Глава 9 Видимо, я уснул в кресле. Когда проснулся, солнце уже ушло. Поверхность моря покрыта волнистыми линиями, периодически подкатывающимися к скалам. Деревья скрипят, а ветви шелестят листвой. Мне холодно, я подавлен и скучаю по Ставангеру и своей комнате. Надеваю ботинки и выхожу, направляясь в главное здание. Уже почти выйдя из-за деревьев, растущих между лодочным домиком и основным участком, я неожиданно вижу Миллу в ее кабинете. Она склонилась над столом, лицом вниз, руки вытянуты вперед. Глаза широко раскрыты, а рот открывается и закрывается, словно в припадке. Я делаю шаг из тени деревьев и вижу человека, стоящего за Миллой. Он тянет ее за волосы, держит несколько секунд и отпускает, она падает на стол. Выражение лица Миллы меняется с внезапного страха на экстаз. Как только он снова поднимает ее, на ней рвется блузка, и одна грудь выпадает. Йоаким хватает ее свободной рукой и сжимает. Вдруг Милла смотрит как будто прямо на меня. Йоаким выпускает грудь и хватает ее за горло. Милла широко раскрывает рот, тело напрягается. Прямо перед тем, как она уже вот-вот потеряет сознание, Йоаким отпускает ее горло. Он крепко держит ее за волосы другой рукой, так что Милла висит, склонившись над письменным столом. Только теперь я понимаю, что она смотрит не на меня, а сквозь, в темноту за мной. Вскоре Йоаким разжимает руку, и Милла с тяжестью падает обратно на стол, а Йоаким отходит назад, в тень. Я стою еще некоторое время, пока наконец не направляюсь к дому. Через стеклянную дверь в пристройку я снова вижу Миллу. Она занята, застегивая блузку, и отворачивается, увидев меня. – Вам что-нибудь нужно? – Йоаким проводит рукой по тонким осветленным волосам, появившись в дверном проеме. – Чемодан, – отвечаю я. – Я забыл его в коридоре. – Подождите здесь. – Он исчезает за дверью в кухню. Я делаю шаг в сторону пристройки, но останавливаюсь, увидев Миллу за стеклянной дверью. Она опускает шторы, и я слышу щелчок замка. Вскоре возвращается Йоаким с моим чемоданом. – Извините, – начинаю я. – Я не хотел… – Вы все не знаете, какая она. Что ей нужно. – И что же ей нужно? – спрашиваю я, когда мы достигаем деревьев между главным зданием и лодочным домиком. Йоаким останавливается передо мной и взбирается на пригорок, чтобы стать почти одного со мной роста. Он улыбается. Его зубы светятся в полумраке. – Терять контроль. Он качает головой, когда я ничего не говорю в ответ. Затем сходит с пригорка и продолжает. – Таким как Милла, требуется особый тип människa[11]. Особый тип мужчины, не… – Да, я понял, – отвечаю я. – Не такой, как я. Йоаким молча продолжает шагать между деревьями. – Или Роберт, – заканчиваю я. – Что? Он останавливается. На этот раз не нашлось холмика, на который можно было бы встать, поэтому он отступает на шаг назад, как будто это поможет уменьшить разницу в росте. – Vas sa du?[12] – Вы сказали во множественном числе. «Вы все» не понимаете, какая она. Я предполагаю, что вы имели в виду таких, как я и Роберт? – Я сразу же понял, что за тип был Роберт. Насквозь его разглядел. – Выходит, вы неплохо разбираетесь в людях? – Дружище, боюсь, вы пробудете здесь недостаточно долго, чтобы выяснить это. Вот. – Йоаким опускает чемодан на землю между нами. – Дальше доберетесь сами, – говорит он и направляется обратно к дому. Глава 10 На следующее утро за завтраком мы с Йоакимом не обменялись ни словом, только краткими взглядами и рукопожатием в коридоре перед нашим с Миллой отъездом. – Вот мы и остались вдвоем, – говорит Милла, когда мы садимся в ее машину, чтобы ехать в Хёнефосс. – Да. – Я сжимаю руль. Я не водил машину с тех пор, как у меня отобрали права более трех лет назад, но не успел рассказать это Милле, когда она дала мне ключи после завтрака. – Раньше я обожала путешествовать, – Милла поворачивается ко мне и улыбается. – По мировым книжным ярмаркам, на шоппинг и на выходные в большие города. – Расскажите о вашей книге. – Я уже решил, что мне нравится голос Миллы. Мягкий и зрелый, он не заполняет все окружающее пространство. Мне показалось, что Милла не из тех людей, кто требует всеобъемлющего внимания во время своей речи. Достаточно того, что ты здесь, и слушаешь так, как удобно тебе. – Речь пойдет о младшей дочери Августа Мугабе, – начинает Милла. Асфальтовая дорога змеей ползет через старый лес и голые злаковые поля под серой крышкой неба. – Я хочу показать читателям Мугабе, каким он был до встречи с Йертруд. Из тех времен, когда он был с женщиной, от которой