Снежана на секунду опустила взгляд. Кажется, откровенничать единолично он не планирует. Но она и не против. — Марина. Вот так, одним словом можно было описать все, что произошло с ней сегодня ночью. Марина… И все понятно. Марина… И особо‑то вопросов больше не возникает. Чайник закипел, Марк отвлекся на какое‑то время, заваривая непрошенный чай, поставил чашку перед девушкой, упер руки о столешницу, предпочитая не садиться. — Она что, силой тебя сюда приволокла? А сама свалила от греха подальше? — Не приволокла, — Снежана сделала глоток из чашки, пряча улыбку. Сейчас, ей даже стало немного жаль Марину. Вспомнились ее слова о том, что бедняге предстоит испытать на себе гнев пасынка, и просьбу замолвить за нее слово… С мстительным удовольствием Снежана поняла, что она не преувеличивала, гнев будет. — Но если понадобилось бы, наверняка не постеснялась бы приволочь. — Что она тебе наплела? — конечно, маленькая месть за то, что явилась посреди ночи и начала качать права, была бы Снежане приятной, но смерти Самойловой она не желала. — Ничего такого она не плела, Марк. Просто объяснила, почему ты сегодня не смог приехать. Вот и все. — Да, все. Только ее об этом не просили… Пей, — заметив, что она хочет возразить, отдал приказ, а потом обошел стол, явно намереваясь если не разобраться лично, то позвонить и «погладить по головке» дистанционно, Снежана не дела. Поймала за руку. — Марк, — притянула к себе, обхватила талию руками, так, чтоб не дергался, заглянула в глаза. — Мы поговорить хотели. А ее убить можешь и утром. — Коснулась сжатых в тонкую линию губ поцелуем. И он вроде бы чуть расслабился. Не окончательно, но хоть немного. Кивнул. — Хорошо, убью утром. Вряд ли он сейчас совсем уж шутил, но Снежана улыбнулась. — Она дала мне свой ключ, вернешь ей потом, хорошо? — Ни за что! — он высвободился, резко перехватил девушку на руки, поддел свободным пальцем чашку, планируя переместиться куда‑то в другое место. Пискнуть Снежана не успела, хоть это и стало неожиданностью. Минута, и опустили ее уже на диван в гостиной, вновь вручили чашку, устроились тут же. — Я скорей твоему наркодилеру ключи вручу, чем Марине их верну. — Иначе, как наркодилер, Диму Марк не называл. Если, конечно, называл вообще. Чаще, предпочитал вообще отмалчиваться на его счет, оставляя свое совсем не лестное мнение при себе. — Ты отвлекся, — о Диме тоже придется поговорить. Снежана это прекрасно понимала, но все по порядку. Сначала, он. — Какие у суда были поводы смотреть на тебя, как на дерьмо? — А разве Марина не просветила тебя на этот счет? — перестать злиться на мачеху так быстро, сходу он не мог. Хоть и понимал, что по сути, ее благодарить нужно. Да, снова влезла не в свое дело, да, никого не спросила, но ведь Снежана сейчас здесь, с ним. — Я хочу услышать от тебя. — Даже не просто с ним. Она «хочет услышать от него». — Нормальные люди рождаются с мозгами, Снежка, а я оказался бракованным. Лет в семнадцать мне сорвало крышу, и до двадцати с лишним она настойчиво не хотела возвращаться на место. Я был полным придурком в то время. Кутил, гулял, пил, курил… Трава, девки. Тогда мне казалось, что это нормально. Вот она — жизнь. Меня все устраивало. Меня не волновали штрафы за вождение в нетрезвом виде, не волновало, что отец со своими адвокатами несколько раз забирал меня из участка под какой‑то дурью. Мне было посрать. Я чувствовал себя королем мира. Ну и однажды, этот придурошный король решил, что для полного счастья ему не хватает только чувственной остроты. Знаешь, мои родители развелись, потому что, как мне сказали, любовь прошла. И мне почему‑то жутко захотелось им доказать, что у них была какая‑то покалеченная любовь, а вот у меня… Снежана давно уже отставила чашку, во второй раз за ночь слушая одну и ту же историю. Только теперь она получала новый окрас. — Не важно, что у меня. Я встретил Лену. Она старше меня. И у нее уже была