— Детей нет и не будет, — продолжала я более трагическим голосом. — Просто я хотела бы узнать фамилию этой стервы до замужества… Потому что, если это Крайнова… Я вас очень прошу, позвольте мне заглянуть в ваш журнал двухлетней давности… Это очень для меня важно… Я не первый раз несла людям подобную чушь. Главное, когда ты стремишься к цели — особенно если цель благородная, — создать у твоего слушателя впечатление, что ты говоришь вполне ясные, даже элементарные вещи, которые поймет и ребенок, но при этом пороть самую настоящую чепуху. Если же еще постараться пустить слезу, то дело, считай, в кармане. Девственница, обрадованная возможностью отомстить кому-то и, судя по всему, вообще склонная к гаденьким авантюрам, бухнула на стол два пухлых журнала. — Только это… Если кто придет, то сразу смотрите в окно, хорошо? Я удивленно пожала плечами. — Хорошо. Я искала дату регистрации Липкиных. А пришла именно в этот загс, потому что, разбирая их вещи, наткнулась на альбом со свадебными фотографиями. Трудно было не определить, в каком именно загсе они регистрировались. И я нашла эту драгоценную запись. Вот она, девичья фамилия Эммы. Дымкова. Я поблагодарила сердобольную работницу загса и, не дав ей опомниться, выбежала на улицу. Села в машину и помчалась к первому же ближайшему телефону-автомату. Я хотела позвонить одному знакомому, который был мне очень обязан. Он мог в течение пяти минут назвать мне все адреса и места проживания Эммы Дымковой с точностью до дня свадьбы. Но его телефон молчал. Мне ничего не оставалось, как переключить свое внимание на что-то другое. И этим другим у меня была встреча с Фионовым. Кроме того, у Алины должны быть сведения о том, где он находился в день убийства с десяти до четырнадцати часов. То есть есть ли у него алиби? И я поехала к Алине в «Феникс». Первое впечатление — Алина растерянна. — Что это с тобой? Что случилось? — Мне кажется, что мы все это зря затеяли. Признаюсь честно, я боюсь. Если Фионов узнает о том, что я все-таки наняла вас, то он уволит меня. Больше того, — она опустила голову, — у меня могут возникнуть огромные неприятности. — У Фионова есть алиби? — спросила я, словно и не слышала только что произнесенных ею фраз. — Не знаю. Я ничего не знаю. Я не могу его допрашивать. — Послушай, Алина, но тогда мне самой придется поговорить с ним. Кстати, он на месте? — Да, только что приехал. Я взглянула на дверь с табличкой «Зам. генерального директора». — Спроси, он меня примет? Алина, словно на эшафот, поплелась к Фионову. Что же это за тип такой, если он нагнал на нее столько страха? — Илья Ильич, я из прокуратуры. — Достала я свое липовое удостоверение и поднесла к глазам Фионова. Это был высокий худой человек, очень бледный, я бы даже сказала, болезненного вида. Огромные впалые глаза, темные жиденькие волосы, большой некрасивый рот. И сильный, упрямый подбородок. Взгляд — насмешливый и оценивающий. — Это вы-то из прокуратуры? — Он хихикнул и откинулся на спинку кресла. — Я все о вас знаю и знаю даже, зачем вы ко мне пришли. Вы — частный детектив Иванова. Но я уже сказал Алине, что в таком деле, как поиски убийцы Якова Самуиловича, я кустарщины не потерплю. Здесь уже работают профессионалы. И в прокуратуре, и в других органах. Так что если вы пришли, чтобы я нанял вас, то вы зря потратили ваше драгоценное время. — Но меня уже наняли. — Кто? Неужели Алина? — Алине придется лет сорок работать, чтобы расплатиться только за сумму аванса, Илья Ильич. Я дорого беру за свои услуги и не потерплю к себе такого отношения. А пришла я к вам только затем, чтобы справиться, имеется ли у вас алиби на четвертое июля. Скажите, где вы были с десяти до четырнадцати часов. И я уйду. — Да, конечно. Для таких, как вы, халтурщиков я — первый подозреваемый. Больше-то вы никого не знаете. А вы подумали о том, что я не захочу даже разговаривать с вами, не то что давать отчет о каждом своем шаге. — Человек, которому нечего скрывать, куда более спокойно воспринял бы мой приход. Чем же я вас так раздражаю? Уж не тем ли, что у меня никогда не было проигрышных