— Спасибо, — благодарность слетает с моих губ и растворяется в затхлом воздухе, маскируясь в табачном дыме. Я не жду ответа. Потому что знаю, что его не последует. Скорее всего он думает, что я полная дура. Поперлась на улицу без обуви, оружия и каких-либо припасов навстречу верной смерти. Но из всего этого списка я бы добавила лишь обувь. Желательно, белоснежные кроссовки от корпорации с термоконтролем, уж больно они удобные и практичные, служили мне верой и правдой. А без всего остального, пожалуй, я обойдусь. Поворачиваюсь в сторону выхода из заточения, и шагаю в пустоту, полностью повторяя полет игрушечного медицинского колпака. Мое тело парит в воздухе около трех секунд, но жесткой посадки на голые ступни хватает, чтобы я взвыла от боли. Теряя равновесие, я падаю на плоскую крышу первого этажа, пытаясь сдержать вырывающийся крик. Беру себя в руки и заставляю подняться на ноги. Боль в левой щиколотке свидетельствует о неправильной тактике приземления. Именно поэтому, добираясь с крыши первого этажа до устойчивой земли, я уже не допускаю прежних ошибок и падаю на бок, минимизируя таким образом последующие травмы. Когда босые ноги ощущают прохладный влажный асфальт, я выдыхаю. Но ненадолго. С неба начинают сыпаться первые дождевые капли, своим появлением подсказывающие о поиске временного укрытия. Я ускоряю шаг настолько, насколько мне позволяет ушибленная лодыжка. Вокруг расположены незнакомые лондонские здания, построенные в прошлом веке. Первые десять минут я даже приблизительно не различаю района, в котором нахожусь, но, улавливая темную крышу знакомой средней школы, облегченно выдыхаю. Выбегать на улицу без обуви было плохой затеей. Но оставаться в заточении с извращенными ублюдками наедине — еще хуже. Поэтому я собираю всю волю в кулак и мужественно дохожу до главного крыльца школы, обходя осколки разбитого стекла и лежащие на пути трупы (кому они принадлежат музам или убитым людям, я не углубляюсь). Мертвецы вокруг бесцельно шатаются в разные стороны в поисках очередной жертвы, совершенно не обращая на меня никакого внимания. Я свободно прохожу в темный школьный коридор, освещенный лишь улицей. Окоченелые стопы соприкасаются с ледяной поверхностью школьного кафеля. Я с трудом сдерживаю крик от тупой боли в лодыжке, увеличивающейся с каждым шагом, и порезанной об очередной осколок ступни. Не в силах идти дальше, я обессиленно падаю посреди коридора с великим множеством металлических шкафчиков с личными вещами учеников. Сворачиваясь калачиком на холодном кафеле, я дрожу от страха, боли, дальнейшей неизвестности…и от внезапного осознания того, что оставила блокнот на краю туалетного столика в комнате заточения. В голове одна лишь мысль. Я должна пережить эту ночь, и на утро боль утихнет, испарится, порезы исчезнут, тупая боль пройдет, и я найду в себе новые силы, чтобы двигаться дальше. *** Кто-то из муз неприятно спотыкается об выставленную ногу, мгновенно вырывая меня из сна. Я нехотя раскрываю веки, наблюдая, как бывший мужчина в коротких шортах и черной майке со свистком на груди, падает возле моих ног. Его раздражающее шипение действует мне на нервы, и я грубо отталкиваю его ногой. Интересно, будут ли искать меня. А может быть они уже ищут меня со вчерашнего вечера. Но, с другой стороны, какой им прок рисковать собственной жизнью, ловля какую-то сбежавшую девчонку? С такими мыслями я прихожу в себя, спиной облокачиваясь об холодный металлический шкафчик жизнерадостного желтоватого оттенка. Благодаря дневному свету, проникающему сквозь разбитые входные двери, я более-менее ориентируюсь в пространстве. Шевелю лодыжкой, боль уже не такая острая, но все же имеет место быть. Поднимаюсь на ноги, рана на ступне затянулась, не предоставляя никакого дискомфорта, поэтому я смело шагаю в глубь школы. Синтетический наркотик все еще имеет место быть в крови, отчего я продолжаю испытывать легкое головокружение. Наощупь прохожу мимо темных разбитых школьных классов, перешагиваю через разбросанные школьные стулья, парты, учебники, тетради, исписанные сердечками и тайными любовными посланиями. Мимо меня бродят неприкаянные музы в виде бывших учеников в школьной и спортивной формах, а также бывшие черлидерши с разноцветными кровавыми помпонами вместо рук. Некоторые из