– А теперь? – наконец спрашиваю я. – Вы помирились? На этот раз недовольство на другом конце провода отчетливо слышно. – Мы не разговариваем, что делает следующий сеанс семейной терапии… занятным. Я открываю дверь в квартиру, которую делю с двумя соседями, ни одного из которых, похоже, нет на месте. – Мне жаль это слышать. – Мне тоже, – Хейли громко вздыхает. Черт, почему так сложно говорить о том, что произошло между нами? Возможно, дело в сексе, он всегда путает карты. – Чейз, я… – начинает Хейли, но останавливается. – Ты на самом деле думаешь, что вылетишь из университета из-за домашней работы и единственного запоротого экзамена? Оказавшись в своей комнате, я бросаю рюкзак на кровать, прислоняюсь спиной к двери и на мгновение закрываю глаза. – Не знаю. Может, уже вылетел. Моя семья с ума сойдет. Первый Уиттакер, не получивший высшего образования. – Я презрительно фыркаю и тру большим и указательным пальцами переносицу. – Понятия не имею, что делать. Несколько секунд Хейли молчит, и если бы я не слышал, как она дышит, то испугался бы, что связь прервалась. – Кто-то мудрый недавно советовал мне сделать что-то для себя ради разнообразия. Не ради семьи, а ради себя. Не могу удержаться от улыбки, потому что очень хорошо помню тот разговор. Ну что за ирония? – Возможно, этот кто-то был прав? Я знаю, чем хотел бы заниматься, где мечтал бы работать, но это невозможно. Я не могу разочаровать родителей, подвести семью. Поколения Уиттакеров ходили в этот колледж, сидели в этих залах, работали по ночам в мастерских кампуса, день за днем пополняли свое портфолио и сдавали на «отлично» каждый экзамен. Все Уиттакеры стали архитекторами, и только поэтому наша фирма устояла и мы так успешны. Я не могу просто бросить все… И кроме того… – Что насчет тебя? – Я слышу свой вопрос прежде, чем успеваю его обдумать. Это не то, что я на самом деле хочу спросить, но для начала сойдет. Хейли медлит с ответом. – Я не знаю, – едва слышно признается она. – Я хочу… все, что я хочу, недостижимо. Мне надо бы успокоить ее, заверить, что все будет хорошо, но я не успеваю – раздается какой-то шум. – Я должна повесить трубку, – неохотно сообщает Хейли. – Но это было приятно… слышать твой голос. Я закрываю глаза и ругаюсь про себя. – Береги себя, – произношу я, хотя хотел сказать совсем другое. – Ты тоже, Чейз, – и она вешает трубку. Через час мои кулаки пылают. Дыхание сбитое и хриплое. Пот стекает по моей спине, но я не останавливаюсь, не даю себе передышку, а продолжаю боксировать: я бью мешок с песком в фитнес-центре. Сейчас, кажется, это единственное, что помогает мне прийти в себя. Я не жалею, что снова увидел Хейли. Дерьмо, я не жалею ни об одной секунде, проведенной с ней. И, несмотря на все невысказанные вещи, наш сегодняшний телефонный разговор обрадовал меня. Но надолго ли хватит мне этих разговоров? Я скучаю по ней и не могу помочь, даже зная, что у нее проблемы с родителями. Это ад. Проклятый ад. Снова бью по боксерской груше, она опасно раскачивается. Я должен быть острожным, чтобы эта махина не вырубила меня – отвлекся, и будь здоров. – Йо, чувак, – появляется Аарон и встает за грушей, чтобы подержать ее для меня, пока я продолжаю колотить по ней. – Кто испортил твой день? Оставляю ответ на этот вопрос при себе. Несколько раз еще бью по боксерскому мешку, потом тащусь к краю тренировочного зала, где лежат мои вещи. Там я наполовину опустошаю бутылку воды и насухо вытираю полотенцем лицо и руки, прежде чем позволяю себе оглядеться. В это время ничего особенного не происходит, однокурсники приходят в зал вечером после лекций, рано утром или в выходные дни. Во второй половине дня понедельника на тренажерах занимаются всего несколько человек. Аарон тем временем уселся на силовую скамью, в руках у него штанга с приличным весом. Я кладу свои вещи обратно на пол и шагаю за ним к скамейке, чтобы помочь ему, как он помог мне