Внезапный щелчок в замочной скважине — единственный звук, который я впервые слышу за долгое время — пробуждает меня из сна. Боюсь открыть глаза и вновь столкнуться с беспроглядной тьмой. В воздухе раздаются легкие торопливые шаги и старый потертый паркет не так сильно скрипит и проминается под тяжестью ног вошедшего. В комнату вошел кто-то новенький. Этот кто-то неторопливо включает ночник на полу возле моей стороны кровати и кладет на скрипучий паркет что-то твердое и металлическое. Затем легонько прикасается к моему плечу ледяной рукой. Я нервно вздрагиваю, от неожиданности распахивая глаза. Еще пару секунд несколько раз моргаю, чтобы отчетливее разглядеть новое лицо. — Встава-а-а-й, — вдруг раздается тихий мелодичный шепот девушки в опасной близости от меня. — Тебе пора. Я сглатываю слюну, продолжая разглядывать ее лицо, наполовину освещенное тусклым светом ночника. В глаза мгновенно бросается ее заживающий шрам, пересекающий добрую половину левой щеки. Ярко-зеленые зрачки с малой толикой грусти заглядывают мне в глаза, а тонкие дугообразные брови с интересом приподняты вверх. Темно-русые волосы подстрижены под мальчика, с едва выступающей короткой челкой на узкий лоб. — Я слегка подкрашу тебя. Ты же не против? — мягко произносит она, принимаясь копошиться на металлическом подносе. — Несколько дней назад ты ушибла моего брата. Меня предупредили о твоей агрессии. Но ты же не такая, верно? С помощью кисти для макияжа она принимается аккуратно наносить мне синие тени, и кожа вокруг век начинает приятно щекотать. Затем бросаю мимолетный взгляд на одежду и замечаю, что меня переодели. На мне сидит серая помятая туника, усыпанная грязными пятнами неизвестного происхождения. Местами плотная ткань имеет потертости, а где-то даже прозрачные дыры, сделанные будто бы намеренно. Оглядываю комнату и убеждаюсь, что моя привычная одежда пропала. Лишь потертый блокнот продолжает одиноко лежать на туалетном столике. — Вот так… — ее губы изгибаются в мимолетной улыбке. — Ты молодец. — Где я нахожусь? — спрашиваю я тихим голосом, когда она принимается наносить бледную помаду на мои обветренные губы. — Меня Лика зовут, — тусклое освещение отбрасывает тень ее густых темных ресниц, и она отпечатывается на нижнем веке. Не могу понять, сколько ей лет, но глубокие морщины, скапливающиеся в уголках глаз и узком лбу, свидетельствуют о том, что она уже давно перешла рубеж в тридцать лет. — Как мне к тебе обращаться? — Зачем вы меня похитили? — продолжаю настаивать я, игнорируя ее вопрос. Зачем ей мое имя? Она явно пришла не за этим. — Ты уже давно ничего не ела, — мягким голосом констатирует она, кивая в сторону подноса на полу. — Давай договоримся. Ты поешь еду с подноса и через час к тебе зайдет мужчина, который очень хочет с тобой встретиться. Она поднимается с кровати, выставляя косметические принадлежности обратно на поднос. Пару секунд она выкладывает мой ужин на пол, состоящий из одной лишь каши желейной консистенции, и уходит в сторону двери. — А после, — женщина на мгновение оборачивается, бросая интригующий взгляд, — твое вознаграждение не заставит себя долго ждать. Ее тихий бархатистый голос еще долгое время звучит в сознании, пока я доедаю холодную безвкусную кашу. Я все думаю и думаю о том вознаграждении, о котором она вскользь упомянула. Она имела в виду тот наркотик, которым искололи все мои руки? Медленным шагом подхожу к туалетному столику. По ту сторону зеркала на меня смотрит не та девушка, которую я привыкла видеть… на меня смотрит одна из… муз. Бледная кожа отлично сочетается с нарисованными синяками под глазами и искусственной кровью, в виде размазанной красной помады на лице и руках. А растрепанные короткие волосы и грязная дырявая туника лишь дополняют образ. Мои ноги трясутся. Я подношу ладонь к губам, пытаясь сдерживать нервный всхлип. Они намеренно сделали из меня полноценную музу и приказали ждать какого-то мужчину. Дверь за моей спиной начинает поскрипывать, и я с ужасом оборачиваюсь назад. Мой взгляд натыкается на двух молодых парней, которые даже не удосуживаются взглянуть в мою сторону. Они молча подходят к Мелани, хватают ее за руки и за ноги, и