — Гриша, Александр Иванович прав. Вам придется поторопиться, — заметила Анна Михайловна. — Да. Отец просто так все не оставит, — вздохнул Белов. — Оно и понято: вы у него единственный сын, — отозвалась Бутурлина. — Вы о чем? — не понял Левшин. Григорий усмехнулся, взъерошил ладонью волосы: — Женюсь я, Сашка! — Это как? — не понял тот. — Ну знамо дело как: в церкви перед Богом. Да, хочу представить тебе свою невесту. Впрочем, ты с ней уже хорошо знаком! — Григорий с улыбкой взял Настю за руку. Вдоволь налюбовавшись ошеломленным выражением на лице друга, преображенец повернулся к хозяйке дома: — Анна Михайловна, не сочтите за дерзость: дозвольте в вашем доме венчаться! От этих слов Настя вздрогнула и с испугом посмотрела на жениха. До сих пор свадьба была чем-то очень отдаленным. Это должно было случиться, но гораздо позже. — Чем же вам, Гришенька, храм не угодил? — усмехнулась хозяйка дома. — В храме всякое случиться может… а тут… скажем, что я при смерти, святой отец не откажет. — Матери боитесь? — понимающе протянула Анна Михайловна. — С чего мне её боятся? — прищурился Белов. — Что рыдать начнет, святого отца жалобить будет. — Зная Евдокию Андреевну, она любую свадьбу в похороны превратит, — фыркнул Левшин, который недолюбливал мать друга. Впрочем, эта нелюбовь была взаимной и началась отнюдь не по вине кавалериста. Просто родители Григория полагали, что не пристало наследнику рода водить дружбу с не пойми кем, посему всегда с брезгливым снисхождением посматривали на Левшина. — Саш, ты еще не ушел? — беззлобно спросил Григорий, игнорируя замечание друга. — Али без коня ты не двигаешься? — А то ты мне коня подаришь, чтоб я к попам ездил? — отпарировал тот. — Я то подарю, ты ездить будешь? — На хромой кляче, которую ты выберешь? — Почему это хромой? — Потому что, Гришка, в конях ты смыслишь чуть меньше, чем я в преображении. Обманут тебя барыги, как пить дать! — выпустив эту стрелу, Левшин встал и направился к двери. — Погодите! — окликнула его Настя. Она встала и решительно взглянула на озадаченного жениха. — Ты, Гриша, лишь одно забыл: у меня согласия спросить! Бутурлина одобрительно хмыкнула. — Так между нами все уж давно решено! — возразил Белов, слегка растерявшись. — Государыней приказ дан… Да и… Настя упрямо сжала губы и скрестила руки на груди, всем своим видом давая понять, что не собирается уступать. На самом деле при одной мысли о том, что она сегодня предстанет перед священником и скажет «да», тем самым вверив всю дальнейшую судьбу преображенцу с ярко-синими глазами, становилось страшно. Девушка нерешительно взглянула на Анну Михайловну, старательно делающую вид, что не прислушивается к спору, затем на Левшина, терпеливо стоявшего в дверях. Странно, но невольные свидетели будто бы придали сил. — Я не хочу так, — твердо сказала девушка. — Как «так»? — зарычал Белов, теряя терпение. Голова то и дело кружилась, а ноги подкашивались. Григорий понимал, что, не выстоит в церкви венчальную службу, но после этой ночи медлить не стоило, а признаваться перед женщинами в болезненной слабости не хотелось. — Ото всех скрываясь, точно… — Настя осеклась, вспомнив, что было ночью. Осознание того, что Григорий прав, и с венчанием затягивать не стоит не прибавило ей настроения. Белов провел рукой по лбу, утирая пот, и хмуро взглянул на невесту. — Между нами уж давно все решено, что затягивать? — сквозь силу спросил он. Вокруг все плыло, а глаза то и дело застилал туман. Лишь чистое упрямство не давало сдаться и уползти в логово, поджав хвост. Балансируя на краю сознания, Григорий не сразу уловил слишком знакомые голоса, звучавшие у крыльца. Потом послышались шаги, дверь распахнулась, Тихон в сбившемся парике вошел в комнату и торжественно объявил. — Господин и госпожа Беловы. Настя вздрогнула и испуганно взглянула сначала на жениха, потом на хозяйку дома. При мысли о том, что придется смотреть в глаза родителям Белова, девушку охватил страх. Мать Григория и так считала, что неугодная невеста околдовала ее сына, и девушка полагала, что обвинения вполне оправданны. Настя в который раз пожалела, что ночью поддалась соблазну. Григорий тоже скривился, прекрасно понимая, что родители пожаловали не просто справиться о его здоровье. — Гриша, вы же понимаете, что отказывать вашей матушке я не могу… — вежливо, но твердо произнесла Анна Михайловна. — А я и не настаиваю, — отозвался тот. — Проси, — почти благостно кивнула Бутурлина лакею, расправляя пышные кружева на платье. Лакей поклонился и широко распахнул двери, впуская посетителей. Первым в комнату шагнул Петр Григорьевич. При виде сына бледного и без ставшего уже привычным мундира, Белов-старший нахмурился. — Гришенька… — Евдокия Андреевна картинно всплеснула руками— Счастье то какое! Живой! Она собиралась кинуться на шею Григорию, но под сердитым взглядом мужа замерла, торопливо достала кружевной платок и приложила к глазам. — Я всю ночь на коленях простояла, о тебе Бога молила, — всхлипывая сообщила она, — Чтоб простил… на путь истинный наставил… Петр Григорьевич тем временем обвел взглядом присутствующих, задержавшись на Насте, потом скривился при виде Левшина и запоздало холодно поклонился хозяйке дома: — Госпожа Бутурлина, прошу прощение за столь неподобающий визит… — Что вы, Петр Григорьевич, — отмахнулась Бутурлина, которую явно забавляло такое поведение, — Я все понимаю. Сын. Единственный. — Именно, — голубые глаза зло сверкнули. — Правда, избалован бабами вне меры. Вон мать до чего довел! В подтверждение слов мужа Евдокия Андреевна громко всхлипнула. Григорий нахмурился. Он знал, что мать действует так специально, чтобы еще больше разозлить отца, не терпящего женских слез и истерик. В любое другое время Гриша возмутился бы, но сейчас он понимал, что слишком слаб, чтобы ясно мыслить и обязательно проиграет, потому промолчал, лишь глаза упрямо сверкнули. — Гришенька, — Евдокия Андреевна ахнула, выныривая из-за своего платка. — У тебя глаза опять синие! Петр Григорьевич, глянь, счастье то какое! Она подлетела к сыну и все-таки повисла на шее. Отец недоверчиво смотрел на наследника. — Значит ли сие, что ты все-таки оставил богомерзкое занятие в зверя перекидываться? — поинтересовался он. — Нет, — почти выдохнул Григорий, стараясь не морщится от боли. В порыве радости мать умудрилась задеть больное ребро и растревожить рану. Под сочувствующим взглядом друга, Белов решительно вырвался из удушающих родительских объятий. — Намерения мои неизменны, — коротко проинформировал он отца. Евдокия Андреевна снова ахнула.