Оно и к лучшему — никому ничего не придется объяснять. Например, тот факт, почему у меня настроение испортилось. Да и кулаками я сейчас с удовольствием помашу, главное, чтобы Гарольд никого не убил. Глава 10 Против моих ожиданий, кузнец оказался не здоровенным детиной — косая сажень в плечах, а не очень-то и высоким мужичком, тому же Гарольду — по плечо. Но рост ростом, а силы в нем было немало. Впрочем, он же кузнец, что тут удивляться? На моих глазах этот работник молота и наковальни под одобрительные вопли публики типа: «Давай-давай, Германн, бей этих прощелыг из замка колдуна!» — отправил в полет к входной двери Фрая, разбил табурет о голову де Лакруа, пытавшегося достать шпагу, ударом ноги отшвырнул в угол Фюнца, особо и не рвавшегося в драку, а после рывком поднял с пола разместившегося там Гарольда, которому, судя по всему, перепало первому. Экая досада, сорвался спокойный и размеренный ужин. Кузнец деловито сжал горло моего приятеля здоровенной лапищей, которая не слишком монтировалась с его обликом, и, сопя, начал Гарольда душить. Причем не в шутку, не чтобы попугать. Он его натурально решил лишить жизни, и это меня не устраивало. В два прыжка я подскочил к кузнецу, что с удовлетворением смотрел на синеющего Гарольда, который, судя по выпученным глазам, таки пришел в себя, и приставил к его горлу кинжал. — Отпусти его, пожалуйста, — попросил я. — Зачем тебе это нужно? Ты его убьешь, потом сюда приедет его родня, спалит деревню. А то и раньше все здесь полыхнет, мы тоже ребята злопамятные. Кому от этого будет прок? Сзади послышался звук отодвигаемого табурета — надо полагать, что брату жены кузнеца не слишком понравилось то, как я поступаю с его родственником. — Если даже меня стукнут кружкой по голове или сунут нож под ребра, я все равно успею полоснуть ему по горлу, — сообщил я громко. — Лезвие у моего кинжала хорошее, вы не успеете кровь остановить. Кто тогда будет ваших лошадей подковывать и всякое разное-полезное делать? — Он — мою жену… — проворчал кузнец. — Даже я себе не позволяю! — Не успел бы он ее огулять, не волнуйся, — заверил его я. — Меня не было всего несколько минут. Мой приятель — парень шустрый, но не настолько. — Мою жену! — упрямо повторил кузнец и сильнее сжал руку на горле Гарольда. Еще полминуты — и нас станет четверо. — Если умрет он, умрешь ты, — без злобы, без угрозы сообщил ему я. — И твоя жена — тоже, лично ей брюхо вспорю и кишки на шею намотаю. А до того, как меня твои односельчане прибьют, еще человек пять порежу, а то и поболе. Вот теперь скажи — не слишком ли высокая плата за то, что обычный молодой и веселый парень пару раз подмигнул такой красивой женщине, как твоя жена? Не собирался он ничего другого делать, поверь. Да и на что ему неумытая селянка, сам посуди, он же благородной крови человек? Хороший день, солнце, мы собирались поесть, просто хорошо поесть впервые за несколько месяцев. Настроение у нас замечательное было. Вот и все. Ничего бы я не успел, кроме того, как его прикончить, запинали бы меня селяне. Ну, может, только бабу его подрезать. Но ему про это знать не надо. — Уходите отсюда. — Кузнец разжал руку, и Гарольд как мешок с картошкой грохнулся на пол. — Сейчас. Пока не передумал. — Э нет, кузнец. — Я не спешил отнимать лезвие кинжала от его шеи. — Мы хотим поесть, и мы это сделаем. Или ты думаешь, что нас, дворян, всерьез интересует, как ты к этому относишься и нравится тебе это или нет? Нас выгнать может только владелец корчмы, да и то я бы советовал ему раз десять подумать перед тем, как попросить уйти пятерых благородных, которые подобное могут счесть как личную обиду и спалить эту халупу ко всем демонам, причем вместе с вами. Так что иди за свой стол, к жене, выпей пива, потрогай ее за ляжку и успокойся. А когда остынешь, подумай, что с тобой будет за то, что ты пролил благородную кровь. У моего приятеля Фюнца вон все лицо всмятку. Любой из нас, и в первую очередь он, без особых хлопот может подать прошение твоему герцогу, указав, что ты первый полез в драку, и тот просто из дворянской солидарности пришлет сюда отряд стражи, который и вздернет тебя на воротах твоей же кузни. А потом эти славные ребята по очереди отметятся на твоей женушке и как следует пройдутся по домам твоих односельчан. Тебе этого надо? — Не стращай меня, — прогудел кузнец, но я каким-то шестым чувством понял: все, сдулся он. — Я не стращаю, — миролюбиво объяснил ему я, обрадованно заметив, что Гарольд на полу зашебаршился. — Просто говорю тебе: остынь и иди за свой стол. — Кх-хх, ш-ш-ш. — Гарольд