выносят ее безвольное тело из комнаты, будто ее и не существовало вовсе. За ними в комнату заходит мужчина средних лет тучного телосложения. Его заметно выпирающий живот едва прикрывает натянутая поверх туловища темно-зеленая футболка. Руки его усыпаны черными вьющимися волосами, и когда он закрывает за собой дверь, я убеждаюсь, что волнистые волосы у него находятся не только на руках, но и в подмышках. Он медленно передвигается по комнате в широких черных шортах, резинка которых держится на последнем издыхании и может порваться от любого неосторожного движения. Его взгляд — цепкий хищный взгляд, граничащий со звериным — прожигает во мне дыры до костей. Я прячу свой страх в намертво зажатых кулаках, когда он начинает двигаться в мою сторону. — Давай без прелюдий, — устало проговаривает его второй подбородок. Он принимается снимать свою огромную потную футболку с мокрыми следами в области подмышек и спины, обнажая огромный волосатый живот. — У меня еще не было с зомбаком. От его острой ухмылки начинают ныть мои исколотые вены. Я пытаюсь подавить нервную дрожь в пальцах, осознавая, что нахожусь в борделе, публичном доме, притоне. Может быть, во всех этих местах сразу. Я не знаю. Меня похитили и напаивали наркотиками, чтобы подавить мою волю и отдать в потные руки этого мужика, жаждущего секса с зомби? Отдать в лапы этого зверя с извращенной сексуальной фантазией? Он подходит практически вплотную, прижимая меня к стене своим тучным волосатым животом. А я отчаянно желаю сократиться до размеров изюма, чтобы больше не испытывать рвотного рефлекса при одном только взгляде в его сторону. Его потные тучные руки скользят по внешней стороне моего бедра, пока я вжимаюсь в стену, пытаясь слиться с этими безвкусными бордовыми обоями. Вторая его рука сжимает мою талию, а затем пробирается под рваную тунику, опускаясь к ягодице. В ушах раздается его довольный стон, плавно переходящий в животный рык. Крепко зажмуривая глаза, я изо всех сил бью его ногой в пах, отталкивая его тучное тело от себя как можно дальше. — Дрянь такая! А, ну, стой! — яростно кричит он мне вслед, сгибаясь пополам от боли. — Стой, кому сказал! Я уже бегу в сторону темного коридора, освещенного одной лишь тусклой лампочкой. Кровь стучит в ушах. Я не различаю звуки вокруг, лишь тяжело дышу, ощущая, как грудная клетка ритмично вздымается и опускается. — Держите ее! Она ударила меня! — вопит мой потерпевший. — Я прошу… нет, требую! Немедленно предоставьте мне другую… более покорную шлю… Откуда-то из-за угла вырастает здоровенный мужчина в черном одеянии. Я лбом ударяюсь об его сильную грудную клетку, тут же теряя равновесие. Он мгновенно ловит меня за руку, не давая ни единого шанса на падение, и в этот же момент прописывает оглушительную пощечину. Мир вокруг начинает кружиться, перед глазами появляются мелкие вспышки света. Я продолжаю смотреть на его пухлые губы. Они шевелятся и что-то говорят, но я улавливаю лишь отголоски его слов. — … так дело не пойдет. Ты…слышишь меня? Ты должна отработать… а иначе не получишь… Его лицо, искривленное от ярости — последнее, что я вижу. *** Следующие несколько часов мое тело вновь ломает, мышцы сужаются в один единый комок, а тяжелые веки наотрез отказываются открываться. Мое тело горит, затем вновь перерастает в дикий озноб, и я уже готова молить о том, чтобы мне поставили очередной укол. Лишь бы это прекратилось. Чтобы больше не чувствовать эту боль. Чтобы больше не осознавать приближение собственной смерти. Пару раз мне кажется, что я умираю. Я всем нутром ощущаю приближение смерти. Она приходит ко мне через окно и поначалу нерешительно сидит на подоконнике, наблюдая за моими страданиями со стороны. Затем делает первый шаг в сторону кровати и садится на самый край матраса, ласково поглаживая ступни. А потом… в тот момент, когда я ощущаю ее максимальное присутствие, когда думаю, что все… В этот самый момент мою вену прокалывают тем долгожданным препаратом, после введения которого организм расслаблялся. Нет, я не ощущаю волшебную эйфорию, как обычно бывает при употреблении наркотиков. Все, что я ощущаю в этот момент — свободу. Свободу, которая приносит конец