с грушей. – Если я завалю курс по строительной технике, то вылечу, – выдавливает он, высоко поднимая штангу. – Я тоже, – признаюсь я, внимательно следя за его движениями. В случае опасности я должен придержать штангу или помочь ему положить ее обратно в стойку. – Да, но тебя это, похоже, не очень волнует, Уиттакер. Я фыркаю, потому что… да, так и есть. Все было бы намного проще, если бы мне было плевать на родных. Но если бы я даже приложил усилия для того, чтобы меня исключили – то все равно бы стал главным разочарованием семьи. В голове крутится настырная мысль: если я продолжу зубрить билеты к проклятому экзамену и даже сдам его – а профессор Стивенс будет снисходителен и не даст мне завалить социологию, то… у меня не останется никаких причин, чтобы отчислиться. Было бы глупо просто так бросить все спустя три года. Или нет? Черт побери, почему я вообще об этом думаю? Кто-то мудрый посоветовал мне сделать что-то ради себя для разнообразия. Не ради семьи, а ради себя… Слова Хейли приходят мне на ум, и я не знаю, смеяться или проклинать себя за это. Потому что эту тему я проходил бесчисленное количество раз – всегда с одним и тем же результатом: я продолжаю учебу, потому что не хочу никого разочаровывать. А еще я, скорее всего, не хочу признавать, что потратил впустую три года своей жизни. – У нас все получится, – бормочу я, хотя и не слишком убедительно. Аарон скептически поднимает брови. Ага. Он верит мне не больше, чем я сам. По крайней мере, он держит рот на замке и продолжает тренироваться в тишине, и, как только заканчивает со штангой, я возвращаюсь к боксерской груше. Завтра мои руки будут адски болеть, это точно. Я так сосредоточен на ударах по боксерской груше, что даже не замечаю, как летит время. Народа в фитнес-центре не прибавилось, поэтому я замечаю, что Аарон все еще здесь и уже закончил тренировку на мышцы плеч. Меня это устраивает, так мы сможем вернуться к книгам и зубрежке по строительной технике. Я хватаю свои вещи, вытираюсь полотенцем и перебрасываю его через плечо. Я уже почти у двери, когда вдруг слышу крик. Дерьмо, Аарон! Я не думаю, а действую инстинктивно. За несколько шагов я оказываюсь рядом с ним. Он уже встал с тренажера, но стоит рядом, согнувшись, и держится за руку. – Что случилось? – Без понятия, – прищуривается Аарон. – Думаю, потянул плечо. Я осторожно кладу одну руку на его предплечье, другую – на плечо, пытаясь понять, откуда появилась боль. Возможно, у него просто мышечная судорога? Было бы хуже, если бы он вывихнул плечо или порвал сухожилие. – Дай мне знать, если будет больно, – и я начинаю поднимать руку Аарона, слегка поворачивая ее. Парень сдавленно стонет. – Да, конечно. Просто руку нужно немного размять и, уверен, станет луч… Черт, как больно! Он буквально подпрыгивает от боли, держась за руку. Это не очень хорошо. Я пытаюсь найти аптечку. В конце концов, мы находимся в фитнес-центре, здесь, черт возьми, люди иногда получают травмы. Мой взгляд падает на красный чемодан с крестом, спрятанный в углу под скамейкой. Я могу только надеяться, что они хранят в нем не только вещи для оказания первой помощи. Охлаждающие пакеты и эластичные бинты, например, нам бы пригодились. – Жди здесь. Я достаю из аптечки то, что необходимо, и прошу местного тренера принести мне пакеты со льдом. Со всем этим я возвращаюсь к Аарону, он сидит на тренажере, на котором, конечно, не будет тренироваться в ближайшие дни. – Сейчас разберемся, – надеюсь, я звучу успокаивающе. Я заворачиваю пакет со льдом в ткань и прижимаю его к руке Аарона. Честно сказать? Я могу только наложить повязку, которая зафиксирует руку, и отвезти парня в ближайшую больницу. – Черт, где ты этому научился? – Курс парамедиков в армии, – на автомате отвечаю я, сосредоточившись на перевязке. – И еще я работал на добровольной основе в пожарной части и больнице. Аарон присвистывает от удивления, а после смотрит