– Ты что, – рассмеялся он, – она же совсем не в моем вкусе! – Она не в твоем вкусе, но ты хранишь ее фото и видео в своем телефоне? – Понял, удалю. – Почему-то выглядел он так, будто продолжает паясничать. – Ты сегодня поставил себе цель – унизить меня? Его лицо вытянулось. – Ох! Прости. – Притащил меня сюда в таком виде, игнорируешь и еще суешь под нос видео с подружкой, про которую я узнаю от посторонних? – Черт, – Дима свел брови к переносице, – да она не была моей девушкой. – Заметь, ты не сказал, что у вас ничего не было. Вы снимали комнату, ты бил прекрасные татухи на ее прекрасном теле… – Мне пришлось даже отодвинуться, потому что Калинин потянул ко мне руки. – Мне все равно, что было у тебя и с кем. Это последнее, что я хочу знать. Ок? Была она твоей девушкой, или у вас просто был перепих, и запоминаешь ли ты, вообще, с кем спал. Оставь это себе, хорошо? Или мне тоже начать рассказывать, что и с кем меня связывало? Думаю, тебе не особо понравится. – Маш, – его голос стал тихим. Мобильник быстро исчез в кармане брюк. – Я только что усвоил, какие темы не стоит затрагивать. Прости, если причинил тебе… неудобства, я это не нарочно. – Угу, – впиваясь глазами в происходящее на сцене, промычала я. – Тебе нравится здесь? – Нет! Я не понимаю, что происходит, и о чем они поют! Ни слова не ясно! – Понял. Нужно было распечатать тебе либретто. – Дима поправил брюки. – Мой косяк. – Оркестр играет одно, солист поет другое. – Меня уже начинало колотить. – Одного уже убили, а я даже не поняла за что! – А солистка? Хороша, да? Я отыскала глазами в толпе артистов высокую женщину в роскошном платье, подчеркивающем тонкую талию. Черные волосы, собранные в пышную прическу, яркий макияж, алые губы. Она как раз выпрямила спину, набрала в легкие воздуха и запела, отчаянно жестикулируя. – Не особо, – выдавила я. – Странно. – Усмехнулся Дима. – Ведущая солистка, лирико-драматическое сопрано. Ей рукоплескал и Милан, и Нью-Йорк, и Берлин. Весь мир. За ее плечами роль Татьяны в «Онегине», Виолетты в «Травиате», роль Тоски. Более пятидесяти оперных партий в репертуаре! Заслуж… – Не заметила ничего выдающегося. Вон та, в роли служанки, гораздо чище поет, а эта… ощущение, что просто горло дерет. Столько ненужной экспрессии, фальшивой драматургии. Может, я, конечно, ничего не понимаю в данном виде искусства, и мои вокальные данные и рядом не стояли, но уж как есть! Меня по-прежнему трясло от бессильной злобы, и никак не хотело отпускать. – Ничего страшного. В следующий раз сходим на балет. Там зрелищнее. – Почему ты вообще притащил меня в оперу, если самому тебе здесь скучно?! Упс… Кажется, сказала слишком громко. Я осторожно втянула голову в плечи. – Мама часто таскала меня сюда в детстве. Подумал, что девушкам нравится опера. Оказалось – нет. – Сегодня явно не мой день. – Знаю, как поднять тебе настроение. – Как? Он улыбнулся. – Увидишь. После окончания представления мы пробирались по каким-то коридорам. Неизвестно куда. Яркое освещение, богатое убранство, позолоченные люстры. Я не успевала восхищенно охать, глядя по сторонам. Неожиданно Дима затащил меня в какую-то подсобку. Закрыл дверь и прижал ладонь к моему рту. Внутри было темно и тесно. – Тсс! А то нас засекут. – Мы где? В кладовке?! – Спросила я шепотом, еле удерживаясь, чтобы не поцеловать его. Страсть отодвигала на задний план горечь обиды, а сердце стучало