Глава 16. Последний рейд «Аурелии» Длинных стоянок на Каперании у пиратов обычно не случалось — продать, да пропить награбленное — дело не слишком продолжительное. Другой вопрос, что временами приходилось вставать на ремонт корабля. Самое же унылое для морских разбойников время наставало в сезон штормов. Там будь ты даже храбрец и умелый моряк, надобности выходить в море не было: кто же из купцов пойдет рисковать своим добром и жизнями? Умные капитаны это время использовали для латания корпуса, обновления снастей и чистки днища. За месяцы плаванья брюхо любого корабля так обрастало, что сильно сбивало ему ход и маневренность. Поэтому суда выволакивали на мель и чистили. Впрочем, за сезон не все корабли доживали до этого. Капитан «Аурелии» был внимателен к своему средству дохода: следил за ним и менял подгнившие и износившиеся части своевременно. Перед началом штормов Капитан планировал заключительный рейд. Он предполагался недалеким, поскольку вскоре на острова должны были прийти дожди, смениться ветра, и тогда навигация в этих морях станет крайне затруднительной. Это знали и торговцы, и, пользуясь последними неделями спокойного моря, вывозили побольше товаров, чтобы потом на время несезона вздернуть на материке цены на них ввиду невозможности добыть большего на протяжении штормов. Солнечным днем теплый ветер с острова наполнил паруса «Аурелии». Она прокурсировала дальше на юг, где пиратам удалось отловить небольшого торговца. Несмотря на несущественные размеры, груз оказался весьма существенен. Корабль шел с изрезанного бухтами черного острова на западе архипелага. В этих бухтах ныряльщики-аборигены доставали со дна плотно стискивающие свои створки раковины. Вскрывая их самодельными ножами, они вытаскивали оттуда то, что сами называли «слезами моря», — маленькие белые камушки, которые очень ценились на материке. Знатные дамы украшали ими свои наряды и шеи, а порой «слезы» сами ходили как деньги, причем немалые. Такого «урожая» Капитану и команде хватило бы на весьма безбедное существование во время сезона штормов. Далее рисковать не имело смысла, и Капитан при полной поддержке команды принял решение держать курс на Каперанию. Они обогнули острова и пошли другим путем в направлении «пиратской столицы». На второй день пути ветер стал усиливаться. Корабль поднимался вверх на волнах и потом скользил вниз между ними. Команда срочно убирала паруса. Штурвал скрипел и упирался. Такелаж завывал в такт ветру, и казалось, что вся «Аурелия» поет какую-то неведомую песню. Ее капитан был опытным мореходом и штурманом, и ему не раз уже доводилось попадать в шторма. Понимая неблагоприятные перспективы, он избрал курс на один из малообитаемых близлежащих островов. Там, в бухте, можно было укрыться от непогоды и переждать какое-то время. Этой стороной острова обходили редко, поскольку в данной части Архипелага ничего не добывали. Остров, к которому капитан держал путь, также посещали нечасто. Там, возможно, и жили какие-то племена, но Капитан с ними никогда не сталкивался. Он знал хорошо лишь одну удобную бухту, которою давно открыл, и использовал временами как убежище и для пополнения запасов пресной воды. Море стремительно потемнело и покатило недовольно валы свои, разбивая их о скалистые берега островов. Гул волн нарастал, и корабль швыряло по ним, как щепку. Вода перехлестывала через фальшборт, окатывая суетящихся на палубе матросов. Однако капитан не унывал, несмотря на усиливающееся буйство стихии, он еще способен был управлять своим судном, и упорно вел его к спасительной бухте. Уже не раз в его ушах пел похоронную песню ветер, но он не вслушивался в нее, полностью отдавая разум делу. Именно это свойство, не предаваться панике практически в любой ситуации, и принесло Капитану его многочисленные и успешные годы на столь рискованном поприще. В такие моменты все уходило на задний план и растворялось… Оставалась лишь тишина, и в ней происходило принятие решений. Он видел, что «Аурелия» имеет возможность спастись, но так же, как любой имеющий часто дело со стихией человек, Капитан понимал, что смерть всегда стоит рядом и, выходя на рейд, всегда напоминал себе об этом. Соленая ледяная вода ударила Ригзури в лицо, холодными, с