на свою руку и морщится. – Ничего себе… – Лучше пусть посмотрит врач. Это может быть синдром узкого места, сужение сосудов, а также разрыв плечевого сухожилия. С этим нельзя шутить, чувак. Выпей пару таблеток обезболивающего, а затем обратись к врачу. Я отвезу тебя в больницу, если захочешь. Аарон выглядит далеко не счастливым – неудивительно, спортивная травма – полный отстой, – но соглашается со мной. Тренировка для него закончена, и, вполне вероятно, он забудет о зале на ближайшие несколько недель. Только когда я стою под душем в раздевалке и горячая вода смывает пот с моего тела, моя голова снова начинает ясно соображать. До сих пор я действовал инстинктивно и только благодаря Аарону понял, что на самом деле случилось. Я помог ему, позаботился о его руке, будто занимался чем-то подобным каждый день. Когда я думаю об этом, то вспоминаю, как всего несколько недель назад оказал помощь Джону, бармену в баре «У Барни», и отвез его в больницу, потому что надо было наложить шов. В другой день я обработал его колени, когда он сильно упал, играя в баскетбол. Мне было приятно помогать людям. Я чувствовал радость и облегчение, ведь я помог им избавиться от боли. Я никогда этого не замечал, но, видимо, люди доверяют мне, раз обращаются за помощью. Они полагаются на меня. И я не против – мне действительно нравится помогать другим, я даже являюсь контактным лицом некоторых из студентов на случай экстренных ситуаций. Дерьмо. Что, черт возьми, я здесь делаю? И кого обманываю? Вся моя жизнь вращается вокруг того, чтобы помогать другим. В детстве я мечтал стать пожарным – или супергероем – и спасать людей. Даже в армии я не пошел классическим путем, как все мужчины в моей семье, а получил образование парамедика. Я пытаюсь упорядочить хаос в своей голове, но у меня не выходит. Помогать другим – все равно что дышать для меня. Я не думаю об этом, а просто делаю. Нет, не совсем так. Я хочу этим заниматься. Хочу помогать другим. Но как мне помогать людям, сидя за столом в шикарном офисном здании? Я никогда не хотел быть архитектором или работать в семейной фирме. Я скрываю это ото всех, потому что боюсь разочаровать родителей. Но могу ли я и дальше отрицать очевидное? Наверно, это самое глупое, что я могу сделать, потеряв три года в колледже. Три года, которые я уже точно не верну. Не говоря уже о деньгах… Это безумие – думать о том, чтобы что-то изменить, ведь все уже решено, но разве я должен следовать по пути, которого не выбирал? Ты такой идиот. Слова Джаспера проносятся у меня в голове. Зачем ты изучаешь архитектуру, а? Тебе правда это интересно? Фигня! Это не то, чем ты хочешь заниматься, и ты это знаешь! Ты слишком упрям, чтобы признать это. Тогда я не хотел этого понимать, к тому же был чертовски зол на него из-за ситуации с Шарлоттой и того, как халатно Джаспер относился к своей болезни. Я столько раз разочаровывал свою семью, что, конечно, не хотел делать этого еще раз. Но теперь, спустя столько месяцев, я вынужден признать, что Джаспер, возможно, был прав. Мои мысли неизбежно возвращаются к Джасперу, переносятся к Хейли, к ее сестре Кэти. Хейли решила умереть, поэтому целых три месяца жила той жизнью, которую на самом деле хотела. Джаспер знал, что у него нет будущего, и поэтому отталкивал людей. И у Кэти наверняка были планы, но ее больше нет. А я есть, я, черт возьми, могу изменить свою жизнь. И что же я делаю? Ною, что не могу все бросить? К черту это. Я больше не буду притворяться, что архитектура – это то, чего я хочу. Даже если это разочарует семью. Твою мать. При мысли об этом у меня сжимается желудок. Но другого пути я не вижу. Да и если подумать? Это правда дерьмово – не следовать плану, который делает тебя несчастным? Я выключаю душ, одеваюсь, а затем отвожу Аарона в ближайшую больницу. И пока я сижу в зале ожидания, обдумываю, что делать дальше, врачи осматривают его плечо. Глава 24 Хейли