— Грек убил двух копов, — прохрипел Браун. — Они тоже были моими друзьями. — Надо было больше! — рявкнул второй голос сзади. — Я тебе не верю, сука, — подумав, бросил главарь. Затем угрожающе процедил: — Ты скажешь все. Рано или поздно, но ты все скажешь. Лучше бы рано… Но ты, сука, выбрал сам. Главарь шагнул к нему — и снова принялся избивать. Лицо он старался не трогать, но Браун даже не думал об этом, превратившись в комок адской боли. Сколько было ударов, Браун не знал. А вскоре притупилась и боль — тело он ощущал словно со стороны. Однако чувствовал, что его продолжают нещадно колотить. А потом Браун снова отключился. Но лишь на несколько секунд. В себя его привели с помощью садистского способа — главарь наступил ему на мошонку, надавив всем своим весом. Браун взвыл от боли, чувствуя, что его глаза сейчас вылезут из орбит. Он трясся, как в судорогах. Это конец, панически вопил голос в голове. Они сделают Брауна инвалидом. Шелли! В сознании сквозь адскую боль короткой вспышкой всплыло лицо жены. — Не надо! АААА! Не надо! Я все скажу! Я скажу, я скажу! Главарь отступил на шаг. Тело ниже пояса было сплошной болевой точкой. Браун боялся смотреть туда — он был уверен, что даже короткого взгляда туда будетдостаточно, чтобы усилить боль почти до отключки. Чтобы не потерять сознание, Браун закрыл глаза, до боли в челюстях сжав зубы. — Я слушаю, сука, — поторопил голос главаря. Брауна колотило. Шелли! — снова подумал он. И Кэрол. Дочь. Браун понял, что он готов на все — но он не может себе позволить сдохнуть здесь, оставив Кэрол сиротой. Короткая вспышка — «тряпка, так нельзя!» — была тут же заглушена инстинктом самосохранения. — Хэш, — хрипло произнес Браун. — Что? — Он травку покурить захотел, говнюк? — зарычал кто-то сзади. Скорее всего, это Уолт, отстраненно подумал Браун. Судя по голосу, ему больше 30. Значит Уолт. — Давай кончать его! — упорствовал голос. — Это был Хэш, — торопливо повторил Браун. — Он слил Хили. — Хэш? — подумав, отозвался главарь. — Барыга с Гриффин-роуд? Ты о нем? Браун слабо кивнул. По телу расползся жар, но теперь он уходил, уступая место вакууму. В районе паха Браун не чувствовал ничего. Совсем ничего. И эта мертвая зона медленно расползалась по бедрам. — Он твой стукач? — Иногда помогает… — Врешь, сука. Он нас не знает. — Зато знает Хили. Хили узнавал у Хэша и его людей про Милано. Про влиятельных друзей. Короче, есть у него крыша или нет. Главарь задумался, это было видно по его черным глазам. Затем он посмотрел назад, на сообщников. Кивнули они или нет, Браун не видел. Главарь прошел мимо — Браун невольно сжался, ожидая новой боли. Затем где-то за спиной на секунду вспыхнул свет из открывшейся двери. Дверь хлопнула, закрываясь. Браун остался один. Поняв это, он вырубился. Без сознания Браун пробыл недолго. Но сколько именно, он не знал. В себя он пришел от того, что пошевелился, что вызвало адскую боль в паху. Открыв глаза, он закусил губу, чтобы не заорать, и из груди вырвался мучительный стон. Твари. Что теперь? Что они с ним сделают? Отпустят? У них были маски. Зачем им отпускать его? Это было бы глупо. После такого наглого похищения — это будет верх тупости. Полиция перевернет весь город. Если надо, управление призовет на помощь национальную гвардию — но достанет их. Где ублюдки сейчас? Что делают? Хэш, мелькнуло в голове. Черт побери… Если бы он не сдал Хэша, его бы покалечили так, что всю оставшуюся жизнь Браун питался бы через трубочку. В этом нет никаких сомнений. Сдавать агентов нельзя. Но когда тебя пытают… Выбор невелик. А своя рубаха всегда ближе к телу. К тому же, сейчас Хэш в безопасности. А Браун нет. А если нет? Если они уже поехали за Хэшем? Подумав, Браун отмел эту мысль. Отомстить стукачу, сдавшему полиции их сообщника — не настолько срочное дело. Что делают Чемберс и ДиМаджио? Сколько, черт возьми, сейчас время? Интересно, его уже хватились? Если нет — что они сделают? Будут его искать? В голове пронеслись события вчерашнего дня. Они пристрелили Грека. Черт… А если в отделе решат, что после этого Браун запил? Раньше такого не бывало. Но раньше никто не убивал детективов его отдела. Черт побери! И все-таки он сдал Хэша. Своего осведомителя. Чтобы спасти собственную шкуру. Ты ничтожество, Браун. «Мэр и шеф полиции