у него ребенок. Но она не захотела быть с ним и забрала ребенка, бросив Мугабе до того, как он успел сделать ей предложение. – Интересно, – бормочу я. – Думаю, я бы хотела сделать его немного похожим на вас, – Милла поворачивается ко мне, и улыбка сползает с ее лица, когда она смотрит на изуродованную сторону моего лица в ожидании реакции. – А? – спрашиваю я, не отрывая взгляд от дороги. – Более молодую версию, конечно. – Милла слегка смеется. – Короткостриженый, с глазами серыми, как эти тучи. – Она хихикает. – Так я представляю ваши глаза. До того, как их поглотила серьезность. – До шрамов? Ее взгляд останавливается на рваных бороздах на моем лице. – Мне нравятся шрамы, – говорит она и протягивает руку, так что кончики ее пальцев слегка касаются линии повреждения. – И те, которые могут увидеть все, и те, что внутри. – Я бы с удовольствием избежал большинства из них, – сухо отвечаю я. – О? – она отводит руку. – Каких? – Камилла, жена Роберта, – начинаю я и вижу, как взгляд Миллы становится жестче, она как будто отдаляется. – Вы ее знали? – Едва. – Милла отворачивается к окну. – Мы видели Камиллу несколько раз, Роберт привозил ее с собой в загородный дом в Тьёме, но я не могу сказать, что знала ее. – Вы говорили, она жить без него не могла. – Да. Роберт тогда только съехал. Нашел квартиру. Он был хорошим мужем, не из тех, кто просто сбегает, когда жена заболевает. Вы не должны так думать. Он старался изо всех сил. Но в конце концов не выдержал. Он сказал, что не может оставаться там в ожидании ее смерти. Это было бы несправедливо для них обоих. – она почти что прижимается к стеклу, словно пытается сфокусироваться на чем-то между деревьев. – Она хотела забрать его с собой в потусторонний мир. Играть в карты и пить чай с духами? – хмыкаю я. – Не говорите так. – Я вижу, как ее рот искривляется. – Простите, – бормочу я, когда мы проезжаем мимо небольшой промышленной зоны с мокрыми краями обочин и травой, припудренной серым слоем асфальтовой пыли. – У нас с Робертом была игра, – вдруг начинает Милла, слегка прислоняя голову к стеклу. Большие земельные угодья, только что засеянные поля появляются справа, в окружении отдельно стоящих ферм с сараями, постройками, агротехникой, силосными башнями и то тут, то там сложены по краям распоротые тракторные яйца[13]с торчащим нутром. – Игра «А что если?», так мы ее называли. Мы просматривали информацию и прокручивали в голове, искали, что можно было бы использовать для сюжета книги. – Август Мугабе тоже ищет двух пропавших из детдома девочек? – Нет. Он ищет свою дочь. Она исчезла, когда ей было семнадцать. В то время Август встретил Йертруд. Август не знал дочь, ее мать запретила ему общаться с ней, но Август следил за ней некоторое время, не осмеливаясь подойти. И когда он наконец был готов сделать шаг навстречу и познакомиться, она пропала. События последней книги будут происходить в двух временных отрезках, в одном Август моложе, тогда его дочка и исчезла, и второй сейчас, двадцать лет спустя, когда он возобновляет поиски. – Он найдет ее? – Запах весны и свежевскопанной земли просачивается сквозь вентиляционные фильтры машины. Милла поворачивается ко мне и изображает подобие улыбки. – Я еще не решила, чем закончится книга. – Значит, никто ничего не слышал о девочках уже почти семь месяцев, – я сменяю тему и убавляю кондиционер. – Малообещающе. – Вы думаете, они мертвы? – В ее голосе тут же появляются резкие нотки. – А это играет какую-то роль? Она снова смотрит на меня. – Да. – Почему? Она останавливает взгляд на изборожденной шрамами стороне моего лица. – Расскажите мне о ней, о той женщине, которая по вашей вине погибла в автомобильной аварии. Вы ее любили? Я качаю головой. – Я больше о ней не думаю, – отвечаю я, хоть это и чудовищная ложь. Полгода назад я пытался переправиться к Фрей, но ничего не вышло. Шесть месяцев с тех пор, как я видел, касался или ощущал ее холод на своей коже, но это не значит, что я перестал о ней думать. Время идет, а тоска не ржавеет и не увядает. Стремление к смерти приносит боль, и нужны лекарства, чтобы ее унять, пока вы стремитесь все ниже и ниже по спирали. Бывали дни, когда в поздние ночные часы в моей комнате я представлял себе, пытался найти вход в спираль, но не успевал дойти туда до того, как утренний свет начинал пробиваться сквозь шерстяной плед на окнах гостиной. Ульф говорит, это знак того, что мне становится лучше, хотя я сам думаю, дело в нехватке правильной мотивации.