дочь. Я даже не знаю от кого. Да и она сама не знает, скорей всего. В свидетельстве о рождении Кати указано было имя отца со слов матери, а потом ее усыновил я. Сначала нам было офигенно. Мы больше времени проводили в пьяном угаре, занимаясь сексом и гоняя по ночному городу. Я даже толком не знаю, почему вдруг все изменилось. Хотя нет, помню один момент… Знаешь, в тот день я встречался с мамой, которая прилетела из своего Тибета. Отец устроил нам семейный ужин. Я, он, мама. Марина тогда еще была просто работницей фирмы. Так вот, он сделал все, чтоб я показался на глаза матери в нормальном состоянии. Я показался. Сам‑то показался, а вот Лену отец приглашать не рискнул. Мы провели до зубовного скрежета правильный день втроем. Отцу было важно, чтоб мама уехала обратно к своим монахам с уверенностью в том, что ее сын здесь в целости и сохранности. Скольких усилий это ему стоило — одному богу известно. Мы проводили ее в аэропорт, а потом разъехались на своих машинах. Тогда я не хотел больше находиться рядом с отцом. Мне казалось все это жутко лицемерным и пошлым. Я помчал домой. Туда, где меня ждет намного более откровенная вроде как жена, уже спящая наша вроде как дочь, бутылка вина, возможно, косяк. Я приехал, услышал, что Катя плачет. Не просто плачет — разрывается. Подумал, что Лена, наверное, в душе или в наушниках, поэтому не слышит. Она действительно не слышала, но только по другой причине. Лежала на кровати, улыбалась, раскинув руки, пела какую‑то песенку. Она была под кайфом, а ребенок разрывался из‑за крика. Я тогда жутко на нее наорал, а ей хоть бы что. Ей было пофиг и на плач ребенка, и на мой ор. Ей было кайфово. Наверное, именно тогда я понял, что моя семья — ни черта не искренняя. Меня как‑то быстро отрезало. Просто перехотелось и все. Пить перехотелось, кутить тоже. Угорать и трахаться по подворотням, испытывая от этого особое удовольствие. Проблема была только в том, что Лене это не надоело. Я бился очень долго. С ней, за нее, отправлял на реабилитацию, она сбегала. Переставал давать деньги, она все равно находила наркоту. Последнее, что ее интересовало в этой жизни — Катя. Она о ней вспоминала только тогда, когда в очередной раз бралась меня шантажировать тем, что уйдет, заберет ребенка и я буду виноват в том, что малышка окажется в каком‑то притоне для шлюх. Потому, что она сможет заработать только так. Я боролся с ней очень долго. Знаешь, наверное, боролся бы и дальше, но тут появился этот урод… Марк сжал челюсти, на какое‑то время отворачиваясь. — Помнишь, того мудака, который влез в твою квартиру? Снежана кивнула. — Это Ждан. Тот, кто надоумил Лену, как лучше будет получить от меня больше пользы. У него со мной свои счеты. В то время, когда я еще кутил, он не раз получал от нас по хвосту. Тогда он еще не был Жданом. Так, шавка. Шестерка более влиятельных людей. Таскался по клубам, толкал наркоту. С тех пор много воды утекло, он стал держать несколько точек, сейчас, похоже, поднялся еще выше. Такая гнида точно поднялась бы выше. Но тогда ему доставил особое удовольствие тот факт, что он имеет мою жену, а еще он херов хороший психолог. Он понял, кто нуждается в Кате больше. И это была не Лена. Просек, что я готов буду на многое, лишь бы не позволить ей оказаться в окружении таких как он и надавил на это. Мы с отцом тогда боролись за Катю. Проблема только в том, что мы нанимали хороших адвокатов, а Ждан башлял судье. Вот и все. Всплыли и мои приводы и пьяные драки, и никому было не важно, что я уже больше трех лет пытаюсь загладить вину, которую накопил. Катю оставили с матерью, мне разрешили свидания на выходных. Ну и алименты. Алименты, которые уходят никак не на нее. — Лена, это та женщина в ресторане? — Да, — Марк кивнул, теперь глядя уже перед собой. — Тогда Ждан отказался дать ей на дозу. А когда такое случается, она является ко мне. — Зачем ты даешь? — Снежана помнила, как он