Пролог Семь лет назад в школе № 45 Лиля Смотрю я на самую романтичную пару вечера — Надю Грознову и Макса Еремина — берет девичья зависть. Как он на нее смотрит, как за руку поддерживает, как улыбается, глядя в глаза. Вот он — мечта каждой нормальной женщины, девушки и девочки с четким планом на жизнь в голове. Вот у меня все расписано: окончить школу, поступить на журфак, стать журналисткой как мои мама и бабушка. Ради такого дела даже начала вести свои маленькие расследования: раскрыли дело о похищениях кексиков в школе, узнали, что у директрисы роман с завучем… Последнее надо будет в блоге своем записать. Шестьсот подписчиков ждут моих расследований. Еще бы — Лилечка Магазинчикова на страже чести и порядка в стране. — Рыжа-а-а-я м-о-о-о-о-я, м-о-о-о-о-я, — завыл над ухом, жутко фальшивя, неприятный баритон. Меня аж перекосило, скривило и скрутило, безжалостно вырывая из сладких фантазий, где почетный член комиссии гордо вручает Пулитцеровскую премию. Рядом стоит мой прекрасный муж, поддерживающий меня во всех начинаниях. Статная, красивая я, гордой походкой от бедра шагаю по ступенькам, отбросив за спину рыжие волосы точно в рекламе шампуня «Пантин». Ох, богиня. И вот этот голос, точно мерзкая незаметная просевшая доска на ступени. Будто литр дешевого шампанского на «Оскар» у Дженнифер Лоуренс в мозгах. Я точно также в своем роскошном светлом платье падаю под овации толпы, позорно лишаясь шанса запомниться в умах людей великим человек. Какого черта? — Доронов, — поджимаю губы, искренне надеясь, что моя розовая помада все еще на месте после парочки салатов. Оборачиваться не надо, лопатки ощущаю его довольную улыбку. — Тебе некого доставать? Звезда нашей школы — Амир Доронов радостно хрюкает от счастья. Еще бы, стоит только обратить на него внимание, он прицепляется к человеку как клещ, высасывая ему мозг через свое маленькое жало. Нет, я не шучу. Этот парень даже мертвого своей болтовней достанет. И любую женщину в мире за десять секунд слов переговорит в легкую, потому что кнопка «выкл» там априори не предусмотрена. — Магазин, — произносит мою кличку с первого класса, отчего закатываю глаза. Я уже привыкла, но из его уст она звучит как вечная издевка. Впрочем, хуже, когда просто зовет «зайкой». У него в роду семейства зайцевых, по-моему, большая часть женской половины школы сидит. Бросаю очередной взгляд на Грозу, тяжело вздыхая. Вот Надя ему бы между глаз дала… — Рыжая! Ау! — орет в ухо, обходя по корпусу, с интересом оглядывая. Особенно, стоит его глазам темным остановится где-то в районе декольте. Гордо выпячиваюсь, демонстрируя прекрасную вышивку аккурат в этом месте. Такие милые кружева на кремовом фоне. Мы с мамой очень долго подбирали наряд на выпускной. В конце концов, когда у тебя белая кожа, веснушки и ярко-рыжие волосы, довольно сложно выбрать что-то такое приличное. Так что платье моя гордость — светлое, милое, с симпатичной пышной юбкой-солнце до колен. Не Магазин прямо, а леди Скарлетт гордо вышагивающая по залу, украшенному шариками, гирляндами и надписями: «Выпуск 2019». — … я оглянулся посмотреть, не появился ли объём, а он окончательно куда-то пропал, — снова запел этот грузинский баран нерезаный, дурачась и кривляясь. Едва до меня дошел смысл песенки, мои глаза моментально сужаются. Где мама, она мне срочно нужна. У нее моя сумочка, а там тяжелый фонарь, перцовый баллончик и очень тяжелая косметичка. Сейчас бы пригодились. — Господи, как ты надоел. Ты даже не мечта всех женщин, зачем перед тобой распинаюсь, — бурчу, прикидывая, чем бы заменить сумочку. Кувшином с соком? Тарелкой с пирожными? Погодите, это сейчас мою маму за талию отец Амира обнимал, выходя из актового зала, где полным ходом вечеринка идет? — Чего не мечта-то, не понял? — мигом ощерился баран, рога свои выставляя в свою защиту. — Очень мечта! Посмотри на меня: красив, умен, обаятелен, высок, спортивен… — Болтлив, как попугай, — фыркаю, вытягивая шею и ища глазами парочку. Нет, все-таки, это точно было мамино красное платье. Шелковое с блеском, она им хвасталась. Дорогое, привезли сегодня в большой черной коробке с алым бантом вместе с туфлями и аксессуарами из какого-то