– Три года исполнилось… два месяца назад, как раз тогда, когда мы приехали сюда. Решили отпраздновать годовщину… рядом красивый город, озеро, ну, сам понимаешь. – Три года? Она кивнула: – И он не был моим парнем. Он был моим женихом. Ее ответ поразил меня. – И он уехал? Она снова кивнула. Я понятия не имел, что сказать, и чувствовал себя ужасно из-за того, что затронул эту тему. Совершенно бессмысленно пытаться подловить ее на ответах. Конечно же Таня не имела никакого отношения к убийству Гарриет Люффман. – Я до последнего надеялась на его возвращение, когда он поймет, что до Страсбурга не добраться. Или почему-то еще. – Скупой жест в сторону комнаты. – Но, видимо, вернуться не пришло ему в голову. Меня захлестнула волна ярости: захотелось снова оказаться в вестибюле и со всего размаха ударить того парня кулаком в лицо. – Мне искренне жаль. – Нет, это мне искренне жаль, – произнесла она, рассматривая свои ногти. – Жаль, что потратила впустую последние три года. Вместо того я могла бы спать одна, выходить, куда и когда захочу, есть больше, жить у себя дома, заниматься сексом с кем угодно. Не знаю почему, но я сказал: – Может, ему что-то помешало вернуться. Она посмотрела мне прямо в глаза, будто я совершенно ничего не понял, и ответила: – Надеюсь, ему помешала смерть. День пятьдесят восьмой Я пропустил один день. Ненавижу выпадать из привычного графика, поэтому позвольте объяснить этот перерыв. Недавно я снова начал курить. Я не курил с двадцати четырех лет. Разумеется, именно Надя убедила меня бросить. Ну, как убедила? Попросила бросить курить, и я бросил. Так работали наши отношения. За завтраком я подсел к Аррану. Именно с ним я наметил пообщаться следующим. Он говорит по-английски и всегда выглядит приветливым, несмотря на свой серьезный вид и густые брови. У него почти болезненно бледная кожа, а в темной бороде есть рыжие пряди. Он предложил мне покурить, и сначала я вежливо отказался, но он настоял. – Чего ты боишься? Умереть? – спросил он, раскуривая сигарету. – Я слышал, ты все записываешь, чтобы в будущем люди знали, как мы тут жили. – А ты не боишься, что никто и не вспомнит о тебе? – Неа. Я специально убрался подальше. Мне возвращаться некуда. – Родители? Подружка? – Неа, – последовал ответ таким тоном, словно у него никогда не было родителей. – Был брат, но… он мне тоже никогда не звонил. Мы решили выйти на улицу, чтобы люди не просили сигареты, почувствовав запах дыма. Надев несколько дополнительных слоев одежды, шапки и перчатки, мы отправились посидеть на скамейке около отеля. Признаюсь, мне снова очень понравилось курить. Я уже успел привыкнуть к постоянному ощущению тревоги в моей груди. А сигарета помогла мне расслабиться. За время, что мы просидели на улице, мы выкурили сигареты по три. – Сколько у тебя еще? – поинтересовался я. – Много, – ответил он. – Запасся в аэропорту по дороге сюда. – Чем ты занимался до всего этого? – спросил я, развернувшись к нему, чтобы ему было неудобно читать, что я записываю. – Играл на гитаре, принимал наркотики. Я был в турне. – Он избегал прямого зрительного контакта. – Ничего особенного, всего несколько заведений в разных уголках Европы. Поссорился с вокалистом, а эти долбанутые сфинктеры приняли его сторону, поэтому я украл все их наркотики и однажды ночью сбежал. А телефон выключил. Пошли они все в задницу. Он фыркнул. – Думаешь они выжили? – Не знаю. По чесноку, понимаю, звучит плохо, но мне плевать. Дома я о друзьях забочусь. А на собутыльников мне плевать. Я даже по родителям не скучаю. А вот по друзьям скучаю, эти парни понимали меня. – Говоришь, украл все их наркотики? Ты же не собирался везти их обратно в Великобританию? Он помолчал. – Ну… вряд ли я вообще собирался вернуться. Я решил не спрашивать, что он этим хочет сказать. А он не стал распространяться. Вдалеке я заметил Дилана, Сашу и Петера. Они тащили на брезенте только что убитого оленя к парковке. Я не вызвался на эту охоту не потому, что не умею стрелять, а потому, что другим явно больше нравилась охота, чем мне. Теперь, когда не стало Патрика, вероятно, мне следует больше участвовать в подобных вылазках. – Я и не знал, что в лесу остались олени, – заметил Арран. – Я тоже, – с грустью ответил я. Петер приказал остальным связать копыта оленя и подвесить его на одном из фонарных столбов на парковке. Горло убитого животного было перерезано. И мы с Арраном наблюдали, как вокруг отеля тянется жуткий кровавый след. Туша, наверное, провисит там три-четыре дня. Я перевел разговор на Гарриет Люффман: – Ты, когда приехал, видел в отеле детей? – Ты про ту девчушку, что нашли в баке с водой? Не, не видел. Я вообще не люблю детей. И стараюсь держаться от них подальше. Я рассмеялся: – А почему не любишь? – Из-за одной странной истории. – Такой уж и странной? Ухмыльнувшись, он затянулся дольше обычного. – Когда я был помоложе, мы с приятелями баловались со спиритической доской. Конечно, для нас это была игра, и каждый из нас думал, что остальные притворяются, а закончилось все тем, что мы поговорили с мальчиком, который погиб в автокатастрофе в Австралии. Кто бы он ни был, но он сказал, что я ему не нравлюсь, потому что раньше он переписывался с девушкой, которая была влюблена в меня в школе. Конечно, все подстроили мои дружки. Но с тех пор мне постоянно снится кошмар, что этот жуткий мальчик стоит в углу моей комнаты. Я не ожидал такого ответа и на секунду даже перестал писать: – Да ну? – Да. А самое странное, все девушки, с которыми я встречался, отказывались ночевать у меня дома. Они не могли уснуть от ужаса, что в углу стоит жуткий маленький мальчик. – Он взглянул на меня. – На днях ко мне заходила Томи, хотели немного потусить и все такое, а потом она вдруг села, и знаешь, что сказала? – Что? – Можем ли мы пойти в ее номер, потому что ей показалось, что в углу моей комнаты кто-то есть. Моя ручка зависла над бумагой, я просто не знал, как это записать. По какой-то причине я рассердился на него, но только на мгновение. – Я… я не верю в призраков, – произнес я. – Я тоже, приятель. Понимаешь меня беспокоит другое. Я не понимаю, как все девушки видят одно и то же? – Он нахмурился. – Во всяком случае, вот по этой причине я не люблю детей. Не помню, чтобы видел ту малышку, которую ты нашел на крыше. Забавно, но и кошмарного ребенка-призрака я тоже здесь не видел. Рядом с именем Гарриет я написал: «Похоже, ничего не знает». – Может, этот отель – неподходящее место для детей, живых или мертвых, а? К предыдущей записи я добавил: «Но детей не любит».