протянул тогда в пассажирское окно несколько купюр. — Да потому, что она до сих пор шантажирует меня Катей. Черт бы ее побрал. Знаешь, что чувствую, когда Катя там? — он вскинул взгляд на Снежану. Какой‑то больной взгляд. — Я жить не могу, Снежка. Я и в бога‑то толком не верю, но постоянно кого‑то о чем‑то прошу, чтоб быстрей настала пятница, быстрей она оказалась дома, дальше от своей матери. — И ты смирился с таким порядком вещей? — Смирился? — Марк снова усмехнулся. — Нет. Я просто нашел отличный способ, как свести риски к минимуму. Я даю ей деньги, а она пытается делать вид не такой уж хреновой матери. Не является домой под кайфом. Когда планирует загулять — звонит, предупреждает, предлагает забрать Катю. Не подпускает к ней своего хахаля. Знаешь, она готова практически на подвиги, ради дозы. — Это жутко… — Жутко, — мужчина кивнул, не считая нужным отрицать. — Но до недавнего времени я искренне считал, что это единственный выход. — А что случилось недавно? — Саша, — Снежана заметила, как губ мужчины вновь касается улыбка. Сердце царапнула обида. Но Снежа заставила себя отбросить все мысли. Она собирается слушать. А значит, будет делать именно это. — Самарская? — Да, — он вскинул взгляд на нее, продолжая улыбаться. — Что ты знаешь о ней, Снежка? Кроме того, что она жена Ярослава? Девушка пожала плечами. Ей была неприятно говорить об этом. Теперь уже не из‑за Яра. Теперь из‑за Марка, но все равно неприятно. — И я не знал ничего. Не знал, пока она сама мне не позвонила. В тот день, Катя была у Лены. По идее, ничего не предвещало беды. Свои деньги она получила, а значит, должна была изображать образцовую мать до тех пор, пока я не заберу Катю к себе. Но она сорвалась. Мне позвонила незнакомая женщина и сказала, что моя дочь у нее. Сказала, что они сидят в кафе, и было бы неплохо, если я заеду и заберу ребенка. Сказать, что я был в шоке — значит промолчать. Я приехал туда, где меня должны были ждать, застал Катю, весело болтающую ногами с мороженным в руках, а за столиком напротив сидела молодая красивая девушка. Она улыбалась моей дочке, что‑то говорила, время от времени бросала нервные взгляды на телефон и на спящего в съемном сиденье рядом еще одного ребенка. Марк снова улыбнулся. — Я помню, как она тогда напустилась на меня. Как зло шипела, что таким родителя нельзя доверять детей, что теперь ни за что не отдаст ребенка в руки к таким безответственным людям, а потом объяснила… Оказывается, Лена оставила ребенка в машине, сказала, что вернется через пару минут и испарилась. Котенок ждала. Долго, очень долго. А потом ей стало жарко, она вышла из авто, захлопнула за собой дверь. Открыть уже не смогла. Телефон остался там. Она смелая, Снеж. Сразу не испугалась. Еще долго ждала уже рядом с машиной. Вот там‑то ее и нашла Саша. Нашла, узнала, в чем дело, спросила, помнит ли номер родителей. Она помнила, но Лена трубку не взяла. Я уже потом узнал, что она тупо забыла о ребенке. Представь, такое с ней тоже бывает. Потом бы вспомнила, конечно. Не о Кате, о машине. Вернулась бы. Может, утром. Может, ночью. Потому позвонили мне. Я не собирался оправдываться перед незнакомым человеком. Хотел просто извиниться и уехать, но как‑то так случилось, что Котенок кое‑что рассказала до моего приезда. Конечно, не все. Только то, что по — детски подмечала. Это уже Саша сама додумалась, что к чему. — И что она? — Предложила помочь. Знаешь, она ведь училась на юриста. Для меня это стало неожиданным. Не то, что училась, а то, что помочь предложила. Если честно, я сначала еле сдержался, чтоб у виска не покрутить. Но мягко отказался от ее помощи. Что сделает совсем девочка, если нам когда‑то не помогли лучшие адвокаты? Но она умеет быть настойчивой. Да и Котенок… Знаешь, она ведь чувствует людей. Так вот, Саша стала для нее хорошей. Снежана невольно поджалась. Ей стало страшно. А вдруг… Вдруг, она не станет хорошей для Кати? Что