трудом чувствующими что-то, руками он отчаянно цеплялся за снасти. Впереди маячил желанный остров, но слева от входа в бухту, оскалившись, торчали его заостренные отроги. Как чешуя морского змея, они вздымались из пенистых волн темной грядой. «Скалы по левому борту!» — закричал Ригзури, и его голос потонул в гулком рокоте вздымающихся вод. Снизу у основания грота матрос повторил его слова. Капитан сам стоял у штурвала. Он развернул корабль направо, ветер и течение сопротивлялись ему. Разрываемый на части стихиями корабль терял управление. «Аурелию» неудержимо несло на скалы. Ни один берег близлежащих островов не спадал плавно в море. Единственным шансом избежать фатального столкновения для корабля — было пройти в бухту и укрыться там от стихии. Капитан знал, как провести здесь судно, но море совершенно обезумело. Еще утром погода не предвещала ничего, кроме ясного неба и легкого бриза, сейчас же черный мрак сгустился как над судном, так и под ним. Шипя и извиваясь, как клубок рассерженных змей, волны выплюнули суденышко и потащили к клыкастому берегу. Еще оборот штурвала, обрубленный шкот взмыл ввысь вслед за парусом… И крики матросов потонули в гуле моря. Раздался треск и скрежет, «Аурелия» финальным высоким аккордом заканчивала свою последнюю песню. Волны сомкнулись над барахтающимися людьми, и темное небо окончательно померкло перед глазами Ригзури. Глава 17. Полет Она закрывала глаза и представляла, что медленно поднимается над этим местом, замком-монастырем, островом, холодным морем… Все становится меньше, и можно видеть, где она находится. Она видит материк, леса, которыми он покрыт на западе и востоке, желто-коричневые прогалины степей, каменистые отроги гор у моря, вдоль лесов… Где-то на просторах этого мира должен быть он. Не может быть, чтобы его больше не было здесь. Но почему же она не может отыскать его? Она легкотелая парила над холодной океанической зыбью, шорохом листьев, озаренных цветами осени, запахом скошенной травы для прокорма лошадей… Даже ветер не смел прикоснуться, потревожить этого полупризрака. Но как бы она ни вглядывалась в земли и воды под ней, нигде не могла она отыскать того, кто так много для нее значил. Этого ее стремления не смогли убить ни монастырские стены, ни часы погружений в иные слои бытия. То человеческое, что звалось раньше Римьяной, еще было живо, хоть и прикрыто успехами сестры Мелиссы. В какой-то момент полета на нее словно обрушилась стена воды. Девушка задыхалась, но она бы не стала сражаться со стихией, с ней нужно было слиться воедино… Сражалась не она. Не хватало воздуха. Она ринулась наверх вместе с волной — и очнулась в келье в своем теле. Глава 18. Собранные из обломков Вода в толще своей переливалась изгибами света. Юноша открыл глаза, чтобы увидеть эти переливы и устремиться всем телом им навстречу. На поверхности на него вновь обрушились волны, захлестывая с головой и не давая времени набрать воздуха между ними. Он не понимал, где берег, и только боролся за жизни в этой свинцовой соленой бескрайней мощи. Рядом швыряло деревянные обломки судна. Людей он не видел. Казалось бы, в этой неравной борьбе он вскоре должен был потерять силы, и отправиться в пасть океану. Однако Ригзури просто старался держаться на плаву, ни с чем не борясь и никуда не направляясь. Да и зачем было тратить силы, если неизвестно куда или же от чего плыть. Он не видел в непосредственной близости ни скал, ни берега. Вскоре его прибило к одной из досок «Аурелии», он уцепился за нее, и дальше они продолжили дрейф вместе. К ночи шторм улегся. Небо осыпалось на юношу мириадами созвездий, как будто до того не было затянуто грозовыми тучами вовсе. Море спокойно перекатывало воды, качая на них деревянные обломки добычи. На фоне озаренного светилами небосклона темными изгибами волнистых контуров виднелся берег. Ригзури собрал оставшиеся силы и медленно погреб к нему, держась за жалкий фрагмент того, что столько лет было гордой и быстроходной грозой торговых кораблей. Восходящее солнце озарило желтую линию берега в небольшой бухте. На мокрый песок прибило деревянные обломки корабля. Там же, распластанные, лежали тела не съеденных океаном людей. Кто-то давно перестал дышать, еще в море, кто-то