них так и не успели ощутить вкус человеческой крови, а кто-то, напротив, полностью измазан остатками человека. Руки, одежда, лицо и тело имеют размазанный, а местами и разбрызганный кровавый окрас. Я прохожу в просторы спортзала, освещенного высокими окнами, с ностальгией оглядывая знакомые стены. Хоть я и не училась конкретно в этой школе, но благодаря тому, что школы Лондона имеют схожую планировку — я проваливаюсь в приятные воспоминания. Как мы с Лесли — моей подругой детства и просто самой лучшей девчонкой в мире — прогуливали уроки, обсуждали новеньких симпатичных мальчиков, западали на молодых учителей информатики. Переживали, что нас никто не пригласит на выпускной. Тряслись над платьем и фотографиями в выпускном альбоме. Переживали о первом поцелуе, первом сексе и внезапно вскочившем прыще перед важным свиданием. Где все это сейчас? Где наша дружба? Где Лесли? Где наши глупые и непутевые страхи о первых свиданиях и плохих оценках на экзаменах? Только лишь в моих воспоминаниях?! Я обессиленно падаю на ближайшую деревянную скамейку, покрытую толстым слоем лака, и даю себе волю как следует расплакаться. Лицо искажается в гримасе боли, грудная клетка судорожно сотрясается от рыданий, слезы скатываются по щекам и приземляются на деревянный лакированный пол спортзала. Нервные всхлипы, плавно перерастающие в крик, эхом разлетаются по всему залу, и ближайшие бродячие мертвецы очухиваются из спящего режима, направляясь в мою сторону. Я продолжаю всхлипывать, выбрасывая все накопившиеся эмоции наружу. Мои истеричные крики пробуждают оставшихся муз. Я замечаю, как они начинают подходить ко мне ближе и ближе, но в их пустых мертвых глазах нет того звериного оскала и намерения наброситься и вкусить мою плоть. Они лишь окружают меня, сталкиваясь друг с другом и недоуменно принюхиваясь. Я поднимаюсь на ноги и расталкиваю их, пробираясь на другой конец зала, но из-за продолжительных рыданий они следуют за мной по пятам, реагируя на каждый громкий звук. Я вытираю слезы с глаз тыльной стороной ладони, чтобы прозрачная пелена больше не застилала взор, и направляю взгляд в сторону толпы мертвецов. Когда-то, еще каких-то несколько месяцев назад я до смерти боялась большого количества муз, которые начинали окружать меня со всех сторон. Но сейчас… сейчас я спокойно смотрю в изуродованные лица с практически прозрачной пожелтевшей кожей, измазанной людской кровью. Спокойно наблюдаю, как пульсируют их темные, практически черные вены на голове, шее, руках. Смотрю, как кто-то из них потерял пальцы, руки или хромает на одну ногу, выворачивая ее практически наизнанку. Наблюдаю, как кто-то укутан в несколько одежек, а кто-то, напротив, предстает передо мной полностью оголенный, демонстрируя торчащие ребра и вывернутые наружу внутренние органы. Смотрю на них и понимаю, что сейчас зомби — мое единственное оружие. Они моя верная армия, к которой не подступит ни один человек в здравом уме и трезвой памяти. И именно они помогут мне отомстить Диане и всем ее дружкам из корпорации за то, что они сделали со мной. Они ответят за все, что мне пришлось пережить за три месяца беспамятства. Они ответят за все. Они ответят за все. Они ответят за все… Я молниеносно разворачиваюсь назад и направляюсь в коридор к лежачему мужчине в форме учителя физкультуры. Пока он продолжает яростно шипеть, недоумевая над тем, что происходит, я насильно стягиваю с его шеи металлический свисток и надеваю его на себя. — Спасибо, мистер учитель, я вас больше не потревожу, — равнодушно бросаю ему я, уходя от него прочь. Ноги уже ведут меня в сторону раздевалок, пока в голове зреет идеальный план мести. Я мысленно проигрываю его уже тысячу раз и каждый раз испытываю истинное удовольствие. Я стану их оружием, которое в скором времени обернется против них самих же. В женской раздевалке я мельком пробегаюсь по открытым шкафчикам, натыкаясь на частичную школьную форму, юбки и майки черлидерш. Наконец, знатно повозившись со шмотками, я на глаз откапываю потрепанные облегающие джинсы светло-голубого цвета с намеренным дырами в коленях. Талия у них слегка завышена и благодаря этому ткань не до конца обхватывает мое исхудавшее тело, оставляя за собой лишнее пространство. Обувь я нахожу практически сразу в первом попавшемся открытом