хотят, чтобы над делом работали лучшие. А ты у меня лучший. И ты знаешь об этом, Трой». Так говорил ему Тирни после первого взрыва, назначая на это расследование. Тирни, ты ошибался. По полу пополз свет. Скрипнула дверь. Он не один. Браун замер, внутренне содрогнувшись. Убивать. Они пришли его убивать. Добить похищенного копа, от которого узнали все, что можно. С тоской он снова вспомнил о Шелли и Кэрол. Перед ним вырос главарь. В маске. Сними маску, тварь! Покажи свою мерзкую ублюдочную рожу тому, кого будешь убивать! — Не скучал, сука? — Что ты будешь делать? — Хорошо что ты спросил, — ухмыльнулся главарь. — У меня для тебя сюрприз, сука. Тебе понравится. Он кивнул кому-то за спиной Брауна. Тут же рядом вырос еще один тип в такой же маске, пониже ростом. Сзади его руки кто-то схватил, дернув так, что Браун взвыл от боли. Расстегнули наручники. Чья-то рука тут же дернула его за волосы. Браун упал на живот. Попытался встать. Но тут же получил мощный удар по голове. И наступила темнота. Сначала Браун почувствовал, что его кто-то душит. Захрипев, он стал приходить в сознание и почувствовал, что лежит. Его трясло. Шумел двигатель. Его везли в машине. Браун попытался привстать, но тут же чье-то колено больно уперлось ему в спину. Мощная рука схватила за голову и дернула ее вверх. Кадык больно вжался в металлическую поверхность, обхватывающую его горло. Что-то надавило на затылок. Перед собой Браун видел грязный пол фургона, чуть дальше чьи-то ноги в кроссовках. — Оклемался? — голос главаря. — Слышишь меня, сука? — Да, — захрипел Браун. — Что вы…? — Заткнись и слушай. Слушай очень внимательно. Браун хрипел, не в силах сглотнуть. Ему удалось это сделать, лишь вжав подбородок в шею. Его не душили. Вокруг его шеи, плотно облегая ее, было что-то металлическое. Догадка ужасом озарила его сознание. ОШЕЙНИК! — Мы надели на тебя ошейник, — заговорил главарь. — В нем почти фунт С-4. Ты в курсе, что с тобой будет, если он взорвется? А, сука? — Вы рехнулись, — выдохнул Браун. — Ты В КУРСЕ? — рявкнул главарь, дергая голову так, что в глазах потемнело. — Да, — прохрипел Браун. — От тебя не останется ничего. А твои мозги будут собирать по кварталу, выковыривая из кирпичей на стенах. — Зачем? — Хили сейчас у вас? Он в полиции? — Да. В тюрьму его переведут к вечеру или завтра. — Хорошо. Потому что ты вытащишь его. Они с ума сошли. Они просто рехнулись. — Вы спятили, — тихо пробормотал Браун, борясь с удушьем. — Он в камере под охраной. В изоляторе два копа и камеры наблюдения, за мониторами постоянно следит третий. — Ты зайдешь туда. Выведешь его из камеры. Проводишь к своей тачке. И уедешь вместе с ним. Выйдешь из тачки там, где он тебе скажет. И только тогда ты останешься жив. — Вы спятили, — повторил Браун. — Он в камере под охраной. В изоляторе два копа и камеры наблюдения, за мониторами постоянно следит третий. Они… они увидят ошейник. Все в полиции знают про ваши ошейники. Они сразу поймут, что это. — Мне плевать, сука. Захотят жить — отпустят Хили. На ошейнике камера. И телефон. Это он сейчас давит тебе на затылок. Мы будем следить за всем что происходит. Если хоть кто-то дернется, я нажму на кнопку. И всех вас разорвет. — Хили тоже. — Я готов рискнуть. Ты же хочешь жить, сука? Не слышу. — Да, — прохрипел Браун. — Тогда ты сделаешь все, как надо. Приходишь в камеру. Забираешь Хили. Ведешь его к машине. Если кто-то попытается вас остановить, осади его. Твой ошейник увидят все. А все копы хотят жить. Машина остановилась. Кто-то стукнул по металлической стенке кузова. Незнакомый голос произнес: — Мы на месте. Третий. Более молодой голос. Люк Томпсон, 29 лет. Водитель банды. — Если ты попытаешься снять ошейник, ошейник взорвется, — угрожающе процедил главарь. — Он так запрограммирован. Если ты закроешь камеру, и я ничего не буду видеть, я нажимаю на кнопку, и ошейник взорвется. Если ты, сука, пойдешь не туда, то я это увижу. И ошейник взорвется. Если ты будешь говорить копам что-то, что мне не понравится, я это услышу… И что будет? — Ошейник взорвется, — отозвался Браун. — Все правильно, сука. Я буду все видеть и все слышать. И в любой момент нажму на кнопку, если мне что-то не понравится. Мой палец будет на кнопке. Одно неверное действие — и тебе конец. Ты все понял, сука? — Еще как.