– Ну… – Я развёл руками. – Дикари, но развитые? Умные, но дикари? Мимо нас прошагала стайка девочек в том возрасте, когда с мальчишками уже не играют, а с юношами ещё не гуляют. Одна из девчонок, глядя на Михаила, что-то сказала подружкам, девчонки захихикали, принялись оглядываться. – Дети… – сказал я, глядя им вслед. – Хотите перехватить контроль над образованием? Воспитывать в духе любви к кваzи и радостного ожидания перехода в лучшее состояние? – Не «хотите», – поправил Михаил. – Радикалы хотят. – Ну да, – сказал я. – Годам к двадцати-двадцати одному, допустим, человек осваивает базовый запас знаний и определяется с будущей профессией. Чтобы род человеческий не прервался, к тому же возрасту можно успеть родить одного-двух детей. А то и трёх, если требуется. А дальше юноши и девушки дружными рядами подвергаются эвтаназии и превращаются в кваzи. – Зачем эвтаназия? При правильном воспитании – молодые люди совершают торжественное самоубийство. – Ну да, – сказал я. – Логично. Но не проходит по двум причинам. – Перечисли. – Первое – чтобы не обременять общество новыми толпами восставших, должен быть известен механизм возвышения восставших до кваzи. – Допустим, что это известно, – сказал Михаил. – Так, – сказал я, опуская взгляд. – Допустим, значит… Если честно, то у меня не было сомнений, что этот механизм кто-то знает. Может быть, он известен учёным, нашим и кваzи. Может быть, властям. Может быть, даже Михаил это знает. – Хорошо, – сказал я. – Вторая причина, основная. Мы, люди, не позволим. Даже те, кто согласен после смерти стать кваzи, предпочтёт прожить долгую полноценную человеческую жизнь. И своим детям мы желаем того же. Война? Не выход, ядерное оружие под контролем людей, числом мы вас превосходим, пехота из восставших никакушная. – Каким способом можно обойти это препятствие? – спросил Михаил. Я хмыкнул. – Понятное дело, каким. Уничтожить всех взрослых, воспитание детей передать кваzи. Какие-нибудь интернаты, где мудрые сильные кваzи учат детей, а дети мечтают поскорее вырасти и перейти в состояние кваzи. Восставшие, кстати, при этом совсем не нужны, детям явно не понравится мысль десятилетиями скитаться без разума. Но если есть путь ускоренного возвышения… – Допустим, что есть, – вздохнул Михаил. – Давай без «допустим». – Есть, – сказал Михаил. – Почему это хранят в тайне? – требовательно спросил я. – Несколько причин. Но главное – потому что правительства людей резко против. Подумай сам, если это сделать, если восставшие превратятся в кваzи, то мы мгновенно станем главенствующей культурой на Земле. В таком плане я ситуацию не рассматривал. А ведь это действительно было так! Чёртова политика… – Значит, уничтожить всех взрослых, не затрагивая детей. Потом превратить всех восставших в кваzи. Кваzи собирают вместе всех детей… кстати, непременно будет множество жертв… – Выделяются несколько территорий, на которых живут только дети и воспитатели-кваzи. Насколько я знаю, радикалы наметили для этих целей Кубу, Сардинию, Крым, Новую Зеландию, Формозу. – Как можно прицельно убить только взрослых? – спросил я. И тут же понял, что я знаю ответ. – Догадался? – спросил Михаил. – Профессор Томилин, – сказал я. – Вирус ветрянки? – Варицелла-зостер, – сказал Михаил. – Для детей заболевание не опасно. Для взрослых – наоборот. У нас появилась информация, что под руководством Томилина пытаются модифицировать вирус, сделать его смертельно опасным для взрослых людей. Я прибыл в Москву, чтобы прояснить ситуацию… но не успел. – Но профессор погиб, – сказал я. – Возможно, он успел создать культуру. Не зря Виктория что-то делала в лаборатории приюта, верно? – Зачем же она его убила? – Я полагаю, что он начал сомневаться в своей работе, – сказал Михаил. – То ли понял, куда ведут исследования… Виктория могла использовать его втёмную. То ли вначале поддался её убеждениям, а потом передумал. В любом случае она решила превратить его в кваzи, в надежде, что профессор полностью перейдёт на её сторону. – Это плохо, плохо, плохо! – сказал я в панике. Нет, меня пугало в первую очередь