– Ко мне. – Может, вы мне посоветуете какой‐нибудь отель поблизости… – Ну не брошу же я вас в отеле. Если моя комната для друзей вас устроит, то она в вашем распоряжении. Там есть ванная и все прочее. – Вы слишком добры, писатель. – Хотите, остановимся в городе, если вам надо купить зубную щетку или пижаму. Она показала большим пальцем на сумку, которую утром загрузила в машину. – У меня все с собой, – сказала она. – И зубная щетка, и во что переодеться. А пижама не нужна, я сплю голая. – Понятно. Она улыбнулась. Я не удержался и улыбнулся ей в ответ. Я припарковался прямо у подъезда. Скарлетт восхитилась очаровательной зеленой улочкой между рядом старых зданий и парком Бертрана, носящей гордое звание проспекта, несмотря на одностороннее движение. В вестибюле нам никто не встретился. Войдя в квартиру, я сварил кофе, и мы выпили его прямо за кухонной стойкой. Внезапно я понял, что мне очень с ней хорошо. Мы сидели рядом, и я чувствовал, как Скарлетт касается меня всем телом. Мне так хотелось обнять ее, так хотелось, чтобы между нами что‐то сейчас произошло. Она сидела на расстоянии поцелуя от меня. Да, я ужасно хотел ее и в то же время боялся, что с минуты на минуту в дверь позвонит Слоан. Я сам не понимал, что испытываю – страх или страстное желание увидеть ее снова. Меня влекло к Скарлетт, я тосковал по Слоан. Я положил конец своим терзаниям, предложив показать ей квартиру. – Вам интересно посмотреть, как я живу? – Конечно. Я отвел ее в комнату для друзей, потом в свой кабинет. – Так вот где вы пишете! – воскликнула она с любопытством. Она обошла кабинет, разглядывая картины и записки, пестревшие на стене. – Потрясающе, – сказала она. – Просто потрясающе! – Что именно вас потрясло? Мой кабинет? – Вы, – ответила Скарлетт, глядя мне прямо в глаза. Она коснулась пальцем моей груди. – Я еле жива, писатель. Пойду вздремну. Поужинаем вместе? – С удовольствием. Неподалеку отсюда есть отличный ресторан. – Чудесно! Увидимся позже. Отдохните немного. У нас был трудный день. Она оставила меня одного. Я сел за стол. Вынул из портфеля свои заметки и ноутбук и приступил к работе. Глава 19 Первые неприятности – Вы? – отшатнулся Макер, увидев, что таинственным незнакомцем оказался не кто иной, как Вагнер, его куратор из P-30. – Вы меня до смерти напугали! – Добрый вечер, Макер. Извините, что связался с вами таким образом, да и за позднюю встречу тоже, но я был уверен, что ночью мы тут будем одни. – Я чуть не застрелил вас! – У вас есть оружие? – Простая мера предосторожности, – раздраженно ответил Макер. – Ваше сообщение, потом все эти театральные эффекты, я подумал, что мне грозит опасность. Что за бред, потрудитесь объяснить. Почему не вызвать меня обычным способом, не понимаю? – Я вызывал! Отправил вам три приглашения в Оперу, но вы так и не пришли. Вы что, письма не читаете? – Прошу прощения, в последнее время я слегка запустил свою корреспонденцию. – Из-за вашей безалаберности мне пришлось трижды высидеть “Севильского цирюльника”. – Ну простите меня. Что за срочность, зачем встречаться среди ночи? Это из‐за того, что случилось в Мадриде? Перес заговорил? – Мадрид тут ни при чем. Речь идет об Эвезнер-банке. Положение критическое. Президентство ускользает от вас, и это никуда не годится. – А вам не все равно? – спросил Макер, недоумевая, почему вдруг P-30 это так волнует. – В настоящий момент все в Берне очень этим озабочены, – авторитетно сказал Вагнер. – Вплоть до высших эшелонов власти. Федеральный совет требует от спецслужб ежедневного отчета о текущей ситуации. – Да зачем? – Ну вы даете, Макер! Синиор Тарногол вот-вот станет президентом