держался за горло и с очень большой нелюбовью смотрел на кузнеца. Но за оружие не хватался, и то неплохо. — Германн, прав этот молодец, — подал голос кто-то из угла. — Хорош. Ты щеголя наказал — и будет. — Не буди лихо, пока оно тихо, — веско промолвил одноглазый старик, сидящий в одиночку за столом у стены. — Прав этот хлыщ. Не худо было бы их всех удавить, но беды от такого поступка будет очень много. И не забудь о старом Вороне, это его молодцы, они принадлежат ему. — Верно-верно, — вставил свое слово и корчмарь. — Хорош мебеля у меня ломать. И, эта, кто платить за них будет? — Кар-р-р, — добавил от себя огромный иссиня-черный ворон, пристроившийся на форточке небольшого оконца, через которое в корчму шел свежий воздух. — Вот видишь, всем все понятно. — Я отнял лезвие кинжала от его шеи. — Так что разошлись, закусываем и выпиваем. Точнее, наоборот. Кузнец проворчал что-то в густую черную бороду и пошел к жене, бессильно сжимая кулаки. Я же поднял Гарольда и усадил его на табурет. — Фрай, а ты чего тут расселся? — прозвенел голос Флоренс, которая вошла в корчму и с удивлением смотрела на соученика, сидящего на полу и держащегося обеими руками за голову. — За столом-то не в пример удобнее! Правда, остальные наши девочки, идущие за ней, не казались удивленными. — Уже подрались, — вздохнула Агнесс, кутаясь в новенький меховой плащ, неказистый на вид, но, похоже, очень и очень теплый. — Все бы им кулаки чесать! — Причем им же и напинали, — обличительно поддержала ее Аманда. — Эх вы! Эти реплики вызвали смешки в зале, что окончательно свело конфликт на нет. Правда, я заметил несколько взглядов того самого брата жены кузнеца, которые он бросал на нас. Нехорошие были взгляды, оценивающие. Да и сам этот парень мне не слишком понравился, исходила от него какая-то мутная агрессия, что-то ему в нас сильно не понравилось. И это, похоже, была не обида за сестру, а нечто другое. Да и сидели они в корчме недолго, вскоре поднялись из-за стола и отправились восвояси. Последним из залы выходил все тот же братец, так вот он в дверях еще раз окинул нас взглядом, как будто хотел запомнить получше. И это мне тоже не понравилось. — Башка гудит, — пожаловался Фюнц, моргая. — Эраст, а это неплохая идея насчет герцога. Может, и вправду отписать ему письмо? Все-таки обидно — какое-то быдло меня — и кулаком. Жалко, Труди умерла, наверняка ее отец с местным герцогом в дружбе был. — Анри, ты болван, — просипел Гарольд, держась за горло, на котором уже появились синяки от пальцев кузнеца. — По идее мы бы и без всякого герцога могли перерезать этот вонючий Кранненхерст целиком, если позвать всех остальных наших из замка. Что они со своими вилами и топорами сделают против клинков? Пришли бы ночью и всех их, как волк — овец. Но нам тут еще жить и учиться, я надеюсь. Жрать мы чего будем? Где малышка Агнесс себе одежду купит? Хотя кузнеца этого я потом прирежу непременно, когда учеба к концу подойдет. Или повешу, что правильнее. Не хватало еще об него сталь марать. — Вас одних оставить нельзя, — печально сообщила нам Флоренс. — Сразу же найдете приключения на свои головы. — Я бы сказала: задницы. — Аманда повертела головой. — А что, покушать вы не заказали? — Корчмарь! — хрипло гаркнул Гарольд. — Где мое вино, в последний раз спрашиваю? И девушкам неси поесть. Телятину с овощами неси. Да, вот еще что. Господа, сегодня едим за мой счет. Я чуть не испортил нам этот день и, по справедливости, должен это хоть как-то возместить. — Разумно, — согласился с ним я. — Эраст, с тобой отдельный разговор. — Гарольд очень внимательно посмотрел на меня. — Ты сегодня спас мне жизнь. Этот негодяй меня точно удавил бы, даже не сомневаюсь. Он встал и протянул мне руку. Я инстинктивно сделал то же самое — поднялся с табурета и пожал ее. — Я, виконт Гарольд Монброн, второй сын маркграфа Алоиса Монброна, даю тебе слово, что при первой же необходимости верну тебе долг крови, но не буду считать его возвращенным до конца своих дней. Ты всегда будешь не гостем, но хозяином в моем замке, мои дети и внуки всегда будут рады помочь твоим потомкам, если, конечно, у нас таковые будут, учитывая, какую стезю мы выбрали. Мой клинок и моя жизнь — ты вправе располагать ими всегда. Как, впрочем, и моим кошельком, хотя это такие мелочи, о которых можно и не говорить. Да, и еще — у меня подрастает дюжина сестриц, так что можем даже породниться. Мой отец не знает, куда их девать в таком количестве… Только имей в виду — они редкостные дуры, да простят меня боги за подобные высказывания о собственной семье. Господа, вы