испустил последнее дыхание уже на суше, но некоторые тела шевелились, исторгая из себя соленую воду. Среди последних был и Ригзури. Мягкие приливные волны облизывали его ноги. Юноша открыл глаза. Медленно к нему приходило осознание произошедшего. Он с трудом поднялся на ноги и огляделся. Полоса пляжа открывала безрадостную картину, за ней тянули к берегу лохматые головы пальмы, рядом с ними по склонам зеленых холмов, переплетаясь, ползли кусты гуавы. Чуть поодаль начиналась сельва. Бредя по берегу, Ригзури разыскивал тех, кто еще дышал, отчаянно бросаясь от тела к телу в поисках друга, но Топорика нигде не было. Ригзури старался не оставлять надежды. Возможно, думал он, Топорика прибило к берегу где-то еще, или он все еще в воде, но найдет способ добраться до суши. Капитана среди лежавших на песке людей Ригзури также обнаружить не удалось. Тем временем сквозь переплетение лиан из леса за оживающими людьми наблюдали несколько пар человеческих глаз. Их обладателям приходилось и раньше видеть людей, приходящих с моря, но весьма нечасто. Обычно те появлялись на огромных, по меркам местных обитателей, кораблях и в большом количестве. Потому аборигены не решались приближаться. Однако сейчас это была горстка ослабших и раненных людей, тем более без корабля. Такое событие вызывало интерес. Несмотря на это, люди в укрытии пока только наблюдали… Ригзури удалось собрать уцелевших. Он выделил из них пару наименее травмированных, и они вместе отправились на обследование местности. Первым делом необходимо было найти источник пресной воды и, возможно, по дороге они могли бы обнаружить еще кого-то или что-то с корабля. Оставшимся на берегу была вверена забота о раненых и сбор всего, что выбросило море. Вместе с двумя матросами Ригзури двинулся вначале вдоль берега, постепенно углубляясь в сельву. Продираясь сквозь заросли колючих лиан, им удалось пробраться к следующей бухте, более укромной, чем та, к которой выкинуло их. На песке так же лежало некоторое количество обломков корабля, но людей здесь не было. Приблизившись, Ригзури внимательно оглядел место. — Идем? Что тут искать! — сказал один из матросов. — Постой, — ответил Ригзури, — смотри на песок, эти следы не кажутся тебе странными? Похоже, здесь были несколько человек, но они ушли… или… Ригзури медленно шел по пляжу, вглядываясь в разводы на песке. Когда он добрался до наиболее взбаламученной области, то, подняв глаза к сельве, обнаружил там некое разрежение, напоминающее тропу. Следы на песке вели туда. — И ушли они туда! — он указал спутникам на тропу и сам двинулся в этом направлении. Матросы последовали за ним. Двигаясь первым, Ригзури по смутным признакам скорее угадывая тропу, чем видел ее. Его спутники, возможно, и не сильно желали углубляться в лес, однако уверенное поведение Ригзури заставило их следовать. Он первым пришел в себя после катастрофы, и быстро перешел к действиям, поэтому на берегу его командование было воспринято как само собой разумеющееся. Их путь занял не слишком много времени, правда, продираясь сквозь спутанные стебли, часто покрытые шипами, он показался матросам весьма продолжительным. Они уже были готовы вербально выразить свое возмущение, когда «тропа» вдруг расширилась и вывела их на небольшую прогалину, с которой открывался вид на каменистую речушку, а за ней у деревьев ютились небольшие хижины. У одной из них сидела миниатюрная смуглая женщина и плела корзину. Увидев троих мужчин, вышедших из леса, она подняла на них указательный палец и принялась кричать что-то. Не успели Ригзури со спутниками как-то на это отреагировать, как с противоположной стороны реки, из леса, стали появляться люди. Они так же, как и женщина, были невысокие и худощавые, со смуглой кожей и черными волосами. Одежды на них было не много, но ее недостаток с лихвой восполнялся обилием украшений из ракушек, засушенных ягод и бусин. Крайне смутил путников тот факт, что большинство из аборигенов имело при себе длинные луки и колчаны со стрелами за спиной. Ригзури сориентировался первым. Он поднял руки с раскрытыми ладонями в знак мирных намерений, и тем самым показывая, что не имеет оружия. Аборигены притихли и наблюдали за ним, пока не проявляя агрессии. Повинуясь