– Нет. Увидел впервые его в театре на репетиции, мы всего‑то парой слов с ним перекинулись. О! Голос еще произнес: «Голова! Отрежь ему голову! Отрежь!» – Интересное кино, – пробормотала я. – Это не кино, – всхлипнул Леонид, – а правда! Я убил Ришу! Нож в ванной! Расстреляйте меня! Я Сергей Антипенко! Леня вытянул обе руки вперед, приблизил их к лицу и начал рассматривать ладони. – Видишь кровь? Вот она! – Твои пальцы чисты, – попыталась я успокоить безумного парня, – просто на одном длинная царапина, совсем свежая! – Нет, – зашептал Леонид, – она на пол капает… уже лужа натекла. В моем кармане зазвонил сотовый, я вытащила трубку и быстро спросила: – Юра, ты узнал насчет Сергея Антипенко? У него есть сестра? Маньяк жив? Или он погиб в тюрьме? – Срочно иди в кабинет к Филиппу Леонидовичу, – перебил меня Шумаков. Я покосилась на серого, трясущегося Леню. – Мне придется взять с собой его сына, он в полном неадеквате, парня нельзя оставить одного. – Хорошо, но не задерживайся, – велел Юра и отсоединился. Я взяла Леню за руку. – Ничего не бойся, нам надо прогуляться. Глава 22 Едва мы вошли в кабинет, как Филипп Леонидович сердито спросил: – Зачем ты его привела? – Папа, я убийца, – произнес Леня с каменным, словно замороженным, лицом, – меня… расстреляйте! – Что он несет? – поморщился отец. – Ваш сын нуждается в помощи, – перебила я бизнесмена, – ему срочно необходима консультация психиатра. Следовало раньше обратить внимание на душевное состояние парня, вероятно, обошлись бы психотерапией, но теперь Леню придется поместить в клинику. – Сейчас мне не до симулянта, – небрежно обронил Верещагин‑старший, – есть дела и поважней. Я возмутилась: – Зачем заводить детей, если они вам не нужны? Вы недолюбливали мальчика с раннего детства, считали его никчемным лентяем, верили равнодушным врачам из районной поликлиники, постоянно ругали сына, и в результате ему пришлось пережить трансплантацию почки. Вам не стыдно? Родители ответственны за своих отпрысков! Юра встал с дивана. – Вилка! У нас тут… Верещагин махнул рукой. – Погоди. Что случилось, то случилось! Хочу ответить госпоже писательнице. Детьми обязана заниматься мать. Я обеспечивал семью, времени на сю‑сю му‑сю у меня не было. Но всегда, придя домой, я интересовался у жены, как дела? Она отвечала: «Все нормально». Какие ко мне претензии? Леонид вырос странным, он, на мой взгляд, уже достаточно взрослый. Я в его возрасте давно завел семью, нес за нее ответственность, а сын избалован, не желает работать, еле‑еле учится, не имеет друзей. – В ванной комнате Леонида в шкафу лежит окровавленный нож, – перебила я его, – ваш сын считает, что убил Ришу, перерезав ей горло! Владимир вскочил со стула, Юра сделал шаг к младшему Верещагину, Филипп Леонидович заметно растерялся. Я быстро усадила несопротивляющегося, податливого Леню на диван и спросила: – Разве Ирине нанесли именно такую рану? Первым взял себя в руки бизнесмен. – Нет. Зачем он говорит неправду? Я посмотрела Филиппу прямо в глаза. – Вашего сына намеренно доводят до сумасшествия. Хотите знать правду? Она не придется вам по душе. Начальник охраны открыл было рот, но Филипп Леонидович поднял руку. – Спокойно. Пусть она говорит. Я села на диван у окна. – Отчего‑то родители считают детей своей копией, но ведь это не так. Леонид мало похож на вас. Вы рано стали мужчиной, а Леня до сих пор наполовину ребенок. Стоит посмотреть на его комнаты, и многое станет понятно. Машинки, игрушки, мультфильмы. Лене комфортно пребывать в детстве, ребенок ведь ни за что не отвечает, он прячется за спинами взрослых. Если я не ошибаюсь, в психологии есть такое понятие, как синдром Питера Пэна, мальчика, не желавшего взрослеть. Но в отличие от веселого, бесшабашного, активного Питера Леня замкнут, он долго страдал энурезом, не дружил с одноклассниками, варился в собственном соку. Добавьте сюда постоянные болезни, множество лекарств и, в конце концов, трансплантацию почки. Сложим вместе все составляющие и получим взрослого парня с менталитетом третьеклассника, который боится отца, и еще с кучей комплексов. Леонид вас послушался, он пошел учиться не на байера, а покорно отправился в институт экономического профиля. Леня опасается разгневать отца, основная жизненная эмоция парня – страх. И при этом он всегда говорит людям правду в глаза, абсолютно не волнуясь, что кого‑то обидит. Впрочем, иногда он может промолчать, но выдавить из себя пустой комплимент – никогда. – Отличный психологический портрет, – подал голос Филипп Леонидович, – Ленька действительно хамоват, сколько раз ему говорили: «Будь вежлив с людьми», а он кивает и снова за свое. Мне даже пришлось извиняться перед посторонними людьми за его беспардонность. Сын вроде послушный и в то же время неслух. – Он по менталитету семилетний мальчик, – сказала я, – реальный паспортный возраст человека не всегда совпадает с душевным. Тот, кто задумал извести Леонида, отлично знает, с кем имеет дело, вот почему он прислал ему письмо от лица сестры маньяка. Юра, ты нашел информацию на преступника? Шумаков достал из кармана помесь сотового с компьютером. – Сергей