свидетели моим словам. Я даже не знал, как на это реагировать, но, судя по лицам присутствующих, произошло что-то весомое. Видимо, подобные слова имели определенный вес в том обществе, куда я случайно попал. — Рад тому, что мне удалось стать другом такому благородному дворянину, как вы, виконт Монброн, — тщательно подбирая слова, ответил ему я. — Равно как рад, что дружу со всеми вами, господа и леди. — Да, леди я сейчас еще та. — Агнесс закуталась в плащ так, что наружу торчал только ее покрасневший носик. — В этой вонючей дохе, с немытой головой, прической «воронье гнездо» и обломанными ногтями. — «Воронье гнездо»? — Гарольд засмеялся. — Недурственный каламбур, мистресс де Прюльи. Эта прическа имеет шансы стать титульной для всех девушек из Вороньего замка, так что ты, по факту, теперь законодательница мод. — Пустозвон, — чихнула Агнесс, но по ее голосу было понятно, что она улыбается. — Вино. — Йоганн поставил на стол три бутылки из темного стекла и деревянные кубки. — Сейчас будет жаркое и пиво. — Супу принеси какого-нибудь, пожирнее и погорячее, — приказала ему Аманда. — И побыстрее. И подогретого вина со специями. — Эта. — Йоганн криво улыбнулся. — Такого не держим. Вина, стало быть, со специями, да еще и подогретого. Ежели желаете, могу сбитень подать. — Этого напитка я не знаю, — вздохнула Агнесс. — Ладно, обойдусь тем, что есть. — Хочу выпить за вас, господа. — Гарольд умело разлил вино по кубкам и отсалютовал трем нашим помятым приятелям. — Вы показали себя в этой потасовке как истинные дворяне. Никто из вас не струсил, а то, что нам не повезло, так случается всякое. Бывает, что ты, а бывает, что тебя. Дамы, прошу прощения, но по-другому здесь не скажешь. И выпьем! Собственно, это последнее слово и осталось у меня самым ярким воспоминанием из всего застолья, поскольку оно звучало чаще других. А еще мне запомнилась обратная дорога, уже в ночи. Морозец щипал щеки и нос, луна, большая и круглая, болталась на небе как огромный желтый фонарь, Агнесс то и дело чихала, закутавшись в свою новую одежду, а Гарольд где-то впереди горланил развеселую песню про какого-то древнего короля-выпивоху, который не боялся никого, кроме своей жены. Но при этом он был почти трезв и не снимал руку с эфеса шпаги. Не один я, стало быть, заметил, как на нас таращился родственник кузнеца. Что до меня — я шел позади всех с Амандой и невесть с чего объяснял ей, как ее глаза с первого же дня захватили в плен мое сердце и что теперь мои жизнь и рассудок целиком в ее маленьких прелестных ручках. Ради правды, я в себе такого красноречия раньше не замечал, поскольку ухаживания за противоположным полом в моем квартале были не такими замысловатыми и, как правило, сводились к передаче девушке двух медяков до исполнения мужского желания и одного — после. Сам я, правда, такого никогда не делал. Не из-за брезгливости, просто у меня сроду не водилось лишних медяков. Надо заметить, что Аманда слушала меня внимательно и поглядывала в мою сторону вполне благосклонно, в отличие от Флоренс, которой это почему-то очень не нравилось. Она это показывала всем своим видом и уже у входа в замок громко сказала, повернувшись к нам: — Посмотрим, как ты запоешь, барон фон Рут, когда протрезвеешь. — Это его дело, что он мне скажет завтра, и скажет ли вообще что-то, — отчеканивая каждое слово, ответила ей Аманда. — А если тебя так раздражает то, что раз в кои-то веки кто-то не купился на твои кудряшки и кукольные глазки, то держи это при себе, хорошо? — Что? — Даже в темноте было видно, как запунцовели щеки Флоренс. Она засмеялась, но этот смех мало напоминал настоящий. — Ты — и я? Да такое в кошмаре не приснится! Я — и девочка, больше похожая на мальчика! Честно говоря, я не знал, куда себя деть. Вроде бы уйти неудобно — в каком-то смысле я и есть причина конфликта, но и слушать это все было очень неприятно. Хотя, сдается мне, спорящие девушки про меня уже забыли. Спас меня Гарольд. Допев последний куплет, редкостно похабный, он заметил, что его больше никто не слушает, а все смотрят на развивающийся конфликт, и принял единственно верное решение. Он подошел к нам, ухватил меня за рукав и потащил за собой, приговаривая: — Оно тебе надо, все эти бабские дрязги? Нашел, где уши развешивать. Да еще и напоследок сообщил подбоченившимся девушкам, которые, казалось, вот-вот вцепятся друг в друга: — Если драка будет настоящей, я ставлю пять золотых на Аманду. Она отменно орудует кинжалом. — Да что за день такой сегодня?! — заорала Флоренс, но мы уже скрылись под аркой прохода в замок.