— Мэтт Петерсен был без перчаток. В противном случае мы не нашли бы его отпечатков на теле Лори Петерсен. — Если убийца — Мэтт, — уверенно произнес Марино, — ему незачем волноваться, что в его же собственном доме найдут его отпечатки. Уверен, что их там полно. — Марино помолчал. — Если. Мы, черт побери, только ищем преступника. Мэтт может оказаться убийцей. А может и не оказаться им — на нем свет клином не сошелся. Черт меня подери, если я знаю, кто на самом деле замочил его жену. Перед моими глазами возникло лицо из сна — белое, расплывчатое. Солнце пекло нещадно, но меня начал бить озноб. Марино продолжал: — Остальное нетрудно представить. Я ее не спугну. Я подкрадусь тихо и незаметно. Она проснется, когда я опущу ладонь ей на рот и приставлю к горлу нож. Пистолета у меня, скорее всего, нет — а то вдруг она начнет сопротивляться, выхватит его, выстрелит в меня, или я, чего доброго, застрелю ее, а она мне нужна живой. Для меня это крайне важно. Я все распланировал и должен действовать по сценарию — иначе какой интерес? К тому же выстрел могут услышать соседи — тогда они вызовут полицию. — Вы будете разговаривать с жертвой? — спросила я, кашлянув. — Да — я вполголоса велю ей молчать — иначе прирежу. И буду периодически ей об этом напоминать. — А еще что-нибудь вы ей скажете? — Думаю, нет. Марино завел мотор и развернул машину. Я бросила последний взгляд на дом, где произошло то, о чем сержант только что подробно мне рассказал, — по крайней мере, я думала, что именно так, как он описывал, все и было. Я настолько ясно представляла себе каждое движение маньяка, словно видела его собственными глазами, словно это была не игра воображения, а откровения преступника — его хладнокровное, без тени раскаяния, признание. А Марино-то, оказывается, не такой, как я о нем думала! Он вовсе не тупица, да и не дурак. Никогда еще я не испытывала к нему столь сильной антипатии. Мы ехали на восток. Заходящее солнце запуталось в листве. Час пик был в разгаре. На какое-то время мы застряли в пробке. Чуть ли не вплотную к нам прижимались машины с мужчинами и женщинами, спешащими с работы домой. Я смотрела на них и чувствовала себя совершенно иной, отстранившейся от их забот. Эти люди думали об ужине, о каких-нибудь отбивных на гриле, о детях, о любовниках, с которыми вот-вот встретятся, или о том, что произошло за день. Марино снова заговорил. — За две недели до убийства Бренде Степп была доставлена посылка. Мы уже проверили посыльного. Подходит! Незадолго до этого в доме побывал сантехник. И он тоже подходит. Даже подозрительно, насколько все просто. Сейчас мы пришли к выводу, что преступником может быть какой-нибудь тип, занятый в сфере обслуживания — тот же посыльный, например. И он задушил всех четырех женщин. А вообще-то эти убийства сложно привести к общему знаменателю. Хоть бы что-нибудь совпадало! Профессии жертв, на худой конец. Бренда Степп преподавала в пятом классе Квинтонской начальной школы. Жила неподалеку. Она переехала в Ричмонд пять лет назад. Недавно расторгла помолвку с тренером футбольной команды. Бренда была рыжеволосая, пышнотелая, живая, веселая. По свидетельствам подруг-учительниц и бывшего жениха, она ежедневно бегала трусцой, не употребляла алкоголь и не курила. Я знала о Бренде, пожалуй, больше, чем ее родные, оставшиеся в штате Джорджия. Она была баптисткой, посещала все воскресные службы и ужины по средам. Бренда хорошо играла на гитаре и руководила детским церковным хором. В колледже ее специализацией был английский язык, его она и преподавала в школе. Помимо бега трусцой, Бренда любила читать. Выяснилось, что перед тем, как погасить свет в тот роковой вечер, она читала Дорис Беттс. — Мне тут пришло в голову, — произнес Марино, — что, возможно, есть некая связь между Лори Петерсен и Брендой Степп. Я на днях узнал, что Бренда два месяца назад была на приеме в больнице, где практиковалась Лори. — Неужели? По какому поводу? — Да так, ерунда. Ударилась