– Конечно. А чего делать-то надо? – Пока сама не знаю… Нужно бы встретиться с Танькой… – Я ей звонила. Домой. Мобильный она сменила. Трубку сняла какая-то баба и попросила представиться, а когда я назвалась, меня вежливо послали. А я, между прочим, хотела ей рассказать, какая беда с тобой приключилась. Боюсь, подругу ты потеряла… – Ты хорошо помнишь наш разговор с Димычем накануне убийства? – задала я вопрос. – Не очень, то есть мне казалось, что отлично помню, но когда в полиции меня допрашивали, то и дело лезли с уточнением. В общем, у меня сложилось впечатление, что Димыч был чем-то озадачен, и это связано с Ольгой, то есть с ее похищением. Именно так они и записали. Он ведь действительно ничего особенного нам не говорил… – Мне кое-что сказал по телефону, на следующий день. Что-то вроде: она ничего не знает. – Кто она? – Понятия не имею, хотя, по логике, речь должна идти о Таньке, – вздохнула я. – Или нет? – Ну… и чего она не знает? Я вновь вздохнула. Подобие ответа копошилось в сознании: ничего не знает о неблаговидной роли Протасова? Ведь о нем мы как раз беседовали накануне. Но об этом пока Светке лучше помалкивать. С полчаса мы без всякого толка обсуждали загадочные слова Димки, напоследок Светка посоветовала мне «держаться», и я пообещала, не совсем понимая, что она имеет в виду. Возникло впечатление, что она об этом осведомлена даже меньше, чем я. Отбросив мобильный в сторону, я вновь предалась гаданию на кофейной гуще. В квартире между тем царила тишина. Интересно, чем занят Платон Сергеевич? Уточнять не захотелось. Я поворочалась немного, устраиваясь поудобнее, и решила отправиться в объятия морфея. И тут же усмехнулась. Верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Еще немного, и я начну вставлять цитатки при каждом удобном случае. Хотя сие затруднительно: память у меня девичья, великих я не читаю, а из стихов помню лишь те, что были в школьной программе, да и то не очень хорошо. Начну цитировать и непременно перевру… Платон Сергеевич тряс меня за плечи, склонив голову почти к самому моему лицу. – Пора, красавица, проснись, – с улыбкой произнес он, когда я открыла глаза и буркнула: – Чтоб тебя… – Грубость девушку не красит, – сказал он и добавил: – Если мы теперь практически жених и невеста, тебе следует быть повежливей и демонстрировать свои лучшие качества. По крайней мере, до бракосочетания. Все разумные девушки именно так и поступают. – Разумные девушки с типами вроде тебя не связываются… – Я села, потерла лицо ладонями и уставилась на него. В комнате горел ночник, часы на мобильном показывали половину третьего. – У тебя есть пятнадцать минут, чтобы собраться. Сам Платон Сергеевич был в темной водолазке, ветровке и джинсах, черных. На ногах кроссовки. – Не хватает шапочки с ушками и плаща, – сказала я, разглядывая его. – А так вылитый Бэтмен. – Следовало ожидать, что ты любительница комиксов, – скривился он. – У тебя найдется костюм кошки? – С какой стати ты разбудил меня среди ночи? – игнорируя его вопрос, задала я свой. – А наш договор? Поторопитесь, мисс, нас ждут великие свершения. – Тюрьма нас ждет, прости господи, если ты не оставишь своей глупой затеи. – Тюрьма нам обеспечена, если на диване лежать. – Это кровать. – Тоже не очень хорошо. Пятнадцать минут, – сурово напомнил он и покинул комнату. Я прошла в ванную, почистила зубы и умылась. Взглянув в зеркало, скроила рожу и рукой махнула. А потом провела краткую ревизию своих вещей. Собираясь сюда, я, должно быть, подсознательно чувствовала, что спокойной жизни мне не светит, потому что джинсы и темная футболка лежали сверху бельевой стопки, точно нарочно приготовленные. А туфли на каблуках сменили балетки. Поспешно одевшись и предпочитая не думать о том, что меня ждет, я вышла из комнаты. Платон Сергеевич пасся в холле, махнул мне рукой, предлагая пошевеливаться, и открыл входную дверь. – А где труп? – прошептала я, оказавшись вслед за ним на лестничной клетке. Вместо ответа он продемонстрировал мне кулак. Я расценила это как призыв заткнуться и пожала плечами, теряясь в догадках. Осторожно ступая, точно по минному полю, Платон Сергеевич скользнул к соседней двери, достал из кармана ключи и вставил в замок. Дверь открылась практически бесшумно. Он вошел в темную прихожую, я замерла на месте. Он вопросительно посмотрел, я, само собой, головой покачала и шепотом напомнила: – Я держу дверь. И только. За это ты берешь меня замуж. Может, соглашение невыгодное, но ты его сам предложил. Он дважды моргнул, таращась на меня, потом, не говоря ни слова, скрылся с глаз долой в чужой квартире. А я осталась возле двери. На лестничной клетке только две квартиры, так что разглядывать особо нечего. Лифт вызвал легкое