– Вот видишь. – Я приготовилась сказать то, о чем непременно пожалею. – Мы очень разные. Очень! Дима отрицательно покачал головой. В свете фонарей татуировки на его шее казались причудливой паутинкой из тонких извилистых дорожек. На развилке одной из таких же я себя сейчас и почувствовала. – Ты это себе придумала. Выдохнула. – Нет. – Да! И это всего лишь страхи. – Его шаги становились тяжелее, голос звучал жестче и громче. – Ты так сейчас говоришь, будто это мешает нам быть вместе. Хотя на самом деле, это – всего лишь твой страх. Сейчас мне предстояло унизить саму себя. Зачем? Только произнеся вслух какие-то вещи, мы можем их пережить. Позволить сломать себя или стать выше этого. – Минус в том, что те, у кого нет денег, задумываются о них чаще. И придают им большее значение. – Я посмотрела на свой сарафанчик, на хлипкие джинсовые тапочки, потом медленно перевела взгляд на его костюм. – Чем дальше, тем очевиднее будет разница между нами. Он остановился. Его руки легли мне на плечи. Взгляд сине-зеленых глаз скользнул по лицу. – Если все, что стоит между нами, это деньги моего отца, то я откажусь от них. Легко! Я покачала головой и сжала губы. Смешно, ага. – Это не правильно. – После того, как Дима опустил руки, продолжила идти рядом с ним. – И оно того не стоит. – Что не стоит? – Удивился Калинин. – Ты не стоишь? – Да. – Кивнула я. – Тебе нужно перестать об этом говорить, пока я не стал думать так же. – А тебе стоило бы задуматься. – На самом деле, все просто. Вот смотри. – Дима снова обогнал меня и пошел спиной вперед. – Представь на секунду, что мы поменялись местами. Я – простой парень, взял эту рубашку у друга, штаны одолжил в прокате, а ты – дочка состоятельных родителей. – Он достал из карманов портмоне и ключи от машины и передал мне. – Допустим, это все твое. – Хорошо. – Теперь тебе не нужно работать, не нужно учиться. Можешь заниматься, чем хочешь и когда хочешь. И не задумываться. Ведь ты на всем готовом. Здорово? – Не знаю. – Зато я знаю. Не обязательно все будет так, как говорю, но опыт подсказывает, что часто так и бывает. Что именно? А вот что: вероятно, очень скоро ты начнешь деградировать, ничем не интересоваться, ни к чему не стремиться. Готова к такому? Тебя ждут тусовки, клубы, магазины, шмотки. – Дима достал из заднего кармана банковскую карту, с силой вложил в мою ладонь и усмехнулся. – Надеюсь на твое алчное благоразумие. Держи, пользуйся. Я протянула его вещи обратно: – Думаешь, ты сейчас уравнял нас? – А ты представь себя в моей шкуре. Хоть на минуточку. – Его лицо исказила горечь. – Это ведь не так сложно. И тогда ты поймешь, о чем говорю. – Это глупо. Он тяжело вздохнул. – Я бежал отсюда в Америку, как мне казалось, от скуки. Строил планы, хотел увидеть мир. Мама без проблем засунула меня в Columbia University, отвалила кому надо бабла, и готово. Что я понял сразу? Там всем на всех по фиг. Учиться не нужно, что-то кому-то доказывать тоже. Ты богат, и, значит, тебя принимают везде. – Так не только в Америке. – Усмехнулась я. Отвернувшись от меня, Дима продолжал: – Когда другие студенты узнали, что у меня есть бабки, сразу нарисовалась куча друзей. Таких же, как и я, в общем-то… И понеслось. Когда есть деньги, ведь все просто, так? Я отдыхал, прогуливал занятия, начал хамить преподавателям. Потом стал напиваться так, что мои новые друзья приносили меня домой в состоянии «не стояния». – А мама? – Осторожно спросила я. Мне хотелось заглянуть в его глаза, но теперь он успешно от меня их прятал. – Мать с отцом бесились, переживали, орали, а мне было хорошо. Наконец они разговаривали друг с другом. Наконец обращали на меня внимание. Им же до меня дела не было всю жизнь! У одной гастроли, у другого бизнес! – Его голос сорвался. – И мне даже нравилась моя новая жизнь. И друзья, которых не нужно было звать – они всегда приходили сами. Не отпускали меня. Потому что ты – классный друг, если за всех платишь. – Усмехнулся, качая головой. – Хочешь знать что-то еще о моей черной стороне? Или уже боишься? Я растерялась. Не сказать, чтобы мне приятно было это слышать. Но лучше ведь знать все. Быть готовой. Позволить человеку открыться тебе, выслушать, а потом уже решать, сможешь ли ты его принять таким, каким он перед тобой предстал. И я хотела знать настоящего Диму. Даже если мне будет больно от этого знания. – Никто не идеален, и ты не должен быть таким. – Сказала почти шепотом, сжимая в руках его вещи и все еще пытаясь поймать его взгляд. – Я обещал родителям, что завяжу, – Дима скривился, будто пытался проглотить что-то колючее, – но на следующий день все повторялось. А потом снова и снова. И становилось только хуже. Все это превращалось в замкнутый круг. Потом мне как-то предложили покурить косячок. Джессика. Ее boyfriend толкал марихуану в клубе. Потом таблетки. – Это серьезно. – Но не смертельно. И моя рука уже хотела коснуться его руки, но он вдруг так шумно выдохнул, что я растерялась. – Повезло, что не пересел на что-то тяжелое. Жизнь с бухлом и травой и так превратилась в череду картинок. Завтра