Хотела ли она знать, что испортило их первое свидание? Хотела знать, что фотография Самарской делает в его машине? Знать, правду ли сказала Марина о секретаршах? Нет, нет и нет. Хотела ли, чтоб вопросы о прошлом возникли у него? Вновь нет. Ей нестерпимо хотелось, чтоб прошлое перестало существовать для них вообще, лишь так, как казалось Снежане, у них может появиться шанс. — Табула раса, я понял, — Марк поднялся с лавки, сложил руки на груди, загораживая собой все вокруг. — Не знаю, получится ли это у нас, но я согласен. — Хорошо, — Снежана тоже встала, отряхнула одежду. — Как ты умудряешься… — в очередной раз Марк заметил запутанный в волосах девушки листок, потянулся, чтоб даровать ему свободу. — Думаешь, ты лучше? — в отместку Снежана прошлась ладонью по вороту свитера мужчины, чтобы выудить оттуда доказательство того, что листва не имеет особенного пристрастия к ней, одинаково относясь к каждому гостю этих владений. Убрать руку с плеча мужчины ей почему‑то не удалось. Кажется, потому, что Марк спустился ладонью с волос вниз, по спине, притянул к себе, а потом, перехватив другое запястье, закинул себе на шею еще и его. Дальше должно было бы произойти кое‑что еще, но… — Мне почему‑то кажется, что тихо стало, — видеть этого Снежана не могла, да и ее Марк надежно закрывал спиной от всех своих сотрудников, столпившихся на одной из полянок, но чувствовала — все внимание сейчас сфокусировано на них. — Стало, — Марк притянул девушку еще ближе, чуть склонил голову, призывая сделать ответный шаг навстречу, и она сделала — приподнялась на носочки. — А если я сейчас тебя поцелую, станет еще тише, хочешь? — как зачарованная Снежана следила за тем, как губы мужчины приближаются к ее лицу, медленно, но верно, присушивалась к тому, как дыхание обдает теплом щеку, как зрачки снова расширяются, окрашивая радужку в черный цвет. Ответное «хочу» наверняка читалось в ее глазах, но если этого требовал Самойлов — она готова была озвучить. Если бы не женщина, которой достаточно было одного присутствия, чтобы заставить желать убить ее с особой жестокостью. — Марк Леонидович, мы вас ждем, вообще‑то, — неизвестно, когда Марина успела вернуться, но кричала именно она. — Перестаньте любезничать и идите сюда, пожалуйста! Ее громкий голос способен был рушить магию «на ура», Марк вздрогнул, отстранился. — Уволю, — рыкнул слово через стиснутые зубы, а потом снова резко наклонился, впечатывая поцелуй в губы Снежаны. — Я сейчас ее уволю, а потом вернусь, хорошо? — разорвав мимолетный поцелуй, он отступил, развернулся, направляясь в сторону поляны быстрым шагом. Хорошо, что от Снежаны не требовалось отвечать, сейчас она была на это не способна — слишком растерялась. Весь путь Самойлова до поляны, она смотрела ему в спину, механически считая шаги. А снова заслышав голос бухгалтера, по совместительству мачехи мужчины, перевела взгляд уже на нее. Марина явно была довольна, и, кажется, даже предвкушала разбор полетов, который может устроить ей пасынок. Сложив руки на груди, женщина следила за его приближением, лучась своей чуть ядовитой саркастической улыбкой. Он подошел, бросил злой взгляд, но начинать разговор не спешил. — Ну, прости, — Марина развела руками, правда в искренность ее верить Марк не спешил, как и Снежана, наблюдающая за всем с приличного расстояния. — Тимбилдинг, это тебе не хухры — мухры, а позажиматься и позже можете, — правда и на это ей не ответили, сверкнув глазами, Марк отвернулся от женщины, обращаясь уже к тренеру, который чинно ждал своей очереди на разговор. А сама Марина нашла взглядом Снежану, оскалилась еще больше, а потом подмигнула, будто соучастнице. Во взгляде читался вопрос наподобие: «Видишь, как его легко вывести из себя? И мне ничего за это не будет, а тебе? Попробуй.» Но ответа на этот призывный взгляд Марина не получила. Покачав головой, Снежана развернулась в противоположную от поляны сторону. * * * Снежана стояла на причале, вспоминая далекие — далекие школьные времена, где‑то здесь, на одном из берегов водоема они когда‑то встречали свой первый рассвет взрослой жизни. Здесь действительно были красивые рассветы… и закаты. Сегодня она встречала именно закат. Солнце уже скрылось за кромкой деревьев, даруя зрителям остатки света и отражение своего сияния в выкрашенных розовым облаках. Рассвет когда‑то тоже был красивым, хмельным, с гудящими ногами и зудящей от замысловатой прически головой, в корсетном платье и наброшенном на плечи пиджаке. Хорошо, Яра тогда не было с ними, он убил бы одного из ее одноклассников, решившего, что выпускной — самое время для откровений. Правда, Снежана думала, что это хорошо, далеко не всегда. Большую часть вечера Ярослава ей не хватало. Впрочем, ей не хватало Ярослава большую часть жизни, что уж говорить о вечере… А сейчас? Девушка задержала на миг дыхание, пытаясь понять, что чувствует сейчас… — Я искал тебя, — ответ Ермолова планировала получить у самой себя, а он пришел извне. Марк подошел незаметно, набросил ей на плечи плед, видимо, специально заготовленный для этого, но руки убирать с плеч не спешил, а Снежана и не торопила. — Я немного устала, — теперь закатом любовались уже двое. И что самое удивительное — даже тревожащий весь день шум до них не доносился. — Отвыкла от такого количества людей и звуков, и запахов, и вообще… — Извини, первый день свидания получился немного… — даже не разворачиваясь, Снежана знала — Марк немного скривился, пытаясь подобрать наиболее приемлемое слово. — Он просто получился, в отличие от первых трех попыток, — закутываясь в плед плотней, девушка развернулась. На закат она уже насмотрелась, а вот на него еще нет. — Это правда. Я действительно хотел извиниться, — Марк опустил взгляд, сосредотачивая внимание на клетке пледа. — Наверное, идея была не из лучших. Но я попытаюсь исправиться завтра. В общей сложности, вместе они сегодня провели не больше нескольких часов — во время трапез, между развлекательными мероприятиями, в дороге. Снежана не могла сказать, что разочарована — чтобы разочаровываться, нужно предварительно чего‑то ожидать, а отправляясь сюда, она не тешила себя надеждами и ожиданиями, просто полагаясь на судьбу и на него. — Исправиться? — Снежа вздернула бровь. — Как? — Любое ваше пожелание, леди, — подумав, мужчина все же добавил, — в пределах сего прекраснейшего места, конечно. — Я полагаюсь на вас, милорд, — подыгрывая Марку, Снежана сделала шутливый реверанс, а потом обошла мужчину, направляясь по деревянным доскам причала к берегу. — Вы рискуете, — оставаться наедине здесь Самойлов не спешил, нагнал девушку в несколько шагов. — Чем же? Неужели ваши вкусы… специфичны и я их не пойму? — благо, темнота скрывала ее улыбку, которая стала еще шире, когда Снежа заметила, как Самойлов запнулся, остановился, а потом крайне непонимающе посмотрел на нее. — Что? — мужчина действительно растерялся, а Снежана, не спеша ничего объяснять, из последних сил сдерживаясь, чтоб не рассмеяться. — Ничего, прости, — сделала шаг назад, к нему, взяла за руку, потянула за собой. — Я действительно не понял, какие вкусы? — упираться Марк не стал, но в голосе все так же звучала неуверенность. — Никакие, забудь, — над шуткой положено смеяться двоим, иначе в голове того, кто ее не понял, могут родиться неправильные толкования. Какое‑то время они шли молча, Снежа — улыбаясь темноте и беззвучно посмеиваясь растерянности Марка, а он — судорожно пытаясь обработать информацию, настолько судорожно, что в голову лезли до крайности абсурдные и неожиданные версии, одна из которых заставила остановиться, как вкопанному, а потом резко развернуть идущую в шаге девушку. — Ты что, думаешь, что я гей? Сдерживаться больше Снежане не могла. Выдернув руку из застывших, как и остальные части тела мужчины, пальцев, она закрыла лицо, давясь смехом. Слезы выступили на ресницах, подавляемый смех душил так, что закололо в боку, но заставить себя успокоиться девушка