не то, что какой-нибудь чихнувший в метро гражданин завтра наградит меня смертельной ветрянкой. Все мы когда-нибудь умрём. Даже кваzи с их самомнением – всё равно умрут. И гибель человечества меня не пугала, ведь скажем честно – человечество не погибнет, оно лишь изменится. Но когда я представил себе, как по всей Москве умирают взрослые, а команды кваzи собирают рыдающих перепуганных детей и везут куда-нибудь в Крым или на Сардинию… – Эй, – сказал Михаил. – Я не из плохих парней. Я на твоей стороне. На стороне людей, если угодно. Я посмотрел ему в глаза. Михаил твёрдо встретил взгляд из-под своей старой мятой шляпы. – Потому что это справедливо? – спросил я. – Да. Потому что никто не вправе решать за других, жить им или умереть. – Нам надо найти эту тварь, – сказал я. – Как можно быстрее. И уж извини, дальше я буду вправе решить, жить ей или умереть. – Всё ещё сложнее, – сказал Михаил. – Это только часть проблемы. – Только часть? – воскликнул я. – Ну так говори! – Нам надо не просто найти Викторию. Организация радикалов вела работу по нескольким направлениям. Есть и другие учёные, разрабатывающие вирусы, чья летальность зависит от возраста человека. Мы просто их не знаем. Это могут быть учёные-кваzи и учёные-люди, заинтересованные тем или иным образом. Надо найти Викторию и вытянуть из неё правду о всей организации. Контакты, руководство… – О Боже, – сказал я. – Всё? – Нет. – Михаил снял шляпу, поправил тулью. Он казался очень смущённым. – Ваши власти… они тоже что-то знают. Или догадываются. Или готовятся к любому ходу событий. В России, США, Китае, Шотландии ведутся разработки бактериологического оружия, убивающего восставших и кваzи. Поэтому мы не рискуем обратиться к человеческим властям и сообщить о происходящем – по нам могут нанести упреждающий удар. – Прекрасно, – сказал я. – Вы убьёте всех взрослых. А мы – всех кваzи и восставших. Дети унаследуют чистый прекрасный мир, без идиотов. Я встал. – Ты куда? – спросил Михаил. – К отцу Иоанну. Быстренько позюзюкаюсь, или как там у них называется обряд, аналогичный крещению? – Никак, они признают крещение в любой христианской конфессии. А назюзюкаться ты сможешь дома. – Почему ты сразу мне не сказал? – требовательно спросил я. – Приглядывался к тебе. – А зачем сейчас сказал? Я теперь ночами спать не буду! – Меньше пей, сон наладится, – ответил Михаил и тоже встал. – Пошли. Время ещё терпит, я сознательно сгустил краски. Во-первых, я не думаю, что Томилин добился желаемой эффективности вируса. Во-вторых, перед применением вируса радикалы активизируются. Им же потребуется создать огромное количество оперативных групп, чтобы спасти как можно больше детей, прежде чем тех растерзают восставшие родители. Пока признаков активизации радикалов нет. – Сколько среди кваzи радикалов? – резко спросил я. Михаил отвёл взгляд. – Ну? – Тридцать-сорок процентов, – ответил Михаил. – Конечно, подавляющее большинство не в курсе происходящего. Но они поддержат тех, кто выпустит вирус. – И ещё «болото», те, кому всё равно, – сказал я. – Их ведь тоже процентов тридцать-сорок. – Я бы сказал – пятьдесят, – поправил Михаил. – Поздравляю, ты в меньшинстве. – Если ты не радуешься мысли одним махом уничтожить всех восставших и всех кваzи, то ты, мой друг, тоже, – сказал Михаил. – Порадовался бы, – сказал я. – Ещё как. Если бы это хоть что-нибудь изменило. К Москве мы подходили с севера. Точнее – мы подходили к Долгопрудному. Хотелось надеяться, что и в столице, и в прилепившемся к ней городке смогли справиться с катастрофой. Дмитровское шоссе было пустынно. Кое-где попадались брошенные машины, как правило – разбитые, видимо, в панике, или с кончившимся бензином. Я втайне надеялся, что на дороге будут какие-то посты, может быть – армейские патрули. Но, видимо, все силы стянулись к городу. – Всё будет нормально, – сказала Ольга. После того как стало ясно, что её рана заживает, а сама она и не думает обращаться в монстра, у неё прибавилось оптимизма. – Дойдём до Долгопрудного – и на метро в Москву… – На метро? – удивился я. Ольга рассмеялась.