— Мила столько пережила, может, не надо? — спросила Надя, беспокоясь за подругу. — Все нормально, Надя, я посмотрю, — и Камилла вместе со следователем удалилась в подсобное помещение. Вернулись они очень быстро. — Да! Да! Да! Это она! Что с ней сделало время?! — Я бы выразился не так, сейчас нас больше интересует, что с ней сделал убийца, зачем и кто он? — поправил ее Григорий и снова позвонил Джузеппе. Джузеппе их всех привез в свой участок и долго выслушивал сложный для его понимания рассказ. — Ой, не понимаю я вас, русских! — вытер он потную шею носовым платком. — То Мила у вас убийца, то кто-то другой… Кто? — Зою Михайловну Мила не могла убить, она все время была с нами, — сказал Григорий, а Надежда кивнула головой. — Еще неизвестно, какое время смерти поставят эксперты. Может, она и появилась в парке, чтобы пришить старушку, а затем случайно натолкнулась на вас. Что она делала в парке? — Гуляла! — огрызнулась Мила. — Я никого не убивала! Я даже не знала, что Зоя Михайловна здесь! Мне они сказали, — кивнула она на Надю с Григорием. — Ты притворялась, — снова гнул свою линию Джузеппе. — Моя подруга не актриса, чтобы так гениально врать, а ветеринарный врач! — вступилась Надя, не выпуская широкую ладонь Григория из своей. — Не волнуйся, Мила, мы используем все шансы, чтобы спасти тебя, — подал голос Григорий, понимая своего итальянского коллегу, что в таком запутанном деле нужны голые факты, и только они. — Что ты сейчас сказал?! Повтори!! — закричала Мила. — Мы поможем тебе, — сказал Гриша. — Нет, не то! Используем шансы… шанс! Ну какая же я дура! Я только сейчас вспомнила, что когда-то говорила мать… вернее, не мать, а сама Зоя Михайловна, пришедшая к нам. Я подслушала их разговор. Зоя тогда была значительно моложе и выглядела шикарно. Она говорила моей маме, что рискнула родить от Кости детей, смотря на Камиллу, то есть на меня. У Камиллы, мол, все хорошо, значит, и ей повезет. Но, мол, Бог был на стороне жены, а не любовницы, и сейчас она расплачивается за свой грех сполна. Старшая дочка выглядит абсолютно нормальной, но при этом она может совершенно бесстрастно резать живую лягушку на мелкие кусочки, а младшая просто ненормальная. Мама решила ей отомстить и не сказала, что я не дочь Константина Михайловича, что эта штучка должна нести свой крест и за все горе, причиненное нашей семье, должна поплатиться. Но Зоя, уходя, сказала, что она не останется с этими монстрами, опасаясь за свою жизнь. Младшенькую она хотела сдать в психушку на пожизненное содержание, что с ней стало потом, мы уже знаем. А старшенькой, которой было три или четыре года, Зоя решила дать шанс. Она отдала ее на удочерение в одну богатую семью, им понравилась очень красивая девочка, и выглядела она вполне нормально. Зоя взяла большой куш и заодно избавилась от обузы — больного ребенка. Она тогда смеялась. «Я даю ей шанс и отдаю в семью по фамилии Шанс!» Все так и было! Я вспомнила! Наверное, после шока и препаратов Анзилотти в моей памяти всплыли давно забытые детские воспоминания! — возликовала Мила. — Шанс?! — оторопела Надя. — Виктория Шанс — дочь твоего отца! Нет, она, конечно, чокнутая… Боже, да она же сейчас в ударе после двух убийств, она теперь не остановится… — Когда я ехал к вам, я видел ее… Виктория направлялась к синьоре Тозини, — побледнел Джузеппе. Глава 26 Антония Тозини в саду поливала свои любимые цветы. На душе у нее было спокойно, хотя… Антонию немного беспокоило настроение единственного сына. Сейчас, когда ее мальчик был готов жениться, стали возникать какие-то препятствия… якобы избранница его не хочет идти за него замуж. Женщина была глубоко уверена, что ее сын — само совершенство, и Антония искренне не понимала, как это кто-то мог не хотеть выйти за него замуж. — Мир сошел с ума! — вслух сказала она, вздохнув. — Это точно! — раздался позади нее звонкий женский голос. Антония Тозини оглянулась и увидела высокую девушку с темными волосами и ярко-синими глазами в дорогой стильной одежде. Антония схватилась за сердце. — Вика, ты?! Ой, напугала! Что ты здесь делаешь? Почему не предупредила, что придешь? Я думала, что ты в своей галерее. То есть я очень рада видеть тебя, но как-то это неожиданно… — развела руками дама. Вика вдруг заулыбалась и, словно одержимая какой-то мыслью, пошла на Антонию. В руке у нее был камень. — Лживая сука! Хочешь единолично пользоваться своим сыном до конца дней своих? Они сейчас настанут! — Что ты? Что ты, Вика? — испугалась Антония и попятилась от незваной гостьи. — Тебе меня не обмануть! Я никогда не сдаюсь! Не думай, что я недостойна Марко, я уничтожила всю свою гнилую семейку, оставив в живых одну сводную сестренку, чтобы она за это ответила. А мне ничего не будет, кроме почета и уважения, ведь я буду Тозини! Я не сумасшедшая! Я оторвалась от них, у меня приемные родители, а если они только откроют рот, я и их уничтожу! Никто об этом не узнает, никто! Эта старая дура приволоклась ко мне, рассказав историю моего рождения и кто был моим отцом. Она говорила, что