Яковлевич Антипенко – серийный убийца‑садист. Получал удовлетворение, мучая своих жертв, девочек старшего школьного возраста. Поскольку следов прямого сексуального контакта не обнаружилось, считалось, что преступник импотент. Убивал в течение двенадцати лет. Владимир поморщился. – Долго же его ловили. Шумаков приблизил айфон к глазам. – Большинство девочек было из неблагополучных семей, об их пропаже никто не заявлял. Сергея Антипенко осудили пожизненно. Умер он в больнице после драки в тюрьме. Есть сестра. Связаться с ней проблематично, женщина сменила имя, фамилию, жилплощадь. Сейчас ночь, но утром я попытаюсь найти ее. Пока все. Я повернулась к Филиппу: – При первом взгляде на нож в шкафу вашего сына мне стало ясно, что это не орудие убийства Риши. Лезвие слишком широкое, с зазубринами. А мы знаем, что девушку лишили жизни при помощи узкого, очень острого стилета, ударив ее в глаз. Около кровати Лени я нашла небольшую дырочку в стене, думаю, кто‑то из соседней библиотеки, граничащей со спальней парня, пугал его. История была задумана с размахом. Сначала Леонид получает письмо от сестры Антипенко – Галины. Филипп Леонидович, задам вам для проформы вопрос, на который, полагаю, знаю ответ. Кто был донором вашего сына? Олигарх отвернулся к окну и предпочел промолчать. – Неужели вы не хотите найти мерзавца, издевающегося над Леней? – воскликнула я. – Вы настолько равнодушны к судьбе продолжателя рода Верещагиных? Бизнесмен ответил: – Почка принадлежала Антипенко, я хотел спасти Леньку, широко раскинул сеть, искал донора, в конце концов мне сообщили о Сергее. Галина получила большой куш за разрешение отключить аппараты жизнеобеспечения брата. – Кто знал о сделке? – быстро спросила я. – Мы с сестрой Антипенко, – ответил олигарх. – Может, еще врачи? – не успокаивалась я. – Трансплантологи, которые забирали орган? Филипп Леонидович ответил: – Нет. Их привезли в больницу, показали Сергея в коме, ознакомили с историей болезни, продемонстрировали согласие Галины, оформленное по всем правилам с печатями, подписями. Личные данные Антипенко остались тайной. Я заплатил немалую сумму за секретность, мне очень не хотелось, чтобы таблоиды пронюхали и запестрели заголовками вроде: «Почка серийного убийцы досталась сыну богатого человека». Им было бы наплевать на то, что Леонид один из первых в очереди на орган и почка Антипенко может подойти исключительно ему. – А доктор, который сообщил вам о преступнике? – не утихала я. – Те, кто забирал почку, не знали фамилии, те, кто ее пересаживали, не интересовались именем донора, их волновал его возраст, диагноз и другие параметры. Но врач, сообщивший вам об Антипенко, полностью в материале. Верещагин вышел из‑за стола. – Его нет в России, он отправлен на работу в Австралию. Я тоже встала и подошла к бизнесмену. – Человек, издевавшийся над Леней, находится в вашем доме. Вспомним про дыру в стене. Ею может пользоваться только тот, кто имеет доступ на вашу половину. Мерзавец знает о предписании врача Лене постоянно пить воду и воспользовался этим обстоятельством. В бутылку добавляли психотропное средство, оно ввергало парня в полубессознательное состояние. Действительность смешивалась у него в голове со сновидениями. Лене казалось, что некто, облаченный как монах, брал его за руку и вел куда‑то. Думаю, вашего сына действительно уводили из его комнаты. Человек в черном не галлюцинация, а реальность. В первый раз он препроводил парня в маленькую гостиную. Там лежал труп кошки, скончавшейся от старости. Останки Белки были вымазаны искусственной кровью, ее используют в кино и театре. Инсценировка выглядела весьма убедительно. Сразу отвечу на не заданный вами вопрос: почему я решила, что кровь фальшивая? Леня сказал, что жидкость была яркой, блестящей, словно лаковой, и в комнате сильно пахло чем‑то кислым. По моим книгам снимали телесериалы, меня приглашали понаблюдать за процессом съемок, и вот тогда я увидела бутафорскую кровь. Теперь я знаю, что она бывает разной и по качеству, и по цене, но у всех модификаций есть одно общее: в отличие от настоящей крови, которая на воздухе быстро покрывается пленкой, тускнеет, «запекается», ее фальшивый аналог постоянно вытекает из раны. И понятно почему: на экране нужна эффектная картинка, а не правда жизни. Эрзац‑кровь намного ярче настоящей. И она имеет противный кислый запах. Леня сказал, что кошка лежала, странно вытянув лапы, выглядела, как замороженная. Я предполагаю, что Белка скончалась давно, успела окоченеть и застыла. Но если кошка лишилась жизни давно, то каким образом ее кровь осталась яркой? Ваш сын не задавался никакими вопросами, он принял психотропное средство, был напуган видом животного, убежден, что его собственный разум захватывает Сергей Антипенко. Организатор спектакля добился требуемого эффекта, Леонид до сих пор уверен, что лишил жизни любимицу матери. – Вероятно, так и было! – слишком громко сказал Володя. Я взглянула на Леонида. Тот спал, откинув голову на диванную подушку. – Успокоился, – сказал Юра, – он жил в напряжении, скрывал свою тайну, а теперь расслабился. Страх ушел, не надо трястись.