моим мучениям. Конец спазму мышц. Конец разрушающей боли и больному сознанию. Я не знаю, почему мой организм отключается при введении наркотиков. Почему мой мозг не получает обещанную эйфорию после введения препаратов. И почему я еще не умерла при таком большом количестве синтетических веществ в моей крови. Но итог один — через несколько часов после укола я испытываю нереальную ломку, граничащую со смертью. Я буквально жонглирую собственной жизнью, вышагивая по канату над бесконечной пропастью. А после… она прекращается, и я впадаю в глубокий сон. И так изо дня в день. И так каждые несколько часов. Возможно… эта странная реакция на наркотики как-то связана с прохождением санации. Ведь именно она полностью изменила мое тело. И, судя по Мелани, долгое время лежащей без сознания с браслетом корпорации зла — мои предположения могут оказаться верными. Я ничего не знаю, не знаю, не знаю. Я могу лишь догадываться о происходящем. Но знаю лишь одно — мне нужно выбраться отсюда как можно скорее, пока у меня не случилась передозировка… или еще хуже. Пока на меня не набросился очередной извращенец, жаждущий секса от зомби, рождественского эльфа или от… диснеевской принцессы. *** — Я не буду спрашивать разрешения, чтобы защищать тебя, — он произносит это таким стальным, таким хладнокровным голосом, что тело превращается в одну сплошную мурашку. — Но только запомни одну простую вещь… Рон смотрит мне в упор. В его напряженном взгляде читается беспокойство, решительность, привязанность… и чертовски много чего еще. — Здесь ты либо палач, либо жертва, — отчеканивает он. — Третьего не дано, Ева. У медали лишь две стороны, а какую выбрать — решать только тебе. Он всегда чем-то отличался от других. И мне не нужно было прикладывать особых усилий, чтобы заметить это. То, как он преподносит себя, как его ледяной прозрачно-серый взгляд блуждает по моему лицу, телу… будто он уже разгадал все мои защитные механизмы и пытается их обезвредить. И он действительно хочет это сделать. Неужели я действительно в этом призналась самой себе? Я люблю его? Я люблю его. Прихожу в себя с умеренной головной болью. Сейчас она по крайней мере, не заглушает мысли и не давит на сознание, как это было несколько дней назад. Поворачиваю голову в сторону, где должно лежать уже привычное тело Мелани. Но сегодня ее нет. Я лежу на мягком матрасе в полном одиночестве, накинутая шелковистым красным одеялом. И еще не решила радоваться мне этому или наоборот насторожиться. Мое больное воображение тут же начинает представлять, что происходило в этой кровати до моего появления. Я крепко зажмуриваю веки и мгновенно откидываю одеяло, голыми ступнями встречаясь с прохладным потертым паркетом. Пару секунд он неприятно поскрипывает под тяжестью моего веса, и медленными шагами я ковыляю до зеркала туалетного столика. Меня вновь переодели. А это может означать лишь одно — меня ожидает новый «клиент». От последнего слова меня передергивает, и я нервно провожу рукой по лицу, намереваясь смыть все нехорошие мысли, вызывающие непроизвольный рвотный рефлекс. Сегодня на мне сидит белоснежный халатик медсестры с глубоким вырезом, подразумевающим пышный бюст. Но в моем случае он попросту отсутствует. На левой груди красуется алый крест с мелкими потертостями. А длина халата короткая до неприличия настолько, что даже Ханна не осмелилась бы надеть на себя что-то подобное. На грязные волосы, свисающие паклями вниз, накинули какой-то игрушечный колпак с красным крестом, который при любом резком движении угрожает свалиться вниз. Я обреченно выдыхаю и усаживаюсь за туалетный столик, принимаясь изливать душу в родной и до боли знакомый потертый блокнот. Знакомые очертания букв и тонких закорючек здорово отвлекают от происходящего. Я полностью погружаюсь в исписанные страницы и собственные воспоминания. Надеюсь, их у меня больше не отберут. Я не позволю. Привет, мое заплутавшее сознание. Я скучала по тебе. И я так рада, что я, наконец, пришла в себя, хоть и в таких непростых условиях. На самом деле, я думаю… нет, я подозреваю, что в этом мне как-то помог тот синтетический наркотик, который колют в мои вены столь продолжительное время.