бутика, где цены еще на пороге готовы тебе руки по локоть отгрызть. Все спрашивала, где взяла и неужели журналистам стали так хорошо платить, да только отмахивалась. Делаю решительный шаг в сторону выхода, намереваясь все выяснять. Журналист я будущий или нет? Что выдумаете, конечно Амир пошел за мной. След в след. Продолжая трещать без умолку. — Нет, погоди, что не так? Почему не мечта? Девушкам нравятся горячие парни. А я вообще жгучий. Брюнет, волосы там, глаза. Ой, черные-е-е-е гла-а-а-аза. Надо было все-таки брать с кухни половник. — Вонюч, могуч и волосат, как горилла, — смеюсь тихо, решительно вышагивая мимо нарисованных березок в полутемном коридоре, оставляя громыхающую музыку позади. Каблуки стучат по полу, сердце сжимается в любопытстве. Варварин нос сейчас сам отвалится, если не узнаю, что да как. — Ты меня сейчас гориллой назвала? — Амир обгоняет, отчего на полном ходу врезаюсь в него, ойкая от боли. На белой рубашке остается след от моей суперстойкой матовой помады. Надо же, пережила салат, но не пережила Амира Доронова. Парадокс. — Скажи, ты всегда слушаешь выборочно? — А ты всегда говоришь не в тему? Уставились друг на друга, как два барана по разные стороны ворот. Такое ощущение, что он болтает на марсианском, я на клингонском. Давно заметила, взаимопонимание не сложилось с младших классов. Еще моя подруга школьная, Настя Айварова, говорила будто у нашей парочки мозги в разные стороны повернуты. Брехня, он тут псих, точно не я. Замечаю маму в отдалении, забыв начисто про Амира. Особенно, когда следом за ней темной тенью спешит господин Дороном. Она как-то опасливо оглядывается на лестнице, а во мне уже бурлит пара бокалов игристого. Азарт заставляет переключить пятую скорость, отчего резко огибаю ошарашенного Амира, бросаясь за матерью вперед. Черт возьми, она точно что-то скрывает. Они ведь с Дороновым-старшим в контрах. Она несколько разоблачительных статей писала о паленом алкоголе, который тот, минуя налоги, сбывает на черный рынок. И что-то там про недоплаты, махинации с заработной платой, потому мне надо знать, почему она пошла с ним. Вдруг Давид Джумберович ей угрожает? Похищает? Черт, я должна ее спасти! — Ма… — уже будучи на улице под проливным дождем, открываю рот, но тут меня кто-то с силой дергает назад, отчего на каблуках едва не падаю на мокрый асфальт. Так можно ноги переломать, но возразить не успеваю, даже рявкнуть как следует. Амир резко разворачивает меня к себе, кладя ладонь прямо на затылок, не давая повернуться в сторону лестницы или хотя бы сдвинуться, потому что вторая рука уже сжала талию. — Лилия сердца моего, сюда иди, туда не смотри, — с чувством выдает этот припадочный, склоняя голову. — Помогите, убива… — снова договорить нет возможности, ибо губы Амира накрывают мои. Вот так просто, неожиданно, с лету, заставляя напрочь забыть о том, зачем я вообще сюда шла. Кстати, правда, зачем? Глава 1 Лиля — Магазинчикова! Это что?! Что, я тебя спрашиваю! Кто так фотографирует? У тебя руки из… Из какого места выросли мои руки, поняла еще на первых пятнадцати минутах крика нашего главного редактора — Ольги Игнатовны Бобриковой. Сейчас, потрясая снимками и носясь из одного конца своего рабочего стола в другой, она будто отчитывалась перед самим Всевышним. Мадам Бобер, как звали мы ее в редакции, судорожно сминала фотографии толстыми короткими пальцами, психовала, лютовала и тихонько сходила с ума. Это нормально, когда женщина под пятьдесят, будучи одинокой и несчастной, находила себе причину для создания катастрофической ситуации — оно приносило ей глубокое моральное удовлетворение. Сегодня, ее таблеткой счастья была я — Лилия Дмитриевна Магазинчикова, внештатный журналист желтой газеты «Самая голая правда». Целый час наша редактор распекала меня за неудачные фото молодой звезды очередного раскрученного российского боевика «Бурый воин». — Ты не могла, что ли, снять их в машине?! — взвизгнула Бобер, наклоняясь над столом, опираясь руками о его гладкую поверхность. Под ее весом конструкция странно затрещала. Нагромождение папок, с колонками, компьютером, принтером и многочисленными статуэтками крокодильчиков сделали свое черное