внутреннему импульсу, предводитель выживших моряков, не опуская ладоней, начал медленно приближаться к реке. Его спутники остались стоять у леса. В этот момент среди толпы островитян выделился один человек, он так же начал приближаться к реке, однако оружие оставалось при нем. Когда Ригзури достиг воды, то медленно опустился на корточки и, погрузив руки в воду, омыл ею лицо и выпил несколько глотков, как бы показывая их намеренья и цель прихода сюда. Тогда абориген тоже присел, указал пальцем на Ригзури и что-то спросил его на непонятном языке. Ригзури стал пытаться жестами, а также с использованием тех слов, что он выучил от аборигенов Каперании, объяснить, про гибель корабля, и что они ищут пропавших с пляжа товарищей. Смуглый немолодой мужчина та том берегу внимательно наблюдал за жестикуляцией Ригзури. Их разделяло пространство, которое высокий человек мог бы преодолеть в два широких шага. Темные глаза туземца не отрывали взгляда от лица и рук пришельца. Когда тот закончил, пожилой мужчина медленно поманил его рукой. Ригзури поднялся и перешел реку. К тому времени, его спутники, воспользовавшись тем, что Ригзури привлек такое внимание аборигенов, тихонько скрылись в лесу. Глава 19. Запертые на острове Маленькие хижины аборигенов, сделанные по принципу изгороди с соломенной крыжей, теснились друг к другу на вырванном у дикого леса участке. Вокруг были видны следы хозяйственной деятельности: тут — выбивали зерно на небольших циновках, которое, видимо, выращивали или собирали где-то неподалеку, там — лежали обрезки веточек для плетения корзин и сухие уплощенные стебли тростника — для крыш и циновок. Центр каждой хижины занимал очаг. В одну из хижин, отличавшуюся от остальных большими размерами, завели Ригзури. На циновках вокруг очага лежали люди. Рядом с ними находились две юные девушки. Они подносили воду и заботились о лежавших, которые были слишком слабы и истерзаны ранами, чтобы делать что-то самостоятельно. Наиболее жизнеспособным из раненых казался крепко сложенный бородатый мужчина, лежавший у дальнего конца хижины. Ригзури сразу бросился к нему, узнав друга. — Ну, что? Допрыгались… — сквозь кашель рассмеялся Топорик. Видно, ему было трудно дышать. Его грудную клетку покрывал обширный синяк, возможно, были сломаны какие-то из ребер. Ригзури присел рядом и положил руку на плечо другу. Ему еще было не ясно, как следует поступить. Пока поведение местных казалось вполне дружественным, раз они позаботились о раненых, однако любое неправильное действие со стороны моряков, в том числе оставшихся на пляже, могло изменить это. — Ты как? — поинтересовался он у друга. — Да ничего… такие, как я, любят поводить смерть за нос, как известно, поверху плаваем — не тонем… — и он слегка усмехнулся, но было видно, что слова даются ему нелегко. Ригзури погладил его по плечу, — ты, брат, держись… Он кивнул другу, и поднялся, чтобы осмотреть остальных. Здесь был молодой юнга, учившийся у Ригзури мастерству работ на мачте, еще два матроса, — все в достаточно тяжелом состоянии. Однако хуже всех Ригзури нашел неподвижно лежащего Капитана. Сев рядом, юноша прислушался. Слабое дыхание слегка шевелило волосы у ноздрей. Все тело Капитана, до того так горевшее жизнью и энергией, теперь напоминало засыхающую реку. Казалось, жизнь лишь слегка сочилась по нему, готовая в любой момент остановить свое течение. Этот крепкий, по-своему красивый мужчина, лежал сейчас на циновке, осунувшийся и бледный. Тело его, истерзанное волнами и скалами, было неподвижно, грудь почти не вздымалась под волнами слабого дыхания. Ригзури аккуратно прикоснулся к нему и позвал по имени. Веки мужчины вздрогнули, но он не отвечал. Ригзури почувствовал, как к его плечу прикоснулись. Рядом сидела молодая девушка. Она была так же, как и остальные члены племени, смугла и грацильна. Миниатюрные носик и поднятые скулы в сочетании с более узким разрезом глаз, чем у материковых жителей, являлись характерными чертами островитян. Ее темные глаза внимательно смотрели на юношу. Она сделала едва заметное движение головой, как будто сожалея. Потом с сильным акцентом произнесла слово, похожее на срединно-островное, — «Смерть», затем — «стоять рядом». Ригзури сглотнул, сдерживая