— Кто он? — затаив дыхание, спросила Варя. — Капитан второго ранга Гаврилов Сергей Васильевич. — Да?! — Она повеселела, взглянула на него удивленно, даже чуть растерянно. — Ну, и как он, вредный? — Что вы, — Покрасов покровительственно, как давний ее друг, улыбнулся. — Вредных командиров не бывает. Есть лишь вредные подчиненные. Варя с плутовато-задорным видом посмотрела на него. — Ну, а Сергей Васильевич справедливый? — Очень даже, — усмехнулся Покрасов. — Я хотел съездить в отпуск летом, чтобы погреться на солнце, а он отправил меня зимой, даже посоветовал прихватить с собой лыжи. — Я сделаю ему выговор, — мягко улыбнулась Варя, отбросив со лба темно-каштановые кудряшки. — Вы? — удивился Покрасов и осекся. Она договорила за него. — Да, вы угадали. Я — его дочь, Варвара Сергеевна Гаврилова, студентка Московского педагогического института. Покрасов сделал движение, чтобы распрощаться с ней и уйти, но она взяла его за руку и, глядя ему в глаза, сказала: — Я рада, что познакомилась с тобой, — перешла она на «ты». — И я рад... — Покрасов взглянул на Варю доверчиво и ласково. Хотел ей сказать нежные слова, а сорвалось с губ другое: — Твой отец порой крутоват. — И мне от него доставалось, — призналась Варя. — Как-то взял меня с собой на катер. Высадились мы на острове, стали собирать грибы. Я спряталась в расщелине скалы и кушаю себе морошку, а он с мамой целый час искал меня. От крика охрип. Думал, я заблудилась. Потом выбралась я из расщелины. Ох и рассердился отец, говорил, что у меня не сердце, а кранец, душа черствая и что я эгоистка. Словом, досталось мне на орехи. — И уже серьезно добавила: — А вот любить я умею. Если кто мне понравится, выйду замуж. — Она лукаво повела бровью. — Только не выходи за моряка. — Почему? — Ты же боишься моря? А оно, наше море, позволю заметить, порой душу выматывает. С ним на прогулку не пойдешь, тут нужна сила и выдержка. Нет, за моряка замуж не выходи, пропадешь, — и он весело рассмеялся. Она задумалась на какое-то время. Потом решительно заявила: — Сама боюсь, а с мужем, да еще моряком, никакого страха не будет! — Варя мягко пожала ему руку и не то в шутку, не то всерьез добавила: — Если мне будет скучно, я найду тебя. — Что ж, всего доброго! — Раскланявшись, он зашагал домой. Варя грустно смотрела ему вслед. Она хотела было окликнуть его, но в последнюю секунду раздумала. Варя и не догадывалась, как огорчился отец, не встретив ее. До позднего вечера просидел он в аэропорту. Рейсовый самолет приземлился вовремя, но Вари среди его пассажиров не оказалось. Гаврилов забеспокоился. Что могло случиться? Может, опоздала на посадку и теперь будет добираться другим рейсом? Звонила, что вылетает, и вдруг нет ее. «С таким трудом отпросился у комбрига на берег, и впустую», — огорченно вздыхал Гаврилов, возвращаясь домой. Лена открыла ему дверь и, увидев, что Вари с ним нет, обеспокоенно спросила: — Что, не прилетела? Она старалась говорить спокойно, но голос ее слегка дрожал. Ему хотелось успокоить ее, сказать что-нибудь ласковое, доброе, но почему-то слов таких он не находил и потому молча вошел в комнату, молча разделся, повесил шинель на вешалку и сел на диван. И только после этого заговорил с женой, сказал, что самолет прибыл вовремя, в семь вечера, но среди пассажиров Вари не оказалось. — Я даже не поверил, поднялся в салон самолета, но ее не было, — грустно вздохнул Сергей. — А где же она? — Лена недоуменно смотрела на мужа. На ее худощавом лице застыла печаль. В словах мужа ей чудилось что-то непонятное, недосказанное, и от этого ей было не по себе. Теперь Лена пожалела о том, что не поехала с ним на аэропорт, тогда бы все ей было понятным. Удивило ее и то, что Сергей вернулся какой-то грустный, чем-то озадаченный. Она могла спросить его об этом, но, как всегда, ждала, пока он все объяснит. Но Гаврилов сам недоумевал, что могло помешать дочери прилететь тем рейсом, на который она брала билеты. — Где же Варя? — вновь спросила Лена, все еще с обидой глядя на мужа. — Не знаю. Он встал, взял со стола стакан кефира и