я не избегну его участи… но она ошибалась! Я вывезла все картины этого психа и уничтожу их вместе с галереей, еще и страховку получу! Какая же я сумасшедшая? Какие приступы бешенства? Я ничего не помню и не знаю! Об этом художнике все забудут вместе с его ненормальными работами, а вместе с этим умрет и тайна моей семьи! Я не такая, как они! Нет! Я видела это ничтожество в психушке, это же овощ! Я не такая, уверяю вас! Я проломила ей голову без тени сожаления, а затем заставила новоиспеченную мамашу рассказать о сумасшествии Милы, тоже дочери моего папаши… вернее, нет! Я не имею к этому никакого отношения! Так ведь?! — грозно надвинулась Виктория на Антонию, которая ровным счетом ничего не поняла из ее путаной и эмоциональной речи. — Дорогая, при чем здесь я? — Ты тоже должна умереть, ты не дашь нам спокойно жить… Марко будет безутешен, но я успокою его, я отделаюсь от всех никчемных людишек, мешающих нашему счастью! — Викочка… — Молчать! — дико закричала Вика. Пожилая женщина бросилась по саду с криками о помощи. Она не помнила, как натолкнулась на девушку с огненными волосами, которая схватила ее и прижала к себе. — Успокойтесь, синьора, все закончилось! Все хорошо! Григорий Степанович тем временем скрутил Вику и надел на нее наручники, Джузеппе с полицейскими уже спешил на помощь. — Все… — Григорий вытер пот со лба, а Надя закрыла лицо руками и заплакала. Все вокзалы, аэропорты пропитаны особым воздухом разлук и встреч… Григорий Степанович в криво застегнутом дождевике стоял напротив Надежды и смотрел на нее, не отрываясь, словно хотел насмотреться на всю оставшуюся жизнь. В руках он мял ремень дорожной сумки. — Значит, улетаешь? — старалась бодро говорить Надежда, но почему-то ее голос предательски дрожал. — Дело закрыто… — Жалко. Я хотела бы видеть тебя на нашей с Марко свадьбе. — Извини, служба… — Григорий прокашлялся. — Простыл? — Нет, просто много курю, — они вели разговор ни о чем. — Почему ты отказался от денег, что предлагал тебе Марко Тозини за спасение его матери? Тебе хватило бы на всю жизнь, — спросила Надежда, разглядывая каждую его морщинку на осунувшемся лице. — То, что я сделал, это моя работа, а взяток я не беру, — ответил Григорий. — Это была не взятка, а вознаграждение! — Мне от твоего Марко ничего не надо! — буркнул Григорий. — Честный? — Да. — Понятно, почему один… — Я честен перед собой и перед людьми, и если говорю, что не смогу обеспечить тебе достойн… — Что это? — вздрогнула Надя, грубо прервав его. — Объявили посадку на рейс до Москвы! Так скоро? — Я пойду? — Подожди еще пять минут! Какой-то ты, Гриша, нескладный! Я за тебя буду переживать! А у тебя на работе стреляют? С тобой может что-то случиться? Ты хоть пиши мне иногда по электронной почте! — зачастила Надежда, вцепившись в его пуговицу на плаще, и так висящую на одной нитке. — Что ты? — взял ее холодные руки в свои широкие теплые ладони Григорий. — Ты прямо как мать родная! Не надо за меня так волноваться, я уж проживу как-нибудь… Никто за меня так не беспокоился, — решил он обратить все в шутку, так как понимал, что Надя находится на грани истерики. — Гриша, ну почему ты словно одинокий волк? Ты же красивый мужчина и молодой еще! — непонятно кого она пыталась убедить в этом, спрашивала или констатировала. — Так получилось, — пожал он плечами, — наверное, я однолюб и просто так пудрить мозги женщине не могу. — Ой, объявили: регистрация на рейс до Москвы заканчивается! — вздрогнула Надя, глядя на него расширившимися от ужаса глазами. — Я слышу! Знаешь, Ситцева, ты не права, говоря, что я не вижу, что ты красивая, умная и порядочная. Я всегда это видел и боялся себе в этом признаться, а теперь уже слишком поздно… — Почему же ты не позовешь меня с собой?! — воскликнула Надя. — Больше всего на свете хочу этого, сердце хочет, но холодная голова следователя говорит совсем другое. Я не имею права, Ситцева, портить тебе жизнь. Ты вытянула счастливый билет, и ты это заслужила! Прощай! Григорий повернулся и пошел туда, где заканчивалась регистрация. Надя догнала его и повисла на шее, он поцеловал ее, затем отстранился и сказал: — Будь счастлива! Сквозь слезы Надя видела, как Григорий Степанович уходит от нее своей размашистой походкой в мятом плаще, не оглядываясь. Самый нелепый человек на свете, романтичный и честный следователь, скрывавшийся за напускной грубостью. Надя открыла свою ладонь и увидела пуговицу от его плаща, которую она все-таки оторвала. Чтобы не разрыдаться, она быстро развернулась и почти побежала к автостоянке, где ее ждал «Мерседес» Марко Тозини. Надю обожала его мать, в нее был влюблен он сам. Надя имела все шансы стать принцессой империи «Тозини». Обеспечить будущее своей дочери, нарожать Марко кучу детишек… Надя все это могла и собиралась сделать, в душе понимая, что для нее рай на земле ассоциируется не с красавцем миллионером Марко Тозини, а с грубоватым следователем из России. Как-то поздно они распознали свои чувства, и не надо делать друг другу еще больнее, Григорий был прав….