головой, когда давала задний ход, — был вечер, темно. Сама вызвала полицию, сказала, что у нее кружится голова. За ней приехала «скорая». В госпитале Бренда провела часа три — пока обследовали, пока сделали рентген. Ничего серьезного не обнаружили. — А Лори Петерсен в тот день работала? — Вот это-то самое интересное. Может, единственная зацепка на сегодняшний день. Я проверил у заведующего. Да, была смена Лори Петерсен. Я сейчас опрашиваю всех, кто в тот вечер мог видеть Бренду и Лори, — санитаров, врачей, уборщиц. Пока ничего, кроме одной нелепой мысли: эти женщины могли встретиться, не подозревая, что через каких-нибудь два месяца вы и ваш покорный слуга будем обсуждать их убийства. Меня словно током ударило. — А Мэтт Петерсен мог быть в тот вечер в больнице? Вдруг заскочил проведать жену? Оказывается, Марино и это успел выяснить. — Он утверждает, что был в Шарлотсвилле. Это случилось в среду, где-то в полдесятого — десять вечера. Конечно, больница может быть зацепкой, думала я. Все, кто там работает и имеет доступ к записям, наверняка знали Лори Петерсен. Не исключено, что они и Бренду Степп видели, а ее адрес должен быть в журнале регистрации. Я предложила Марино опросить всех, кто был в больнице в тот вечер, когда Бренде Степп делали рентген. — Их пять тысяч человек, — отвечал Марино. — И единственное, что мы знаем, — подонок, который совершил все четыре убийства, тоже мог лечиться в этой больнице. Я не исключаю эту версию, хотя пока ничего из нее выжать не могу. Половина возможных свидетелей — женщины. Вторая половина — старикашки с инфарктами да парочка турок, которые попали в аварию. Эти последние — точно не маньяки; думаю, они до сих пор не вышли из комы. Народ так и сновал туда-сюда — это по журналу регистрации видно, на странице места живого нет. Вряд ли мне удастся составить полный список всех, кто в ту смену появился в больнице. И уж тем более тех, кто якобы случайно проходил мимо. Может, преступник — этакий стервятник, который высматривает себе жертв в больницах — медсестер, врачей, молодых женщин с незначительными травмами. — Марино передернул плечами. — А может, он посыльный — приносит пациентам цветы. — Вы уже второй раз упомянули цветы, — заметила я. — И посыльных. Сержант снова пожал плечами. — Я знаю, что говорю. В юности мне пришлось одно время работать таким вот посыльным. Кому обычно посылают цветы? Женщинам, конечно. Если б я искал себе жертву, я бы нанялся в фирму по доставке букетов. Я уже жалела, что затронула эту тему. — Кстати, именно так я и познакомился со своей женой. Доставил ей так называемый «букет для возлюбленной» — композицию из белых и красных гвоздик и парочки роз — розы символизировали влюбленных. Это прислал ей один тип, с которым она тогда встречалась. Дело кончилось тем, что я впечатлил ее больше, чем букет, и она дала своему ухажеру отставку — прислал цветочки на свою голову! А было это в Джерси, года за два до того, как я переехал в Нью-Йорк и стал полицейским. Я мысленно зареклась принимать цветы через посыльных. — Просто почему-то вспомнилось. Кем бы ни был убийца, он наверняка работает в сфере услуг. Именно во время работы он выбирает себе жертв. Это ж ясно как божий день. Мы еле-еле проползли Истланд-Молл и повернули направо. Скоро пробка рассосалась. Через Брукфилд Хайтс, или просто Хайтс, как обычно называли один из старейших районов Ричмонда, расположенный на холме, мы просто пролетели. Молодые профессионалы начали осваивать его лет десять назад. Вдоль улиц тянулись ряды домов. Некоторые были полуразрушены или стояли в строительных лесах, другие, уже отреставрированные, радовали глаз изящными коваными балконами и витражами. На севере домов становилось все меньше и меньше; ниже, на склоне холма, виднелись огороженные участки застройки. — Кой-какие домики потянут штук на сто баксов, а то и больше, — заметил Марино, снижая скорость. — Лично мне такой и даром не нужен. Заходил я в пару-тройку