дело — стол из ДСП страдал. Ничего удивительного, она бы еще сейф на него взгромоздила, усевшись сверху. Представив себе мадам Бобер, сидящую поверх ее громадного железного сейф, что стоял в углу кабинет, едва сдержала рвущийся наружу смех. Не хватало еще больше разозлить редактора. Итак, на птичьих правах в этой газетенке, публикующей свои скандальные новости в блогах и выпускающейся ограниченным тиражом, который редко распродается даже за полцены. — Так они в машине, — не моргнув глазом, тычу в снимки, отчего рисованная бровь Ольги Игнатовны приподнимается недоуменно вверх. Вначале она смотрит на меня пристальным взором своих голубых глаз навыкате, затем на снимки. Спустя пять секунд я вылетаю за пластиковую дверь кабинета с табличкой «Главный редактор», а мне вслед несется крик: — И чтобы без снимков Гоши Ярицкого с Катериной Сталебенко не появлялась! Жду к концу недели статью, что у них служебный роман. Не дай Бог, кто-то сделает это заявление раньше, я убью тебя, Магазинчикова! Громкий хлопок, из-за непрозрачных перегородок испуганно выглядывают коллеги. Без того небольшое пространство на одном из последних этажей высотного здания забито полукруглыми столами с ограждениями. Все сотрудники работают почти бок о бок, каждый раз сталкиваясь лбами в попытках пройти за кофе или отнести очередную статью на проверку корректору. Наш контент-менеджер [1] Валентин Курякин постоянно натыкается на рерайтера [2] Галину Самойлову, фоторедактор Вячеслав Ленцов делит один стол с операторами Ирой Горденковой и Леной Шелоновой. Владимир счастлив, девочки не особо. Постоянно в курилке жалуются на неприятный запах пота от вечно нестираных рубашек Вовы. Есть у нас каппер — спортивный аналитик. Считается, что они могут играть сами, консультируя игроков. Вот только судя по размерам Сергея Александровича Мамаева, он уже не то что играть, двигается-то с трудом. Поэтому Мамаев находится в единстве со своим личным столом. Хотя нет, еще программист Емеля Бобриков. У него отдельный новенький компьютер, стол и перегородка, позволяющая ему целыми днями смотреть мультики про Губку Боба, пить тоннами кофе. Лишь изредка недовольно закатывать глаза, когда у кого-нибудь ломается принтер. Просто он сын нашего редактора, так почему бы не работать в комфорте? — Эй, гонец золотые пятки, — машет мне загорелой рукой еще одна звезда нашего скромного коллектива — обозреватель Ибрагим Рязанов. Его черная кудрявая голова выглядывает аккурат из-за плеча нашего молчаливого брошюровщика Кости. Подзывает к себе, отчего вздыхаю. Сейчас начнет расспрашивать, подтянется вся редакция и будет слушать о моем позоре. Ладно, не уволили, хорошо. В конце концов, стыдно в двадцать четыре года с мамой да бабушкой жить — с моей зарплатой стрингера, по-человечески внештатного журналиста, выхода никакого нет. После отчисления из университета на третьем курсе, это хоть какая-то работа близкая по духу. Или я просто так себя убеждаю, потому что нет ничего хуже, чем выслеживать каких-то звезд-однодневок ночами в кустах, чтобы запечатлеть их для сенсации. Фу. — Ты снова это сделала, — ржет Ибрагим, разглядывая мои фото. На них лишь немного виден багажник автомобиля Ярицкого с частью номера. Ладно, возможно, я немного задумалась. Особенно, когда заметила подозрительный внедорожник без номеров. Отвлеклась, не увидела, как целующаяся парочка, на которую всего секунду назад был направлен мой объектив, скрылась в машине и уехала. Успела только дорожную пыль пофографировать. Внедорожник, кстати, ничем подозрительным не отличился. Пара молодых балбесов обкатывали папин новенький Рендж Ровер, пока тот не успел получить номера. В общем ни сенсационной статьи о каких-то коварных планах преступников, ни скандальных фотографий актера первого плана с актрисой, играющей небольшую эпизодическую роль в новом фильме. А ведь по всем сообщениям продюсеров этот Гоша — гей. И роман у него с коллегой-мужчиной по площадке, якобы. Тьфу, никогда мне не постичь высот грязного белья шоу-бизнеса. — Чего хохочешь, — бурчу мрачно, отбрасывая фотографии, уставившись на чахлый кактус подле заляпанной пятнами от кофе клавиатуры. — Не ты на волосок от гибели.