самого крупного частного банка Швейцарии! Вы что, не понимаете, как нам это некстати! – Тарногол – президент Эвезнер-банка? Нет, вы ошибаетесь, мой настоящий соперник – Левович… – А кто собирается назначить Льва Левовича на этот пост? Именно что Тарногол, – усмехнулся Вагнер. – Вам не кажется странным, что еще в феврале совет банка одобрил вашу кандидатуру, а за несколько дней до выборов Тарногол неожиданно решил, что надо избрать Левовича? Макер поразился, до какой степени Вагнер в теме. – А когда изберут Левовича, он откажется от должности в пользу вице-президента, то есть Тарногола. – А Левовичу какой в этом смысл? – Деньги. Тарногол его озолотит. Он очень влиятельный человек, и у него большие связи. Тарногол – дьявол. Он способен на все. Кому, как не вам, это знать, Макер, учитывая вашу с ним сделку пятнадцатилетней давности. Макер предпочел оставить без ответа последнее замечание. – Несмотря на все старания вашего отца, – продолжал Вагнер, – нам не удалось притормозить Тарногола. Пора пустить в ход тяжелую артиллерию. – Моего отца? – удивился Макер. – Он много сделал для нас. – Отец работал на P-30? – Превосходный был агент! – восхищенно подтвердил Вагнер. Макера ошеломила и взволновала эта новость – им с отцом выпала одна планида. – Единственной причиной, по которой ваш отец не передал вам власть напрямую, было его желание избавиться от Тарногола. – Мой отец думал назначить меня? – Разумеется. Он, знаете ли, часто говорил мне о вас. Он вас третировал на публике, но в глубине души восторгался вами. Конечно, он собирался сделать своим преемником сына, но мы его отговорили. Стань вы президентом, вам бы достался Тарногол в качестве вице-президента, и поверьте, он бы не пожалел сил, чтобы сместить вас и занять ваше место. Поэтому ваш отец искал способ незаметно освободиться от трехсотлетней традиции банка. – То есть вся эта история с преемником – операция P-30, – прошептал Макер, у которого наконец открылись глаза. Вагнер покивал в ответ. – Это был единственный способ нейтрализовать Тарногола. Своим решением передать прерогативу выборов совету, одновременно лишив его членов права выдвигать свои кандидатуры, ваш отец, с одной стороны, предотвратил восшествие на престол Тарногола, с другой – открыл лазейку, благодаря которой удалось бы впоследствии реорганизовать совет банка. Понимаете, Макер, его план казался безупречным. Мы знали, что совет изберет вас и тем самым вы получите возможность изменить правила игры и назначить вице-президентом кого‐то из доверенных лиц. Тарногола отодвинули бы в сторону. Оставшись акционером банка – тут уж никуда не деться, – он утратил бы всю свою власть. – Что же произошло? – Тарногол оказался сильнее, чем мы думали. Он побил нас на нашем собственном поле. Ему удалось перетянуть на свою сторону Ораса Хансена и убедить его проголосовать за Левовича. До выборов осталось три дня, ситуация аховая. – Но у вас ведь явно есть что‐то на уме, – предположил Макер. – Иначе вы бы меня сюда не вызвали. – Вам нельзя отказать в проницательности, – холодно улыбнулся Вагнер. – Но иного я от вас и не ожидал. Мы довольно быстро сообразили, что проблема кроется внутри самого банка. В январе у Тарногола еще не могло быть никаких аргументов, чтобы впарить Орасу и Жан-Бенедикту Хансенам своего протеже Левовича. Они свято хранили верность традициям. “Только Эвезнер может управлять Эвезнер-банком”, – твердили они. И вот за несколько дней до выборов господа вдруг дали слабину. Тут мы поняли, что у вас там что‐то нечисто. В банке завелся предатель, который играет за Тарногола против нас. – Предатель? Вот черт! Вы его обнаружили?