ящике — белоснежные кроссовки на массивной толстой подошве; то, что надо для выживания в подобных условиях. Не составляет труда найти и обыкновенный серый однотонный топ, а вот отыскать что-то наподобие куртки, чтобы не замерзнуть в прохладную лондонскую погоду, у меня не получается. Поэтому я сразу же следую в мужскую раздевалку, где едва не ударяюсь головой об открытую дверцу шкафчика. На ней благополучно висит спортивный черный бомбер с темно-желтыми рукавами и наименованием школьной футбольной команды на спине. Я тут же натягиваю его на себя несмотря на то, что утопаю в нем, как минимум, на два размера. Отлично, с поиском одежды мне повезло. Надеюсь, мне также повезет и с выполнением плана. Крепко удерживая свисток зубами, я изо всех сил пускаю в него воздух. Вокруг раздается оглушительный свист, пробуждающий спящих муз к действию. Я несколько раз обхожу школьные коридоры, ученические классы, выхожу на парковку. Пару раз обхожу всю территорию школу, продолжительным свистом будоража всех местных заблудившихся муз в радиусе нескольких миль. Когда я убеждаюсь, что большая часть мертвецов выходит из заторможенного спящего режима и следует за мной по пятам, я выхожу за пределы школы. Каждые пару минут продолжительное время дую в свисток, обходя знакомые улицы Лондона. Наши ряды пополняются с каждой секундой. Музы появляются повсюду: большинство стоят на моем пути, а кто-то выползает из соседний улиц, присоединяясь к нашей мирной демонстрации. Я не оборачиваюсь. Наверное, боюсь увидеть за собой десятки, а то и несколько сотен безобразных трупов. Краем глаза время от времени замечаю, как они наваливаются друг на друга, задавливая и оставляя лежать себе подобных на улицах города, не в силах подняться на ноги. В воздухе раздается бесконечное шипение мертвецов. Оно застревает в высоких старых городских постройках и время от времени заглушается моим свистком. Остается надеяться, чтобы нам на пути не попался человек. Иначе все внимание мигом переключится на него. Но не думаю, что найдется какой-то смелый парень, который перегородит нам дорогу. С каждым шагом силы постепенно покидают меня. Мне становится все труднее изо всех сил дуть в обычный металлический свисток, набирая в легкие больше воздуха. Но я не сдаюсь. Не знаю, сколько мы уже идем. Но листовки, расклеенные на каждом шагу с ненавистным треугольником «Нью сентори», где изображена точная схема проезда корпорации — говорят о том, что нам осталось пройти всего пару улиц. Они расклеили эти листовки по всему городу, как только изобрели свою действенную вакцину, а по факту — обыкновенную процедуру санации, которая имеет один целый спектр побочных эффектов, но главный из них — потеря памяти. На каждой улице, в зависимости от расстояния до корпорации, развешаны разные листовки. На них изображена не только подробная схема проезда, но и сколько миль осталось пройти от каждой конкретной улицы. У меня появляется дикая слабость. Я не знаю, сколько точно дней мой организм не видел еды. Стресс, голод и недосып, приправленные сверху наркотическими веществами — все это сказывается на здоровье. Но на поиск еды у меня совершенно нет времени. Да и к тому же, что я скажу своей мирной демонстрации позади? Подождите пару часов, не расходитесь, я найду еду, и мы продолжим? Мой организм с каждой пройденной милей сдается, но разум уговаривает… нет…приказывает ему держаться до конца. Я уже чувствую, как мертвецы практически наступают мне на пятки. Они начинают обгонять, но не могут опередить тот оглушающий свист, который всю дорогу не дает им покоя. Мой взгляд цепляется за верхние этажи двух многоэтажных башен со светоотражающими окнами. Почти дошла. В этих стенах творится нечто ужасное, нечто немыслимое. Там ведутся настоящие эксперименты и проводятся опыты над здоровыми людьми. И прямо сейчас Диана и все ее дружки должны понести наказание за все загубленные жизни. Обязаны понести наказание за каждую смерть, произошедшую по их вине. Кровь, которая стучит в ушах, практически заглушает раздражающее шипение муз, и я уже почти не слышу тот мощный свист, исходящий из моего металлического свистка, зажатого между зубами. Все мое внимание направлено на две постепенно вырастающие башни. Наконец, я дохожу до улицы, на которой расположена