— Просто… День сегодня какой-то беспокойной. Извините за грубость, господин Собачник, — Лин искоса взглянул на жреца, но тот, казалось, уже забыл о ссоре. — Раз речь зашла об эйгвах, расскажу одну историю. — Жрец заново раскурил трубку. Табачный дым смешивался с дымом разгоревшегося костра, поднимался вверх. — Людям не дано летать, так? Осветительные, пустые аэростаты — свободно движутся по небу, но всякий летательный аппарат терпит крушение, если на нем поднимается человек. Либо — воздушное судно падает и разбивается о землю, либо — вспыхивает факелом. Магистр наверняка слышал об этом. — Некоторые мечтатели сетуют на несовершенстве конструкций, — сказал Лин, — но общее мнение такого, что не сохранившаяся в записях часть Закона шагов запрещает полет. — С этим утверждением можно поспорить. — Собачник выпустил в небо кольцо дыма. — Тебе знакомо прозвище «Поводырь»? — Еще бы не… — начал Лин. — Тогда, не будем лишний раз тревожить мертвых. — Собачник остановил его жестом. — Ная и Хоно, подробности вам мало что скажут. Важно то, что одна белая жрица — все звали ее Поводырем за эту способность — могла управлять чужим телом и сознанием. Не обязательно человеческим… Однажды она смогла подчинить эйгва и освоиться с его движениями. После чего я поднялся на том эйгве в небо — и ничего не случилось. Но проверяли такую возможность не только на мне. Я выжил, а обычные люди теряли связь с астши и погибали, свалившись с птицы; не только оседлые — бродяги тоже. — Вы что же, заставили людей… — Лин побледнел. — Упаси Солнцеликий! Стефан Арджанский щедро платили им и их семьям… За свои века он накопил достаточно золота, чтобы замостить Площадь Типографов в Сабде. Люди соглашались сами, а некоторые отказывались и от денег… Много чудаков мечтает подняться в небо. Жрец, будто механическая кукла, повернулся сначала к Нае, затем к Хоно и, потом, к Лину. — В конечном счете, не только из оседлых и бродяг, из служителей тоже — почти никто не выжил, поднявшись выше десятой части мили, — сказал он. — Люди умирали от разрыва связи с астши; в общей сложности погибло пятнадцать человек. Нескольким сильным и опытным служителям повезло выжить: среди них был магистр Руд Нарв, ныне известный как Патриарх Руд Недобитый — он отделался переломами и вмятиной в черепе, потеряв сознание и свалившись с птицы на предельной высоте. Стефан прекратил эксперименты с воздухоплаванием, так как пришел к выводу, что астши не способны самостоятельно существовать в высоко в небе. Воспламенение летательных аппаратов, волей Солнцеликого — сохраняет людские жизни, оставляя неудачливым воздухоплавателям шанс уцелеть… Это знание дорого обошлось: Лжец и Поводырь это понимали. Но не всякую цену можно отдать самому, не все можно сделать. Понимаешь меня, магистр? — Намекаешь на то, что иногда «инструменты» необходимы? — Лин скривился. — Порой люди вынуждены так или иначе использовать друг друга: без этого мир застыл бы на месте. — Забавная мысль; я подумаю над ней. А сейчас — лучше давайте отдыхать, господа. — Спать Лину не хотелось совершенно, но — отчаянно хотелось завершить неприятный разговор. Остальные разделяли это желание, так что вечер на том и закончился. *** Утро началось с еще одного высохшего круга, обнаруженного Лином неподалеку от места стоянки. А днем он наконец-то узнал — откуда они берутся. Хак, бежавший перед всадниками, неожиданно остановился и зарычал, вытянув шею и широко расставив лапы. — Замрите! — Собачник предостерегающе поднял руку. Впереди, на опушке леса, теснилась бродяжья гостевая хижина. — Ты слышишь астши? — спросил Лин. — Да, — Собачник спешился. — Возвращайтесь за поворот дороги и ждите меня там. — Позволь отказаться, — сказал Лин. — Мы и так на безопасном расстоянии, а я не хочу упустить возможность посмотреть на хьорхи белого жреца. — Ладно. Только не приближайтесь вплотную. — Собачник снял плащ, аккуратно перекинул его через седло, отстегнул и пристроил сверху перевязь с мечом. — Ни в коем случае. — Он принялся стягивать сапоги. — Лин-гьо, зачем он?.. — прошептала Ная. — Я знаю не больше вашего. — Лин пристально вглядывался в спину жреца, медленным шагом приближавшегося к хижине. Отпечатки босых ног в грязи немедля заполнялись водой, мешковатые нижние одежды нелепо раздувались на ветру. Хак, склонясь к земле, застыл на том месте, где остановился прежде. — Берегите себя, господин Собачник! — запоздало выкрикнула Ная Жрец на мгновение замедлил шаг, затем двинулся дальше. — Лин-гьон, он же так войдет в тени! — По-моему, это он и хочет сделать…. - пробормотал Лин. С пространство вокруг жреца что-то происходило. Дорога высыхала, тапа на обочине роняли головки синих лепестков. «Вот оно что…» Сам