ничем не отличалось от вчера. Я перебирал женщин, одну за другой. Не запоминая даже их имен. – Моя рука опустилась и с силой прижалась к груди. – А зачем? Потом будет новая, и с ними даже не нужно разговаривать. Потому что никому не интересно, что у тебя внутри, когда ты для них – всего лишь мешок с деньгами. – Его ладони пробежали по бледному лицу, пытаясь смыть, кажется, и стыд, и горечь вины. – А потом меня задержали с травкой. А потом еще раз. – Ох, – нечаянно вырвалось у меня. – Маме пришлось подключить все свои связи, чтобы вытащить меня. Она внесла залог, закрыла меня в Rehab, где врачи рекомендовали оборвать все мои прежние связи, пока это не переросло в зависимость, от которой уже не избавиться. А адвокат, решавший одну мою проблему за другой, открыто сказал отцу, что этот торчок за**ал уже нас всех. И его нужно увозить из страны, пока снова не закрыли. – Ужасно. – Я не знала, что чувствую. Теперь Дима не был для меня загадкой. Пришло облегчение. Естественно. Идеальных людей не бывает, и он тоже не мог быть таким. Но… но… все чувства смешались. – Я обещал родителям, что это не повторится. – Дима вновь засунул руки в карманы брюк и ссутулился. – Понял, из-за чего все. Понял, что хочу другого от жизни. Но не знал, смогу ли. Он замолк, когда мимо нас проходила компания веселых молодых людей, и продолжил, когда они отошли на приличное расстояние: – И вот, мама разбудила меня и отправила оформляться в универ. Помню, еле продрал тогда глаза. Послушно поплелся, ненавидя весь мир вокруг и считая себя дерьмом, которому не место среди нормальных людей. Не зная, заслужил ли еще один шанс после того, сколько боли причинил своим родным. – Дима щелкнул зажигалкой, прикуривая еще одну сигарету. – И, стоя на остановке, почему-то посмотрел на небо, и попросил, хоть и сомневался, что меня кто-то услышит: «Дай мне знак». А через минуту увидел тебя. – Ага, – усмехнулась я. В пятидесяти метрах уже виднелся торец моего дома. Во дворе козырьки подъездов и припаркованные машины. С обратной стороны – красиво оформленные клумбы и горящие вывески над кафе и над булочной. Мы повернули налево, во двор. – Да. И это было, как глоток свежего воздуха. – Голос звучал печально, дыхание прерывисто. Мне стало не по себе, оттого, что он не смеялся, как обычно. – А когда ты села на скамейку и начала ругаться, мне впервые захотелось что-то делать. Для кого-то, не для себя. Захотелось меняться, доказывать, что я достоин. Понял: вот оно. – Оно? – Она. – Он дернул уголками губ, будто боясь улыбнуться. – Нашел тебя и нашел себя. Как-то так. – Спасибо, что рассказал… – Протянула ему его портмоне, ключи и карточку. С силой вложила в ладони, чувствуя буквально кожей, как он хочет, чтобы я взглянула ему в глаза. С минуту мы шли молча. – Теперь ты все знаешь обо мне. – Произнес он, остановившись у подъезда и приняв вещи. – Тебе нравится такой Дима? – Мм, – выдохнула я, облизывая губы. Хотела бы и я знать ответ. Вот только он никак не находился. Блуждал в потоке мыслей и не хотел вылезать на свет. Сделав усилие, подняла голову. Калинин стоял напротив. Его глаза блестели в лунном свете. – Понимаешь, почему ничего не рассказывал о жизни в Америке? И не знал, как можно рассказать такое. – Дима искал в моем лице ответы на свои вопросы. Изучал его, боясь наткнуться на разочарование. – Если бы Вика не подошла тогда попросить наушники и не увидела, что звонит Джесс, то все это дерьмо не вылезло бы наружу. Нужно было давно сменить номер. Но так даже лучше. – Тяжело жить с этим, я понимаю тебя. – Мне хотелось обнять его, но руки не поднимались. – У каждого есть свои истории. Даже у меня есть то, о чем не хотелось бы вспоминать. Никогда. – Это явно не так гадко, как мое. – Дима бросил недокуренную сигарету в урну, выпустил струю дыма в сторону и взъерошил волосы, будто собираясь с мыслями. – Родители считают меня конченым человеком. Они, конечно, достойны лучшего сына. Разрушил мамину карьеру в «Metropolitan Opera», предал доверие отца. Настоящая сволочь. – Он скрестил руки на груди. – Две недели назад я дал обещание работать с ним, в противном случае лишусь всего. Но самое интересное – мне не страшно. Меня пугает другое. – Что? – Пискнула я, не узнавая свой собственный осипший голос. – Теперь ты все знаешь обо мне. – Подошел ближе. – Я сам себе отвратителен, и не хотел, чтобы ты видела меня такого. И пойму, если тебя это оттолкнет. Меня била дрожь. – Я… – Мне бы хотелось, чтобы ты поверила в меня. Так же, как я поверил в себя, познакомившись с тобой. Знаю, что прошу слишком многого, и ты можешь просто уйти. – Не… – Подожди. – Он положил свои ладони мне на плечи. – Это не все. – Есть что-то еще? – Испуганно спросила я. Дима закусил губу. – Да. У меня завтра не день рождения. – Что?! Во рту пересохло. Только свыклась с мыслью, что нужно придумывать подарок. Только-только начала переваривать услышанное. А тут это. О чем, интересно, еще он мне врал? – Мой день рождения осенью. Я выдумал этот предлог, чтобы устроить вечеринку. У меня даже пропал дар речи.