таких домов. Очуметь. Нет уж, спасибо, в этом райончике я бы жить не стал. Вдобавок тут куча незамужних женщин. И все больные на голову. Я смотрела на счетчик. Дом Пэтти Льюис оказался ровно в шести целых семи десятых мили от дома Бренды Степп. Районы были настолько не похожи и находились так далеко друг от друга, что как-то состыковать преступления по месту их совершения не представлялось возможным. Правда, тут тоже, как и в районе, где жила Бренда, велись строительные работы, но явно другими компаниями и бригадами. Дом Пэтти Льюис, облицованный коричневым камнем, с витражным окном над красной входной дверью, казалось, стиснули два более высоких дома. Крыша была покрыта шифером, на крыльце красовались кованые свежевыкрашенные перила. Во внутреннем дворике росли высокие магнолии. Я видела фотографии, сделанные полицейскими. Тяжело было смотреть на них и думать, что в этом красивом, стильном доме могло произойти нечто ужасное. Пэтти Льюис продала дом в Шенандоу-Вэли — это и позволило ей поселиться в таком дорогом районе, как Хайтс. Пэтти была писателем. Много лет она безрезультатно посылала свои произведения в разные издательства, пока наконец прошлой весной ее повесть не опубликовал «Харперс». Этой осенью должен выйти роман. Посмертный. Марино напомнил мне, что убийца не изменил своей привычке проникать в дом через окно — на сей раз это было окно спальни, выходившее во двор. — Во-он, на втором этаже, видите? — указал он. — По вашей версии, он взобрался на ближайшую к дому магнолию, оттуда прыгнул на козырек над крыльцом, а потом уж залез в окно? — Это не просто версия, — возразил Марино. — Уверен, что все так и было. Иначе ему не добраться до окна, разве что он лестницу с собой приволок. Влезть на магнолию, с нее на козырек, оттуда в окно — делать нечего, я сам пробовал. Убийце это не составило труда. Все, что ему понадобилось, — стоя на толстой ветке, подтянуться на руках, ухватившись за козырек. Это под силу каждому мужчине, если только он не совсем дохляк, — добавил Марино. В доме Пэтти в потолок была вмонтирована вентиляция, но кондиционеры отсутствовали. По свидетельству подруги, которая жила за городом и время от времени приезжала в гости, Пэтти частенько оставляла окно спальни открытым на всю ночь. Иными словами, ей приходилось выбирать между свежим воздухом и безопасностью. В тот вечер она выбрала свежий воздух. Марино не спеша развернулся, и мы двинулись на северо-восток. Сесиль Тайлер жила в Джинтер-Парк, старейшем спальном районе Ричмонда. На ее улице возвышались громоздкие трехэтажные дома в викторианском стиле. У каждого крыльцо было такой ширины, что по нему можно было кататься на роликах, на крышах красовались башенки, а на карнизах — дентикулы.[16] В садах росли магнолии, дубы и рододендроны. Виноград вился по столбикам на верандах, густо оплетал беседки. Я представила себе темноватые гостиные под подслеповатыми окнами, полинявшие восточные ковры, старинную мебель, лепные потолки, безделушки, занимающие каждый дюйм свободной поверхности. Не хотела бы я здесь жить. У меня в таких домах развивается клаустрофобия — совсем как при виде фикусов или испанского мха, напоминающего гигантскую густую паутину. Сесиль жила в двухэтажном кирпичном, сравнительно скромном доме. Он находился ровно в пяти целых восьми десятых мили от дома Пэтти Льюис. В лучах заходящего солнца шиферная крыша сверкала так, что казалась свинцовой. Жалюзи и двери Сесиль успела зашкурить, но покрасить их ей было не суждено. Убийца проник внутрь через подвальное окно, находящееся за самшитовой изгородью у северного крыла дома — замок, как и все остальное, требовал ремонта. Сесиль была прехорошенькая афроамериканка. Незадолго до гибели она развелась с мужем, зубным врачом, проживающим сейчас в Тайдуотере. Работала секретаршей в агентстве по найму персонала, заканчивала учебу на вечернем отделении — должна была получить диплом менеджера. В последний раз Сесиль видели