набатом то ли от страха, то ли от неожиданной близости любимого. Дима наклонился ко мне и прошептал. – Не дыши. По мраморному полу раздались звуки торопливых шагов. Воркующий женский голос, стук каблучков, телефонная трель. Когда все стихло, он вытащил меня на свет, и мы двинулись дальше по коридору. Прислушиваясь и крадучись. – Какого черта? – Прошипела я, послушно двигаясь и держа его за руку. – Куда мы идем? – Мы идем добыть автограф. А, может быть, даже фото. – Не-е-е-ет! – Боишься?! – Он сжал мою ладонь. – А черт с тобой! Пошли! Тут из-за угла вырулил охранник в черном костюме и с рацией. Мы от неожиданности притормозили и сбавили шаг. – Сделай лицо кирпичом. Будто мы здесь свои. Расслабься. – Хи-хи, – я улыбнулась, будто услышала что-то смешное. Напустила на себя непроницаемый вид, словно думая о чем-то своем. Устремилась взглядом сквозь мощную фигуру, двигающуюся на нас непроницаемой стеной. Он приближался. Вот сейчас, все. Остановит нас и вышвырнет вон. – Здравствуйте, – охранник слегка кивнул. – Доброго вечера, – вполголоса отозвался Дима. – Фух! – Обрадовалась я, когда мы отошли дальше, и крепче сжала его руку. – Испугалась? – Немного! Слышал бы он, как билось, отдаваясь даже в горле, мое перепуганное сердце. – Кажется, сюда. – Остановившись у одной из дверей, Дима постучал. Не удержался и стукнул еще, словно пытаясь наиграть мелодию. Я прыснула со смеху. Закрыла рот ладошкой. – Войдите! – Послышалось за дверью. – Ой, – дернула плечами я, наблюдая, как открывается дверь. Дима вошел первым. Осторожно, на цыпочках, прячась за его спину, вошла следом. – Добрый вечер! – Провозгласил мой спутник. – Вы были прекрасны! Тогда я отважилась немного выглянуть и заметила ее возле зеркала. Женщина встала со стула, подбирая подол платья. Статная, без единой морщинки, в окружении цветов и облачка из нежных духов, она с интересом разглядывала Диму. Обвела его взглядом с головы до ног, качнула головой, кажется, не веря самой себе, и напряженно сдвинула брови. Сейчас вышвырнет, – подумала я. Но дама, напротив, как-то особенно восторженно вдруг вздохнула. – Ты испортишь погоду! – Воскликнула она, складывая изящные руки с идеальным маникюром на своей груди. – В костюм нарядился! Натворил опять чего? – Нет, – это уже хохотнул Дима. – Всю жизнь сюда в своем тряпье ходил, а тут… Ох, – женщина быстро скользнула взглядом по мне, – я, кажется, все поняла. Эй! А я ничего не поняла! Что здесь, вообще, происходит? Она что, знает его?! Калинин сделал шаг в сторону, и я оказалась перед ее глазами. Мои пальцы судорожно впились в подол сарафана. Почему-то стало страшно, и еще как. Оценивающе оглядев мой «наряд» женщина наклонила голову набок и вдруг расплылась в улыбке. Приятной, открытой. Кажущейся такой знакомой…и… И тут я все поняла. Эмоции накатили волной. Блин! И как сразу не догадалась! Эти глаза. Синие, как море. Отливающие зеленым, растворенным в ярко голубом, словно небо. Нос, прямой и длинный. Мягкие губы правильной формы с отчетливо очерченной галочкой сверху. И благородного черного цвета волосы. – Мам, это Маша. – Радостно сообщил Дима. – Маша, это моя мама, София Александровна. Бли-и-ин! Стоило внимательнее читать программку, там ведь были фамилии всех солистов. Меня захлестнула волна стыда. Все же найдя в себе силы, пожала ее протянутую в приветствии руку. Изящную, тонкую, горячую, как у самого Димы.