корпорация. Она находится прямо передо мной, мне остается сделать всего несколько сотен шагов, и мой план мести воплотится в жизнь. Две поодаль стоящие многоэтажные башни соединяет одно длинное трехэтажное здание прямоугольной формы, словно распластавшееся по всему горизонту. Вместе они составляют единый центр компании, именуемой себя «Нью сентори» или, как говорят в простонародье — корпорация зла. Вход на территорию надежно защищен высоким белоснежным забором, где в нескольких футах друг от друга расставлены военные, переодетые в белоснежные комбинезоны. Я уже вижу, как камеры на заборе поворачивают головы в нашу сторону, намереваясь запечатлеть движение. Возможно, прямо сейчас охрана корпорации приближает кадр, чтобы увидеть мое лицо. Возможно, в эту секунду они узнают во мне меня. Возможно, в эту самую секунду они осознают, насколько они обречены. Эти мысли придают мне больше сил и уверенности, поэтому я смело прибавляю шаг, несмотря на клокочущее внутри сердце и нервозно дрожащие руки. Я прикладываю холодный металлический свисток к губам и в последний раз изо всех сил начинаю дуть в небольшое отверстие. Не проходит и пары секунд, как музы с соседних улиц начинают плавно стекаться в наши ряды. Победная улыбка не сходит с моего лица. Я улыбаюсь приближающимся камерам неприлично долго, отчего мышцы на лице начинают неприятно изнывать. В какой-то момент из высоких ограждений начинают вырастать военные в белоснежных комбинезонах корпорации со сверкающим треугольником на груди. Они твердо наставляют оружие в мою сторону, долго вглядываясь в оптический прицел, и с минуты на минуту ожидают приказа открыть огонь на поражение. По спине пробегает волна холодного пота в сочетании с липким ужасом. Хочу ли я погибнуть таким образом? Нет. Готова ли я к этому? Снова нет. Жалею ли я о совершенном? Опять мимо. Но пути назад нет. Я с презрением разглядываю напряженные лица многочисленных военных, которые наставляют прицел навороченных винтовок в мою сторону. Сколько этих ребят? Несколько десятков? А сколько у них патронов? Пару сотен? Им все равно не удастся перестрелять каждую музу, пришедшую по зову свистка. Даже если у них закончатся патроны, их прочный забор не устоит под натиском мертвецов и со временем падет. Как и падет сама корпорация зла. Потому что зло, в каком бы оно не было обличии, должно проиграть. Рассуждаю по-детски? Возможно. Но у меня нет выбора. Я обязана остановить то, что творят эти люди. То, что творит моя родная тетя. Почему они не стреляют? На самом деле, я уже рассчитывала, что по нам откроют огонь в тот момент, как только мы завернем на нужную улицу. Наша мирная демонстрация приближается к белоснежному забору практически вплотную, и я продолжаю быть во главе. Но как только музы чуют запах свежей крови военных, которые по-прежнему неподвижно стоят на самом краю забора — им словно сносит крышу. Они слепо бегут вперед, задевая и толкая меня плечами, а я продолжаю стоять на месте в нескольких футах от главного входа, с презрительной усмешкой на лице. Мой взгляд направлен точно в камеру, которая продолжает пристально наблюдать за каждым моим действием. Я представляю перед собой серые хладнокровные глаза Дианы, и делаю все, чтобы не показывать страх, который продолжает сковывать каждую клеточку тела. Страшно ли мне? Чертовски страшно. Я не знаю, в какой именно момент они выстрелят. Я не знаю, когда именно оборвется моя жизнь. Я ничего не знаю кроме крика, который отчаянно вырывается из грудной клетки. Он хочет вырваться наружу, но я лишь крепче сжимаю дрожащие ладони в кулак и продолжаю улыбаться. Я продолжаю улыбаться и надеяться, что моя острая улыбка разобьет эти чертовы камеры на мелкие осколки, как и жизнь всей верхушки корпорации. Я вспоминаю любимые прозрачно-серые глаза с завораживающей льдинкой, которую удалось растопить лишь мне одной. Вспоминаю улыбку Иззи с детской наивностью, ее преданные глазки. Вспоминаю лицо мамы, когда она впервые за несколько месяцев увидела меня, но не узнала во мне родную дочь. Вспоминаю непринужденную дружбу с Вики, смерть Лесли, Питера, Джастина… Я вспоминаю чертовски много чего еще… пока в воздухе не раздается свист пуль. И последнее, что я вижу — хмурое лондонское небо над головой, навсегда отпечатывающееся в моей памяти. ***