– О, а нам истина уже известна, – усмехается папа. – Мы хотим другого. Мы хотим правосудия. Дядя Карлос снова вздыхает. – Лиза, чем раньше она поговорит с детективами, тем лучше. Все очень просто. Ей нужно лишь ответить на пару вопросов. И все. Сейчас на адвоката тратиться не стоит. – Карлос, откровенно говоря, мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал, что Старр была там, – говорит мама. – Она очень напугана. И я тоже. Кто знает, что может случиться? – Я понимаю, но, уверяю тебя, мы ее защитим. Ладно, системе вы не верите, но можете поверить хотя бы мне? – Не знаю, – говорит папа. – Это ты нам скажи. – Знаешь что, Мэверик? Ты меня уже достал… – Тогда можешь убираться из моего дома. – Если бы не я и не моя мать, ты бы этот дом своим не называл! – Прекратите! – вмешивается мама. Я переступаю с ноги на ногу, и чертов пол взвизгивает, как сигнализация. Мама оборачивается на скрип и смотрит на меня. – Старр, малыш, ты почему проснулась? Теперь у меня нет выбора – придется идти на кухню. Они втроем сидят за столом: родители в пижамах, а дядя Карлос в спортивных штанах и худи. – Привет, зайчонок, – мягко говорит он. – Это мы тебя разбудили? – Нет, – отвечаю я, усаживаясь рядом с мамой. – Сама проснулась. От кошмаров. Каждый из них одаряет меня сочувственным взглядом, но я сказала это не потому, что хотела сочувствия. Если честно, я его терпеть не могу. – А ты что здесь делаешь? – спрашиваю я, повернувшись к дяде Карлосу. – Секани подхватил кишечный грипп и уговорил меня отвезти его домой. – Твой дядя уже собирается уезжать, – вставляет папа. У дяди Карлоса вздуваются желваки. С тех пор как он стал детективом, его лицо заметно округлилось. У него, как и у мамы, кожа светло-коричневая, «желтая» – как говорит бабуля; а когда он злится, как сейчас, лицо его становится темно-красным. – Я очень сожалею о том, что случилось с Халилем, зайчонок, – вздыхает он. – И как раз объяснял твоим родителям, что детективы хотят задать тебе пару вопросов. – Но если ты не хочешь, то встречаться с ними не обязательно, – встревает папа. – Так, знаешь что… – начинает дядя Карлос, но его перебивает мама. – Хватит. Пожалуйста. – Она переводит взгляд на меня и спрашивает: – Чав, ты хочешь поговорить с копами? Я сглатываю. Я бы хотела сказать «да», но сомневаюсь. С одной стороны, это копы, а не кто попало. А с другой – это копы. И один из них убил Халиля. Но дядя Карлос тоже коп, и он бы не стал просить меня о том, что может мне навредить. – Это поможет нам добиться справедливости? – спрашиваю я. Дядя Карлос кивает: – Конечно. – А Сто-пятнадцать там будет? – Кто? – Тот полицейский, – говорю я. – Я запомнила номер его жетона. – А-а. Нет, его ты не увидишь, обещаю. Все будет хорошо. Дядя Карлос всегда держит слово – и порой его обещания даже крепче, чем родителей. Он никогда не бросает слов на ветер и дает обещания, только если абсолютно в себе уверен. – Ладно, – говорю я. – Я согласна. – Спасибо. Дядя Карлос подходит ко мне и дважды целует в лоб – так он делает с тех самых пор, как начал укладывать меня спать еще в детстве. – Лиз, просто завези ее в понедельник после школы. Много времени это не займет. Мама встает со стула и обнимает его. – Спасибо тебе. А потом провожает в прихожую. – Будь осторожен, ладно? И напиши, когда доедешь до дома. – Да, мэм. Ты прямо как мама, – дразнит он ее. – Ну и ладно. Только чтоб написал, а то… – Хорошо-хорошо. Спокойной ночи. Мама возвращается на кухню, завязывая халат. – Чав, утром вместо церкви мы с папой поедем к мисс Розали. Если хочешь, давай с нами. – Ага, – кивает папа. – Но никакой дядя тебя идти не заставляет. Мама зыркает на него, а потом переводит взгляд на меня. – Так что, Старр, хочешь поехать? Если честно, встретиться с мисс Розали для меня даже труднее, чем разговаривать с копами. Но ради Халиля я должна навестить его бабушку. Может быть, она даже не знает, что он умер у меня на глазах. Но если знает и хочет выяснить, что же случилось на самом деле, у нее на это больше права, чем у любого другого. – Да, я с вами. – Нужно найти ей адвоката до встречи с копами, – замечает папа. – Мэверик. – Мама вздыхает. – Если Карлос говорит, что сейчас это не нужно, значит, не нужно. Я ему доверяю. Плюс я все время буду рядом. – Хорошо, что хоть кто-то ему доверяет, – фыркает папа. – Кстати, скажи, ты и правда опять задумалась о переезде? Мы ведь это уже обсуждали. – Мэверик, я не хочу сейчас об этом говорить. – Разве мы сможем что-нибудь здесь изменить, если… – Мэв-рик! – цедит сквозь зубы мама. Когда она так злится, остается надеяться, что это не ты попался ей под горячую руку. – Я сказала, что не буду это сейчас обсуждать. Она косится на него, ожидая продолжения. Но продолжения нет. – Попробуй заснуть, малыш, – говорит мама и целует меня в щеку, прежде чем уйти в спальню. Папа подходит к холодильнику. – Винограда хочешь? – Угу. Почему вы с дядей Карлосом все время ссоритесь? – Потому что он придурок. – Папа ставит на стол миску белого винограда и садится рядом. – А если серьезно, то я ему никогда не нравился. Он всегда считал, что я плохо влияю на твою маму. Хотя, когда я встретил Лизу, она была та еще бунтарка, как и все девочки из католической школы. – Наверное, он еще сильнее опекал маму, чем Сэвен меня, да? – Не то слово. Карлос вел себя как папаша. Когда меня посадили, он забрал вас всех к себе и не давал нам даже поговорить по телефону. Еще и адвоката по разводу нанял. – Папа улыбается. – Но он так и не смог от меня избавиться. Папа сел в тюрьму, когда мне было три, а вышел, когда исполнилось шесть. Множество моих воспоминаний связано с ним, но в самых ранних воспоминаниях его нет. Первый день в школе, первый выпавший зуб, первый раз на двухколесном велосипеде. В этих воспоминаниях вместо папиного лица – лицо дяди Карлоса. И, мне кажется, ссорятся они на самом деле из-за этого. Папа стучит по красному дереву обеденного стола: тук-тук-тук-тук. – Скоро кошмары пройдут, – говорит он. – Хуже всего в самом начале.