выпил. — Что-то помешало Варе прилететь. А может, опоздала на свой рейс? Такое однажды было под Новый год, разве ты забыла? Варя надолго тогда опоздала... — Он посмотрел на часы. — На пять утра я закажу разговор с Москвой. Может, хозяйка квартиры знает, где Варя. Да и вот еще что, — спохватился он, — ты купила мне крем для бритья? Я, быть может, надолго уйду в море. — Два тюбика у тебя на столе, — она задумчиво провела ладонью по лицу, словно смахивала усталость. — Спасибо. Ну что, пора спать?.. Она легла в постель, но долго не могла уснуть. Мысли о дочери не давали покоя. «А может, объявился Петр? — подумала она и вдруг испугалась этой мысли. Петр Кречет — сын боцмана рыболовного траулера. Варя долго дружила с ним, а потом они что-то не поладили, и вскоре Петр женился. — Нет уж, только не Петр. Пусть кто-нибудь другой, только не он...» Неожиданно Лена вспомнила, что вскоре после того, как муж уехал в аэропорт, ему звонил капитан 1-го ранга Зерцалов, просил передать, что завтра совещание в штабе. Она ожидала, что муж рассердится, упрекнет в забывчивости. Однако, выслушав ее, лишь посетовал: — Сегодня возвращается из отпуска старпом Покрасов. Зашился я без него. Теперь будет легче. Проснулся Гаврилов рано. В шлепанцах прошел на кухню, глянул в окно. Залив дремал, над водой ползли клочья тумана, казалось, что это вовсе не туман, а тучи опустились так низко. Да, видно, в море опять будет нелегко нести службу. Утешало то, что теперь рядом с ним на мостике будет старпом. Раньше Покрасов служил на «Витязе» в должности командира боевой части, потом его назначили на «Ястреб». — Толковый офицер, — говорил о нем капитан 1-го ранга Зерцалов, беседуя с Гавриловым. — Со временем из него выйдет отличный командир корабля. — Поживем — увидим, — скупо отозвался тогда Гаврилов. Зерцалова он уважал, видел в комбриге бывалого моряка, зрелого, хорошего командира; в разговоре с ним старался проявлять сдержанность, хотя порой и приходилось возражать комбригу. За свою долгую службу на границе Гаврилов многое повидал. Однако в своих делах не ограничивался теми знаниями, которые приобрел. Ему всегда хотелось знать больше, и потому он был одержим ко всему новому. Свое истинное призвание — надежно охранять морскую границу — он осознал давно — когда лейтенантом прибыл на корабль. И хотя судьба не раз испытывала его, ставя в жесткие рамки, когда требовались не только знания, но и выдержка, смелость и даже та одержимость, которая порой бросает человека в самое пекло, в любых ситуациях Гаврилов оставался верен себе. Нечто подобное он замечал и в характере комбрига. Правда, порой Зерцалов проявлял медлительность, особенно в море, когда счет шел на секунды, где, казалось, нет времени для раздумий. Вот эта медлительность и не нравилась Гаврилову. Нередко он говорил: «В бою размышлять некогда, там кто первый открыл огонь, тот и верх взял!» И хотя Гаврилов был уверен, что именно так и следует действовать, он находил в себе силы и выдержку, чтобы на ходовом мостике «не сорваться», ибо чего-чего, а излишней запальчивости комбриг не терпел. Гаврилов видел в Зерцалове человека высокой морской культуры, опытнейшего морехода, ни разу в своей судьбе не поставившего свой корабль в тяжелые условия. «Говорят, тот не моряк, кто на море не съел пуд соли, — смеялся комбриг. — Может быть. Но я не считаю это доблестью. Можно съесть и два пуда соли, но если корабль не вошел в твою душу, делать тебе на море нечего». Роднило Гаврилова с комбригом еще и то, и это, пожалуй, главное, что обоим довелось воевать, видеть своими глазами смерть, терять друзей в боях. И все же, несмотря на все это, Гаврилов таил обиду на Зерцалова. Днями комбриг говорил, что старпом на корабле правая рука командира, и если его нет, то командиру одной рукой трудно управлять кораблем. Говорить-то говорил, а на деле другое получается. На «Ястребе» давно не было старпома, а Зерцалова это, видно, мало волновало. Пришлось Гаврилову повоевать с комбригом, даже ходил к начальнику политотдела бригады, пока решили этот вопрос. Покрасов