в прошлую пятницу примерно в десять вечера, часа за три до смерти, как я прикинула. В тот вечер она ужинала с подругой в мексиканском ресторане в своем же районе, оттуда сразу поехала домой. Тело Сесиль обнаружили в субботу днем. Она договорилась с подругой прошвырнуться по магазинам. Та, увидев, что машина Сесиль стоит возле дома, принялась звонить по телефону и в дверь. Сесиль не отвечала. Тогда подруга заволновалась и заглянула в окно спальни, в щель между шторами. Сесиль — обнаженная, связанная, мертвая — лежала на скомканном одеяле. Такое зрелище не забудешь. — А вы знаете, что Бобби — белая? — спросил Марино. — Подруга Сесиль? — Я и забыла, что ее зовут Бобби. — Она самая. Богатенькая сучка, которая нашла тело. Они были не разлей вода. Бобби — сногсшибательная блондинка, ездит на красном «порше», работает моделью. Она постоянно торчала у Сесиль дома, бывало, и ночевать оставалась. Подозреваю, что девчонки были розоватые. Просто не могу отделаться от этой мысли. Ну, я имею в виду, трудно представить, чтобы две такие красотки не могли себе найти нормальных парней. Наверняка у них отбоя не было бы от кавалеров, стоило им только глазом моргнуть. — Не все же кругом озабоченные, — раздраженно ответила я. — Поэтому не думаю, что ваши подозрения обоснованны. Марино усмехнулся. Он снова меня подначивал. — Я это к чему — может, убийца катался по району и заметил, как Бобби поздно вечером выходит из своего «порше». Может, он решил, что она здесь живет. Может, проследил за ней как раз в тот вечер, когда она вздумала заночевать у Сесиль. — Вы считаете, что маньяк убил Сесиль по ошибке? Вместо Бобби? — Я не отметаю эту версию. Бобби, как я уже сказал, белая. Остальные жертвы тоже белые. Несколько минут мы молчали, глядя на дом. Меня тоже смущало отсутствие у маньяка расовых предпочтений. Три белые женщины и одна темнокожая. Почему такой расклад? — И еще одна вещь не дает мне покоя, — произнес Марино. — Такое ощущение, что маньяк рассматривает несколько кандидатур перед каждым убийством. Ну, будто он выбирает, как из меню, и останавливается на том, что может себе позволить. Странно, что каждый раз, когда он выбирает жертву, у нее окно или не заперто, или открыто настежь, или сломано. Мне кажется, что маньяк либо катается по району и высматривает, у кого открыто окно — а это как повезет, — либо у него есть доступ к адресам, и он объезжает несколько домов, возвращается, если надо, пока не найдет подходящий. Мне эта версия показалась неубедительной. — А я думаю, что он выслеживает каждую жертву. Ему нужна не просто женщина, а конкретная женщина. Мне кажется, он следит за домом выбранной жертвы, но не всегда она ночует у себя, и не всегда у нее открыто окно. Возможно, убийца приходит к дому и, если обстоятельства складываются для него благоприятно, нападает. Марино пожал плечами, прикидывая, могу ли я быть права. — Пэтти Льюис убили через несколько недель после Бренды Степп. А за неделю до смерти Пэтти уезжала из Ричмонда к подруге. Пожалуй, маньяк подходил к дому Пэтти в те выходные, но обломался. Может, все так и было, хотя на сто процентов мы не знаем. Сесиль Тайлер он убил через три недели после Пэтти. А Лори Петерсен — ровно через неделю после Сесиль. Может, ему просто повезло — муж забыл запереть окно. Не исключено, что маньяк как-то пересекся с Лори Петерсен за несколько дней до убийства. Не будь у нее открыто окно в прошлые выходные, он явился бы в эти. — Вот именно, выходные, — произнесла я. — Кажется, для него принципиально убивать именно в выходные, причем в ночь с пятницы на субботу. Марино кивнул. — Да, это неспроста. Лично я считаю, что маньяк работает с понедельника по пятницу, а в выходные отрывается по полной. Не исключено, конечно, что он убивает по выходным по какой-то другой причине. Например, ему приятно сознавать, что каждый раз в ночь с пятницы на субботу весь город, а особенно граждане вроде нас с вами, паникуют, как кошка на шоссе.