Мэтт улыбнулся: — Теперь я сообразил, куда ты гнешь. — Так почему? — Может, тем самым они отдают дань памяти покойному брату. — Эти твои юристы? — Сингл скроила насмешливую физиономию. — Я тебя умоляю! — Вообще-то, — заметил Мэтт, — они вовсе не против моего присутствия здесь. Такое у меня впечатление. — Все потому, что ты славный парень? — Потому, что я бывший заключенный. Этакая диковина. Сингл кивнула. — Все равно что пригласить на официальный светский прием пару лесбиянок? — Ну, что-то в этом роде, только еще экзотичнее. Я в некотором смысле даже служу своеобразной приманкой. Напившись, все спрашивают меня, дескать, строго между нами, каково это парню из их круга, — тут Мэтт многозначительно приподнял палец, — сидеть в казенном доме. — Да ты у нас просто местная знаменитость! — Как ни странно, да. — И именно поэтому они не выкидывают тебя из этого кабинета? Мэтт пожал плечами. — Наверное, они тебя боятся, — сделала вывод Сингл. — Ты ведь у нас убиваешь людей голыми руками. Он вздохнул и занял свое место за письменным столом. Сингл уселась напротив. — Извини, — промолвила она. Он отмахнулся. — Ну, что там у тебя? Сингл закинула ногу на ногу. Мэтт знал, на мужчин это всегда производит впечатление, и делала она так почти бессознательно. — Скажи мне, пожалуйста, — начала Сингл, — к чему тебе понадобилось выяснять, кто владелец машины с таким номером? Мэтт развел руками: — Неужели снова начнем обсуждать значение термина «личное дело»? — Только в том случае, если ты хочешь знать, что известно мне. — Шантажируешь? Но Мэтт видел: настроена Сингл серьезно. — Думаю, этот человек меня преследует, — произнес Мэтт. — С чего ты взял? — Везде, куда бы я ни поехал, вижу его автомобиль. — Ты случайно это заметил? — Я бы не обратил внимания, но номер машины похож на мои инициалы. — Что? Мэтт объяснил, что три буквы в номере машины почти совпадают с его инициалами, и рассказал о том, как автомобиль умчался прочь, когда он приблизился. Сингл внимательно слушала, а когда Мэтт закончил, спросила: — Как думаешь, зачем Чарльзу Тэлли преследовать тебя? — Не знаю. — Ну хоть какие-нибудь соображения есть? Он не ответил. Что толку гадать? — Тэлли отсидел срок, — сказала Сингл. Мэтт хотел добавить: «Как и я», но поборол искушение. Отсидеть срок, стоящий внимания Сингл, — это что-то да значит. Правда, в случае с ним, Мэттом, то было скорее исключение из общего правила. Ему не нравился подобный ход мыслей Сингл. Разве и Лэнс Баннер не выказал тот же предрассудок? Однако с реальностью не поспоришь. — За нападение на человека, — продолжала Сингл. — С использованием кастета. Правда, тот несчастный остался жив, но мозги превратились в кашу, так что лучше бы умер. Было бы милосерднее. — И сколько он получил? — Восемь лет. — Большой срок. — У него и раньше имелись приводы. Тэлли был далеко не образцовым заключенным. Мэтт пытался сообразить, почему этот тип преследует его. — Хочешь посмотреть, как он выглядит? — У тебя есть снимок? — Да, из дела. Сегодня Сингл была в синем блейзере и джинсах. Она полезла во внутренний карман, достала фотографии, выложила на стол перед Мэттом. Но как… Он знал, что она смотрит на него, наблюдает за реакцией, и пытался скрыть ее, но не сумел. Увидев два небольших снимка — один классический анфас, другой в профиль, — Мэтт едва не задохнулся. Вцепился в край стола. Ощущение было такое, будто он падает в пропасть. — Так ты его узнал, — заметила Сингл. Он узнал. Та же ухмылка. Те же иссиня-черные волосы. Чарльз Тэлли — именно этого мужчину видел он на экране своего мобильного телефона. Глава 13 Лорен Мьюз совершила путешествие в машине времени. То было возвращение в школу Святой Маргариты, ее альма-матер, со всеми положенными в таких случаях клише: коридоры казались у́же, потолки — ниже, шкафчики — не такими вместительными, преподаватели — меньше ростом. Впрочем, все остальное не претерпело больших изменений. Едва войдя, Лорен словно попала во временной портал. Ощутила, как ноет в животе от волнения, почувствовала неуверенность в себе, стремление снискать одобрение и одновременно взбунтоваться. Она постучала в кабинет матери Катерины. — Войдите. В кабинете сидела молоденькая девушка в школьной форме, такой же, какую в свое время носила Лорен: белая блуза, юбка из ткани «шотландка». Господи, как же Лорен ненавидела эту форму! Девушка сидела, низко опустив голову, очевидно, мать настоятельница за что-то отчитывала ее. Жесткие тонкие пряди волос свисали ей на лицо, скрывая его, точно занавес из бусин. — Можешь идти, Карла, — сказала мать Катерина. Съежившись и понурив голову, девушка поднялась и двинулась к двери. Лорен ободряюще кивнула ей, когда Карла прошла мимо: дескать, сочувствую тебе, сестра. Карла не подняла на нее глаз. Вышла, тихо притворив за собой дверь. Мать Катерина наблюдала за этой сценой с насмешливо-невозмутимым выражением лица, словно прочла мысли Лорен. На столе у нее лежала горка браслетов разных цветов. Лорен указала на них, и полуулыбка тотчас увяла на губах монахини. — Это браслеты Карлы? — спросила Лорен. — Да. «Недопустимые нарушения во внешнем облике и одежде», — вспомнила Лорен формулировку и едва сдержалась, чтобы не покачать головой. Да, здесь ничего не изменилось.