тогда? — И я сдался. Саше большего и не нужно было. Ей требовалось только добро и информация, а остальным она занялась уже сама. Сейчас, готовит иск. — Ты веришь, что у вас получится? — А она не дает не верить. Она сама слишком в это верит, чтоб я мог сомневаться, хоть я постоянно пытаюсь, поверь. — И вы не… — Нет, Снежка, — Марк повернулся к ней, перехватил ноги, потянул на себя, так, что их лица оказались очень близко. — Она любит своего мужа. — А ты? — У меня тоже есть те, кто могут выносить мозг, — Марк улыбнулся, касаясь кончиком своего носа ее. Девушка невольно улыбнулась. — Марина? — И она тоже, но я почему‑то надеялся, что ты больше, — обвив шею мужчины руками, Снежана поцеловала его в смеющиеся губы. Заслужил. Верой и правдой заслужил. Вот только не всей… — Подожди, — отстранившись, Снежана свела брови на переносице. — Объясни мне еще одну вещь. Тогда, на нашем третьем первом свидании, зачем ты потащил меня на ту базу? Марк тоже скривился, но юлить не стал. — Я увидел тебя на Дне рождения Самарского как раз тогда, когда Саша в очередной раз завела разговор о том, что лучше бы мне состоять в отношениях. Так, знаешь ли, возникнет меньше вопросов насчет моих педофилически — гейских предрасположенностей. — И ты решил, что в отношениях можно состоять со мной? — Я решил, что я хотел бы состоять в отношениях с тобой. А потом об этом прознала Марина. Подозреваю, что от Саши о том, что отношения нужны для дела, ну и от отца или еще каким‑то чудом о том, что у меня появилась ты. Снежа хмыкнула, но промолчала. Нельзя сказать, что в то время она уже у него появилась. Так… Просто была неподалеку. — Она компостировала мне мозг до тех пор, пока я не поклялся, что приглашу тебя на базу. Пригласил. Пожалел. Не обо всем, конечно, но о многом пожалел. — А я нет, — получив ответ еще на один вопрос, Снежана решила вновь вознаградить вроде бы провинившегося мужчину поцелуем. — Мне привычней, когда в тебе прячутся недостатки, чем слышать о том, какой ты примерный отец. Марк отстранился, смотря как‑то недоверчиво. — Примерный? Не шути, Снеж. Я обеспечиваю мать своего ребенка деньгами, которые она тратит на наркотики. Я сам десять лет тому был не намного лучше, чем она. Не хотел бы я такого примера своим детям. — Господи, Самойлов, какой же ты сложный, — Снежана закатила глаза, окончательно перебираясь на колени к мужчине. — Твой ребенок сейчас спит в своей кровати, улыбается во сне, а ты бросаешь все в мире дела, ради того, чтоб его защитить. Кто ты после этого? — Ну, никак не при… — ему не дали договорить, закрывая рот поцелуем. Это сложно было выразить словами, но сейчас Снежана им гордилась. Несмотря ни на что. Ни на те ужасы, которые он рассказал о своем прошлом, ни на его когда‑то глупость. Она гордилась тем, что он способен на то, что имеет сейчас. Способен любить не просто ребенка. Способен любить чужого ребенка, способен бороться за него, способен признавать свои слабости и упорно не хочет видеть свои достоинства. А еще ей было немного страшно. Потому, что знать это все — тоже ответственность. Перед ним, перед виденной всего раз девочкой, а еще перед Мариной и Леонидом, с которым они еще не встречались. Воспоминания о словах Самойловой заставили Снежану сжать мужчину в объятьях еще сильней. Теперь она понимала, почему они не сказали Марку о болезни отца. Он обвинит во всем себя. Точно обвинит. — Ты мой любимый при… мер, Марк, — она только на секунду оторвалась от мужчины, провела пальцами по волосам, вглядываясь в ясные карие глаза, а потом снова нежно коснулась губ напротив. Раз, второй, третий. Любить идеальных людей — просто. А любить человека с прошлым, ошибавшегося, обладающего недостатками — намного приятней. Потому, что все мы такие. Всем есть что прощать, в каждом есть то, с чем придется смириться. — Снежка, — девушка почувствовала, как руки на талии сжимаются сильней, притягивая к себе ближе.