Хорошо, что у меня была отдушина – кафе. Его не коснулось проклятие универа: сошлась со всеми на удивление быстро, общалась, смеялась каждую смену и получила репутацию человека душевного. Иначе бы точно пропала. – Какого черта ты не на зачете? – Пашка сбросил тапки и направился к окну. – И почему за тобой таскается какой-то упырь, покрытый кучерявыми глистами с ног до головы? – Паш, – шаркающей походкой, делая вид, что мне совсем не интересно, подошла ближе. – Ты так говоришь, будто у тебя самого татуировок нет. Посмотрела вниз. Незнакомца уже и след простыл. – Одно дело надписюшка какая-нибудь, – Суриков почесал себе грудь, – или череп крутой, – указал на предплечье. – А тут, хрен знает, мне показалось, что он вообще весь сине-зеленый. – Показалось – крестись! – Я направилась на кухню. – Или найди свои очки. – Они стремные, – все еще рассматривая двор из-за шторки, буркнул братец. – Тогда купи не стремные, достал! Меньше надо было в компьютерные игры лупиться, не испортил бы зрение. – Ты тему-то не переводи. – Он появился на кухне тихо, будто шел за мной на цыпочках. – Что за ходячая нательная живопись с тобой была? – Суриков, вот только не надо учить меня жить, ладно?! – Вымыла руки, поставила чайник на огонь и достала колбасу из холодильника. – Марья, ты что, последние мозги растеряла? – Нет. – Тогда не думай, что я буду спокойно смотреть, как ты шатаешься по улице непонятно с кем. – Пашка достал хлеб, положил на стол, сел и уставился на меня. – Кто он? Устало выдохнула, чувствуя, что эмоции, испытанные несколько минут назад и не думают отпускать меня. – Разве это важно? – Для меня – очень. – Суриков упрямо продолжал скользить взглядом по моим пылающим щекам и губам, сохранившим вкус поцелуя незнакомца. – Не скажу. – Взяла нож, начала нарезать колбасу. – Тогда, пожалуй, мне самому придется в следующий раз пойти и спросить у него. Я прекратила свое занятие и отложила разделочную доску в сторону. – Паш, да не веди ты себя так. Мне что, ни с кем уже и по улице нельзя пройтись? – Просто пройтись можно. – Брат выгнул брови в точности, как я. – Я, может, и подслеповат, но видел, как он тянул к тебе свои щупальца. – Ничего и не тянул. – Тянул. – Не было ничего такого. И вообще, ты его не знаешь. – А ты знаешь? – Хм. – Чтобы спрятать глаза, мне пришлось вернуться к нарезанию бутербродов. – Павлик, тебе нужно быть спокойнее. Никто не собирался причинить мне вреда. И вообще, ты мне не отец. – Согласен. – Усмехнулся брат. – А где твой отец? Я закусила губу. Подлый Крысь, мурча самым наглым образом, терся о мои ноги. Отрезала ему самый краешек колбаски и скинула со стола. – Чай будешь? – Обратилась к брату. – Конечно. – Смягчился Пашка. – Я же только что продрал глаза. Жрать хочу жутко. Молча сделала бутерброды. Брату, как обычно, с колбасой толщиной с мой кулак. Разлила чай по чашкам, кинула в них кусочки лимона. Прежде чем сесть, запустила руку в карман джинсов и выудила оттуда… Чтобы вы думали? Чертов пропуск! Тысячу татуированных чертей! Надо же было так опростоволоситься. В голове вихрем пронеслись мысли о череде случайностей. Будильник, автобус, пропуск, скамейка. Многих звеньев этой цепи, в частности нескольких знаменательных событий, я тронула свои губы, могло и не произойти сегодня. Может, так и было задумано? – Что ты лыбишься? Я так погрузилась в свои мысли, что голос Пашки заставил меня подскочить на стуле. – Так. Ничего. – Говори уже. – Да не попала сегодня на зачет из-за пропуска. Не могла найти. А он все это время лежал в кармане джинсов. – Не нравится мне. – Заметил он, глядя, как я на глазах превращаюсь в помидор. – Что? – То, какой счастливой ты выглядишь. – Разве? – Не получалось даже контролировать свое дыхание. – Ага. Давно тебя такой не видел. – Суриков шумно отхлебнул из своей чашки. – Тебе показалось. – Что, даже не расскажешь мне, кто твой провожатый? – Посмотрел в глаза и улыбнулся. Первый раз за день. И как-то по-доброму. – Раз уж ты даже не бесишься, что тебе придется пересдавать зачет. – Нет. Не расскажу. – Как его зовут? – Голос брата стал таким нежным, таким задушевным. – Не знаю, – ответила я, не подумав, и тут же заметила, как гигантский астероид рождается в глазах Сурикова, чтобы прорваться через атмосферу и обрушиться на мою голову. Даже жевать бутерброд перестала. Пашка молчал. Долго сверлил меня взглядом, сжимая и разжимая кулаки, наконец, выдохнул и сказал: – Хорошо, не говори. Не маленькая девочка. – Спасибо, – чувствуя облегчение, прошептала я. – Но если он посмеет тебя обидеть… – Знаю-знаю! – Отмахнулась, как от назойливой мухи. – Вот так-то лучше. – Не сводя с меня испытующего взгляда, кивнул брат и вцепился зубами в бутерброд. Черт с ним, с пальто. Мысли метались между преподавателем, встреча с которым так и не состоялась, и странным парнем, который так подло подшутил надо мной. Суждено ли с ним еще увидеться? И хочу ли я этого? Кто он, вообще, такой? Откуда взялся? – Ты точно витаешь в облаках, – заметил Пашка, кидая очередной кусок колбасы коту. – Вот и нет, – ответила я, все еще ощущая гнев, перемешавшийся с интересом и удивлением от недавно произошедшего. Долгое молчание, прерываемое лишь редким чавканьем брата-поросенка. – Точно тебе говорю, – он начал трясти головой, как ненормальный. – Отвали уже, – встала, забрала чашки обоих и принялась мыть. Пашка встал, не удосужившись даже убрать за собой крошки со стола, и вышел. Из его комнаты тут же послышались звуки гитарного перебора. – Заходил вчера к вам в кафе. – Окликнул он меня, когда я проходила мимо его комнаты. – И? – Вошла и устало плюхнулась на его кровать. Прямо в одежде. – Опять хотел на Солнцеву посмотреть? – Ага! – И как? Пашка мечтательно закатил глаза. – Нормально так… – Ох, Суриков, она тебе не по зубам. Это я тебе точно говорю. – Чего это? – Ну, ей мужчины нравятся, понимаешь? Такие чтоб мужчины-мужчины! – Я напрягла бицепсы, изображая кого-то вроде Халка или Шварца. – Чтоб сила, борода православная и чесночный дух на полкилометра!