жрец как будто становился выше, шире. Одежда уже не болталась на нем, а плотно облегала проступившие бугры мышц. Тень от хижины колыхнулась, вытянулась, змеей поползла к дороге. — Ха-аагх-рр!! Изо рта — вернее, уже из пасти, — жреца вырвался сияющий, ослепительно белый пар. Облако собралось в сферу, поднялось вверх. Лин прищурился, прикрыв ладонью глаза. Собакоголовая тень жреца, теперь отчетливо различимая в ярком свете, разделилась надвое. И продолжала расти. «Оборотень… И тени от света хьорхи, «третьи» тени! Прежде, я только слышал про такое…» — Лин смотрел во все глаза. Тень хижины съежилась, рванулась обратно под сруб. Жрец поднял руки, и его теневые лапы скользнули за ней. Хижина задрожала; вместе с косяком вылетела дверь. В небо взвился иссиня-черный смерч: сияющая сфера чуть приблизилась к нему, развернулась лентой, обвила, сжала в точку — и молнией обрушилась на крышу. Воздух сотряс чудовищный грохот. На дорогу с треском повалилось иссушенное дерево. — Тп-пру, спокойно! — Лину пришлось ухватить вьючную кобылу за повод. Хижина пылала. — Удовлетвор-р-ен, магистр-р-р? — Жрец со звериной грацией развернулся к своим спутникам. Сейчас он и был скорее зверем — вытянувшееся, обросшее шерстью лицо мало отличалось от волчьей морды, пальцы оканчивались длинными изогнутыми когтями. — В-великое п-пламя… — пробормотал Лин. Жрец неспешной походкой двинулся обратно. Тело, принимая нормальный облик, исходило бесцветным студнем, целыми кусками опадавшим на землю и растекавшимся по ней лужами воды. — Не понял, где восторженная встреча? — Собачник перешагнул поваленное дерево. Теперь он уже выглядел как обычно, если не считать промокшей насквозь одежды. Лин несколько раз хлопнул в ладоши: — Заслужил! Не думал, что ты в самом деле…э… — Чудовище? — насмешливо поинтересовался Собачник. — Владеешь таким необычным хьорхи, — пристыжено сказал Лин. — Любое хьорхи необычно. Проклятье, опять успели задеть. — Жрец скривился. Через предплечье тянулась черная полоса, вроде тех, что были у него на лице, только тоньше. Ная с Хоно, как рыбы, открывали и закрывали рты. Хак, вышедший из ступора, сел у ног хозяина. — Не будит ли слишком невежливым спросить — против кого ты использовал силу в лесу? Я много раз видел такие же, — Лин кивнул на ссохшуюся обочину, — участки неподалеку от наших стоянок. — Моя способность нуждается в тренировке, — сказал Собачник. — Сегодня прохладно, так что я, с вашего позволения, пойду переоденусь. — Он принялся развязывать тюк со своим багажом. *** Стоянку разбили раньше обычного. Жрец на этот раз не отлучался; выглядел он мрачным и встревоженным. — Господин Собачник, ты ведь можешь разговаривать с астши, да? — неуверенно спросила Ная. — Отчего умер тот человек в хижине? «А ведь действительно, он же знает! — с досадой подумал Лин. — Я должен был спросить раньше». — Кое-как, иногда — могу. Я уж понадеялся, что никто не подумает об этом. — Жрец вздохнул, глубоко затянулся трубкой. — Внутри было трое дорожных надсмотрщиков. Убили их каторжане: а перед смертью продержали в хижине, чтобы астши приросли к ней. Проще говоря — беглецы оставили ловушку, чтобы перегородить дорогу. Все случилось не меньше дюжины дней назад, безумие теней достигло третьей стадии — если бы не я, здесь бы еще долго никто не проехал… — Вот как, — пробормотал Лин. — Именно. — Собачник кивнул. — Только в обход, и только те, кто знают, что нужно ехать в обход; а случайные путники — или, к примеру, отряд хьор-гвардейцев, — остались бы на обочине кормить собой волков. Очевидно, в окрестностях что-то затевается… — Война? — с тревогой и одним лишь мальчишкам понятным восторгам спросил Хоно. — Надеюсь, до того не дойдет. — Собачник повернулся к нему, затем к Нае. — Но что-то будет. Слишком много накопилось недомолвок и лжи, слишком много происходит подлости и мерзости… Он еле слышно вздохнул. Тишина, установившаяся после его слов, была тяжелой и недоброй. *** На Валкан опускалась ночь: холодная, сырая. Но в госпитальной палате было тепло. Лампа не горела — стены светились от витиеватого защитного хьорхи. — Ну, выкладывайте, — сказал, взобравшись на подоконник, капитан Дер Кринби, его единственный глаз смотрел сердито. — Не зря же я возводил тут эту вязь. Бонар полулежал на койке с довольной ухмылкой; он чувствовал себя намного лучше — и ему было, что рассказать. — Пока ты копался в архивах и допрашивал полуночников, я тут не терял времени даром, — сказал он. — Кое-что в нашей заварушке не сходится! Младшего Орто убрали так ловко, что до сих пор не ясно, не сам ли он умер; меня убивали осторожно — если бы ты за мной не увязался, лежал бы я на костре и слушал шуточки о том, как подпалили винный погреб.