беспокойство, но вряд ли кто поднимется на этот этаж, да и на другие тоже: время самое неподходящее. Хотя… Значит, он спрятал труп в жилище соседа… Они, должно быть, приятели, если у Протасова есть ключи… Я свои больше никогда никому не доверю. До чего только не додумаются некоторые, чтобы осложнить тебе и без того нелегкую жизнь. Тут я услышала осторожные шаги, а вскоре очам моим предстал Платон Сергеевич, на плече он держал ковер, скатанный в рулон. Только я хотела спросить: какого лешего он ему понадобился, как начала размазываться по стенке, сообразив, что в этом самом ковре. На лице Протасова отобразилось страдание, ноша, судя по всему, была тяжела. Я зажмурилась и совсем было решила смыться, наплевав на договор, но Платон Сергеевич шикнул: – Запри дверь, – и сунул мне в руки ключи. Я машинально их взяла и дверь заперла. За это время Протасов успел вызвать лифт, вошел в него вместе со своей жуткой ношей и оттуда нетерпеливо на меня поглядывал. Дивясь на себя все больше и больше, я последовала за ним. Он нажал кнопку с буквой «Р» и, глядя куда-то вверх, принялся насвистывать. – Больной на всю голову, – прошипела я, имея в виду затею в целом. – Я нервы успокаиваю, – обиделся он. Лифт остановился, мы оказались перед дверью, ведущей в паркинг. – Брелок на ключе, – кивнул Протасов. Дрожащей рукой я приложила брелок к считывающему устройству и распахнула дверь, пропуская Платона Сергеевича вперед. Его машина стояла всего в нескольких метрах от входа. Это я сочла большой удачей. Кстати сказать, паркинг был огромный, подо всем домом и огороженный двором, а в доме подъездов семь, не меньше. В плане дом представлял пятиугольник. Очень неплохой домик… В каждом подъезде охрана… Тут до меня дошло, что охрана в паркинге тоже должна быть. Я завертела головой и на бетонном столбе в нескольких метрах от себя увидела видеокамеру. Платон Сергеевич в это время деловито укладывал труп в багажник. Если мне и светит замужество, то происходить бракосочетание будет в тюрьме. – Идиот, – зашипела я, подскакивая к нему. Он взглянул укоризненно, захлопнул багажник и сказал: – Садись в машину. – А как у тебя со зрением? – мягонько так спросила я, пытаясь унять бушевавший в душе ураган. – Ты камеру имеешь в виду? – догадался он, сел в машину и распахнул дверь с противоположенной стороны, что можно было расценить как повторное приглашение к нему присоединиться. Я плюхнулась на сиденье рядом с ним, а он спокойно продолжил: – На камере мою машину не увидишь, так что не трать зря нервы. Я отлично в этом разбираюсь. Открыв свою первую фирму, я как раз занимался охранными системами. По первому образованию я – технарь, – добавил он не без гордости. – А по второму? – Юрист. – Ага, – кивнула я. – Значит, ты примерно представляешь, сколько нам дадут за все это. – Не каркай, – ответил Протасов, на сей раз обойдясь без подходящей цитатки, и завел машину. Мы направились к выезду, на цементном полу я увидела белую стрелу, указывающую направление, а вскоре смогла увидеть еще кое-что: будку охранника рядом с автоматическими воротами. Охранник дремал, откинувшись в кресле, но, заслышав шум мотора, принял вертикальное положение и кивнул нам. – А что ты насчет этого скажешь? – чувствуя, что запросто могу грохнуться в обморок, спросила я. – Ты наслал на него чары, и он видит совсем другую машину? – Чары – это суеверия. – Прекрасно. И как мы объясним, куда попёрлись среди ночи? – В монастырь. – Мужской? – Не уверен. Ты была когда-нибудь в Свято-Преображенском монастыре? – Нет, – покачала я головой, одновременно прикидывая, а не спятил ли Платон Сергеевич. Или он грехи решил замаливать? Своевременно. – У тебя есть уникальная возможность его посетить. Приложиться к чудотворной иконе Богородицы… – Приложиться я не против. А какое чудо ты имеешь в виду? На воскресение я бы все-таки рассчитывать не стала. – А очень бы пригодилось, – вздохнул Протасов. – До монастыря почти двести километров, я в Интернете посмотрел. Служба начинается рано, так что вполне естественно, что мы выехали затемно. – Это наше алиби? – наконец-то дошло до меня. – А от трупа ты собираешься избавиться по дороге? – Я уже сказал: избавляться от него никак нельзя. – Ага. Мы его с собой возить будем? На это замечание Протасов предпочел не отвечать. «Господи! – мысленно взмолилась я. – Если этот дурдом наконец закончится и я не окажусь в тюрьме…» Ничего толкового пообещать господу я не успела, потому что на ближайшем светофоре Платон Сергеевич свернул налево, а надо бы направо, если собирался покинуть город. Должно быть, шифруется, решила я и стала смотреть в окно, в тщетной надежде немного успокоиться. Улицы были пустынны, небо затянуто тучами, день обещал быть пасмурным.