почему‑то не могла — перед глазами стояло его растерянное лицо. — Гей? — кажется, и смех ее интерпретирован был неправильно, по крайней мере, реакция Самойлова стала для Снежи неожиданной. Ее, все так же закрывающую руками лицо, вдруг оторвали от земли, забрасывая на плечо. — Эй! — от неожиданности, она даже смеяться перестала. — Что… Что ты делаешь? — припечатав ноги девушки руками, Марк куда‑то понесся. — Марк! — Снежана даже возмутиться не смогла, настолько была удивлена. — Пусти! Слышишь? Он не слышал, явно не слышал. Только мчал куда‑то по тропе, быстрее, чем утром к столовой. — Марк! — Снежана попыталась высвободиться, но безрезультатно, ее пригвоздили еще плотней, перехватив теперь уже чуть ниже спины или чуть выше ног за стратегически важное место. — Отпусти! Пожалуйста! Никакой ты не гей! Еще несколько метров ее просьбам он не внимал, а потом резко остановился, одним движением сдернул девушку обратно на землю, придержал за плечи, не давая упасть, а потом притянул к себе. — Так геи точно не делают, — как «так?», спросить Снежана не успела, просто потому, что ей тут же наглядно это продемонстрировали. Поцелуи бывают разными — нежными, страстными, мимолетными и глубокими, завершающими и «стартовыми», а этот был имитирующим. Причем имитировал он никак не прогулку по лесу или игры в классики. В какой‑то момент, Снежана ощутила спиной твердь дерева, в которое ее вжали, но это произошло где‑то на периферии сознания, потому что все чувства сейчас были сосредоточены на целующем ее мужчине. Его губах, языке, руках, которые каким‑то образом забрались под ткань свитера, раздражая прикосновениями кожу и дразня мышцы, заставляя их сокращаться. Мысли, чувства, ощущения смешались в один большой ком. Снежана понятия не имела, что ей надо делать, но знала, что хочет делать, а хотелось ей только отвечать на этот неожиданный порыв. Он целовал, не отрываясь, вжимая в себя еще сильней, лишая мыслей, а еще уверенности в том, что отступи он сейчас — ноги удержат. Так же резко, как поцеловал, через маленькую бесконечность, Марк отстранился. Оторвал свои губы от ее губ, отодвинулся на несколько сантиметров, заглядывая в лицо тяжело дышащей девушки. — Прости, — Снежане захотелось застонать. Если это именно то, ради чего он прервал поцелуй, то поступил он совершенно не так, как хотелось бы сейчас ей. И, кажется, это читалось на ее лице, потому что мужчина улыбнулся, уткнулся ей в скулу, а потом продолжил шепотом, обжигая горячим дыханием кожу. — Прости, прости, прости… Господи, я, правда, веду себя как маньяк. — Я боюсь высоты, — ничего более уместного Снежана почему‑то не придумала. Все так же плотно прижатое к ней тело вновь напряглось, застыло, а потом девушка почувствовала, как грудная клетка Самойлова начинает сокращаться — он рассмеялся. — То есть из всего происходящего тебя волнует только высота, — потратив несколько долгих минут на то, чтоб успокоиться, мужчина снова отстранился, заглядывая в затуманенные до сих пор глаза. — Жарко как‑то, — он не формулировал замечание, как вопрос, а значит, и отвечать на него было не обязательно. — Мне тоже, — не чувствуя сопротивления, Марк снова наклонился, накрывая губы Снежаны очередным поцелуем. Теперь куда более спокойным, но стало еще жарче. Неизвестно, сколько они простояли бы так, далеко от людей и близко друг к другу, но вечно это длиться не могло. — Идем, — Марк провел напоследок по щеке раскрасневшейся Снежи, подобрал упавший к ее ногам плед, сложил его, давая возможность девушке немного прийти в себя, а потом протянул руку, приглашая вновь за него ухватиться. — Только не вниз головой! — Снежа протянула ладонь с опаской, но заполучив утвердительный кивок, доверилась. Теперь на плечо заброшен был плед, а они продолжили свой путь куда более умеренным шагом, и в тишине. — А куда мы идем? — На ужин, — им не было неудобно, наоборот, очень даже хорошо, просто оба нуждались во времени, чтобы привести мысли в порядок.