подступающий к горлу комок. Впервые за время катастрофы к нему начало возвращаться понимание произошедшего. Волны эмоций накатывались на него, но он отчаянно сопротивлялся им. Нет, нет, пока лучше не думать, не воспринимать… Пока нужно действовать с холодной головой. Потом… потом… он сможет вернуться к этому… Девушка ласково погладила его по плечу, чувствуя и без языка эту волну отчаянья и ужаса. Они были одни на этом отдаленном острове. Возможно «Аурелия» была почти единственным кораблем, заходившим в эту гавань. Ригзури снова вдохнул и медленно выдохнул. Нет, он не позволит сейчас этим чувствам завладеть им. Легкий стон вырвался из губ умирающего. Ригзури и девушка обернулись к нему. Капитан шевелил сухими губами, изо всех сил пытаясь выдавить из себя звуки: — Слу.. нки… по.. боться.. если вы-би.. шься… я скаж..у.. где… — он снова засопел и телом рванулся вперед. Ригзури сжал руку умирающего капитана «Аурелии». Он кивал ему, желая показать, что выполнит, хотя пока еще не очень понимал, что. Капитан перевел дыхание. Девушка вспорхнула с места и вернулась с чашей из кокосового ореха. Она поднесла ее к губам капитана, и тот медленно пил. — Дом… в дальнем погребе… в спальне… бумаги… у губернатора. Возьми. Позаботься о служанках. Дом… твой. Он выдохнул и снова сполз на циновку. Ригзури, продолжая сжимать руку Капитана, еще раз кивнул. Хотел ответить, но в горле пересохло, и язык не слушался. Он сглотнул. — Да, — хрипло произнес юноша. — Если выберемся, все сделаю. На бледном изможденном лице Капитана сквозь черные аккуратные усы засветилась легкая улыбка, казалось, перешедшая в уголки глаз. Веки сомкнулись. Дыхание стало спокойнее, пока совсем не замерло. Ригзури не раз видел, как умирали рабы, изможденные работой на плантации или забитые кнутом. Он видел, как умирали от сабель люди на атакованном корабле, как чужие, так и из собственной команды. Но впервые вот так, у него на руках, умирал человек. Близкий ему человек. Глава 20. Избранные Книги в библиотеке были на разных языках. За время жизни в монастыре Римьяне пришлось познакомиться со многими из них. Жители леса пользовались письменностью, но она была построена на символах, которые в определенных сочетаниях приобретали различные значения. Звучание передавалось дополнительной символикой, а также базовые символы имели свое звуковое значение. Здесь же многие книги были записаны иным способом. В этом языке и в равнинном диалекте использовалась унифицированная система записи с небольшим количеством упрощенных символов, из которых составлялись слова, причем те же символы являлись способом записи звука. Поскольку устные языки лесного народа и равнинного были схожи, Римьяна довольно быстро разобралась в местной письменности, а потом через уже сходный тип письменности — и в новом языке. Этот язык порой имел схожесть с ее родным, но имел более сложное грамматическое строение и, вероятно, был богаче лексически. Жрицы называли его праязыком, и на нем было написано большинство древних трактатов Ордена. Ко всему прочему, в них часто использовалось символическое и метафорическое изложение, поэтому одного буквального знания языка было недостаточно для понимания текстов. Один символ мог нести множество значений, трактовка которых зависела от контекста и традиции. Символы отсылали к иным более древним понятиям, которые Римьяне были неведомы. Главная Жрица рассказывала ей, что эти понятия восходят к глубокой древности, когда люди были неотделимы от тех сил, с которыми взаимодействуют жрицы. Но со временем люди менялись, и в последствие связь сохранилась только у избранных. Проявление этой потенциальной силы в человеке опытный адепт может почувствовать, именно так и отбирают женщин для ордена, объясняла Жрица. — А как отбирают жрецов? — спросила Римьяна, вспомнив день на площади. — Их забирают обычно еще мальчиками, — ответила Жрица, — у мужчин эти процессы идут немного иначе, и потому важно начать обучение еще до того, как он ощутит пламя вожделения. — Значит, ни жрецами, ни жрицами не рождаются? И у них не бывает детей? — Как правило, нет, — медленно сказала Жрица, — случается так, что мы распознаем жрицу, когда она уже была матерью во внешнем мире. — И вы все равно забираете ее?