вроде прижился на корабле. «В сущности, человек он для меня новый», — подумал сейчас Гаврилов. От начальника штаба бригады он узнал, что многие годы Покрасов служит на Севере и не хочет покидать этот край, хотя у него была возможность перевестись на Черное море. Командир корабля, на котором раньше плавал Покрасов, говорил о нем: «Службу любит, дотошный и въедливый, из таких и рождаются командиры. К тому же и отец старпома был военным моряком». — Сережа, чего так рано? — услышал он за спиной голос жены. — Полежал бы еще. Гаврилов ответил, что ему надо быть на корабле к подъему личного состава. Лена прошла на кухню и стала готовить завтрак. Она не спрашивала о дочери, но он-то понимал, что волнует жену. Лена еще некоторое время суетилась на кухне, потом выключила чайник и подошла к нему. — Ты думаешь о Варе? — тихо спросил Гаврилов. — Да. До утра не могла уснуть. Где Варя — ума не приложу. — Приедет. Куда она денется? — Меня и другое волнует, Сережа. — Что же? — насторожился он. — Не повезло ей с Петром Кречетом... Может, она все еще не забыла его? — Вряд ли... Петр Кречет, сын старого рыбака из колхоза «Маяк», тоже учился в Москве на юридическом факультете. «Мама, ты души не чаяла в Петре, теперь забудь его, — писала в те дни Варя. — Мы навсегда расстались. Он хотел, чтобы я поехала с ним на каникулы в Мурманск, к его родным, а я отказалась. Так мы поссорились. И вправду, что мне теперь делать? Он ведь не муж мне. Словом, забудь Петра. Если честно, то я разочаровалась в нем. Теперь он женился на москвичке, она из семьи артистов. На днях он звонил мне, приглашал в театр. Я спросила, а где же Соня, его жена? Он ответил, что Соня на даче у матери, она рожать должна, а Петру одному скучно в городе. Он заявил: «Мы с тобой, Варя, могли бы мило провести время». Вот тип, а? Мне так обидно стало, что я бросила трубку. Потом Петр приходил ко мне, извинился, но разве мне от этого стало легче?» — С Петром у нее не получилось... — вдруг сказала Лена, глядя на мужа. — Варя не любила его, потому и бросила, — усмехнулся Сергей. Они сидели за столом и пили чай. У Лены было чувство, словно она сама виновата в том, что Петр Кречет не стал мужем дочери, и теперь где-то в глубине души испытывала угрызение совести. Она не всегда была добра к Петру, нередко возражала, когда он приглашал Варю в кино или театр, — советовала дочери больше сидеть за книгами. А однажды зимой дочь позвонила и сказала ей, что приедет на каникулы с Петром. Мать возмутилась: «Он что, муж тебе? Что скажут люди? Не надо, доченька». И Варя вообще не приехала... Жена очень волновалась. И Гаврилов все косился на телефон, стоявший у двери на высокой полированной тумбочке, — скоро ли дадут Москву? Он взглянул на часы — уже шесть утра, а разговор заказывали на пять... И тут зазвонил телефон. Гаврилов сорвался с места, не взял, а буквально схватил трубку. — Я слушаю! — пробасил он. — Кто, да? Это я, Сергей Васильевич... — Он кивнул жене: — Хозяйка. Да, Мария Варфоломеевна, это я, Гаврилов. Та сообщила, что приезжал Петр, он и проводил Лену в аэропорт. — Петр Кречет? — переспросил Гаврилов. — Так, понял... Значит, он провожал ее? Ясно... Ну что ж, спасибо, Мария Варфоломеевна. Если Варя прилетит позже, я дам вам знать. Он положил трубку и сел на диван. Абажур бросал тень на его лицо, оно было светло-желтого цвета. Лена долго молчала. Как бы Варю не увлек младший Кречет. Ведь у него своя семья... Еще недавно Лена писала, что никогда Петра не любила и очень рада, что он оставил ее в покое. И вдруг снова встречи... — Я не знаю, как ты, но я скажу Варе, что это безнравственно — встречаться с женатым человеком, — сказала Лена. — И тебе, Сережа, надо поговорить с ней серьезно. Он не сразу отозвался. — Вот что, Лена, я должен идти на корабль... ...Варя поднялась на третий этаж, нажала кнопку звонка. Долго ей не открывали. — Кто тут? — раздался наконец за дверью голос. «Мама! Милая моя мама!..» — Это я... Мать рывком открыла дверь и тут же, на пороге, трепетно обняла дочь. — Ты что же, другим рейсом прилетела?