партий? Я люблю выигрывать, господин Фионов. А вы просто надутый гусь, которого следовало бы испечь с кислыми яблоками, а потом жиром смазать сапоги. — Слушайте, а кто же тогда нанял вас, если не Алина? — Этого я вам не скажу. Так что, Илья Ильич, где вы были с десяти до четырнадцати часов четвертого июля? — Я сидел вот тут, на этом самом месте, и пил кофе, который приготовила мне Алина. — Ну и как, вкусный был кофе? — Да. А еще я хочу вам посоветовать не совать свой любопытный нос куда вас не просят. — Но меня уже попросили. Вы опоздали со своими дешевыми советами. Просто вам жаль денег для того, чтобы нанять такого специалиста, как я. А что касается моего любопытного носа… — С этими словами я встала с кресла, обошла стол, за которым сидел Фионов, и, приблизившись к нему вплотную, крепко ухватила его за нос. Он от неожиданности открыл рот, на глазах его выступили слезы, он замахал руками… Я отпустила его. — Если бы я не был мужчиной, то знал бы, как поступить. Он встал и, потирая покрасневший нос, двинулся на меня. — Знаете, я не уверена, что вы мужчина. Так, не поймешь что… Если вы действительно хотите доказать мне, что вы мужчина, а не размазня, докажите мне это сегодня вечером. Я вас обманула, когда сказала, что пришла к вам по делу Липкина. Моя работа держит меня в постоянном напряжении, но и у таких женщин, как я, существуют любовники. Поскольку у меня мужской склад ума, то я пришла к вам, чтобы первой сказать вам об этом и попросить о встрече. Вы мне нравитесь, Илья Ильич, разве не понятно? И тут я улыбнулась одной из своих немногих ослепительных улыбок. Фионов попросту обалдел. Он такого не ожидал. — Вы какая-то странная. Если я вас правильно понял, вы хотите сказать, что пришли, потому что я вам нравлюсь и вы хотели бы со мной встретиться сегодня вечером? — О вас в городе ходят легенды. Говорят, что вы умеете сделать женщину счастливой. Я понимаю, конечно, что завтра похороны вашего шефа. А что, если мне интереснее побыть с вами в такую необыкновенную, тяжелую минуту… Это распаляет… Я подошла к нему поближе, моя рука скользнула вниз и наткнулась на высшее проявление мужского желания. У Фионова по лицу пошли пятна. В тот момент в моей руке находилось самое дорогое, что было у этого субъекта. И, похоже, он уже не жалел о моем визите. — Я готов, — сказал он. — Готов встретиться с вами сегодня вечером. Где и когда? Я назначила ему время и сказала, что сама заеду за ним в офис. Когда я уходила, то чувствовала, как он смотрит мне в спину. Горячий взгляд, ничего не скажешь… После Фионова я поехала в информационный центр. Сердце милицейского архива, в котором работали неподкупные и преданные своему делу люди. Я позвонила по внутреннему телефону своей знакомой и просто назвала ей фамилию, имя и приблизительный год рождения. И стала ждать. Вид денег — правильно сказала Эмма, — как первая сигнальная система. Человек начинает действовать словно под гипнозом. Но только это будет посильнее гипноза. Знакомая девушка вынесла мне распечатку и, оглядываясь, взяла деньги. Мы остались довольны друг другом. Я поблагодарила ее и вернулась в машину. Мне не терпелось взглянуть на распечатку. «Дымкова Эмма Борисовна…» Я почему-то думала, что Эмма живет в городе одна. Но, оказывается, на окраине Тарасова, в санаторной зоне Смирновского ущелья, жила ее мать. Пенсионерка. Та самая женщина, которая и внушила дочери отвращение к мужчинам. И я решила встретиться с ней. В информации, только что полученной мною, как ни странно, был всего лишь один адрес, значит, если Эмма и жила до замужества с каким-нибудь мужчиной, то оставалась прописанной у матери. …Зеленая улица, уютная и тихая, множество одноэтажных домишек. Бродячие собаки, облезлые коты, помеченные синей масляной краской куры… Деревенский пейзаж. Я остановилась у дома номер семьдесят два и позвонила у калитки. За невысоким заборчиком виднелся чистенький, весь в цветах, двор, высокое крыльцо и кирпичный светлый домик с красной крышей. На звонок вышла немолодая, но довольно красивая худенькая женщина в серых брючках и черной, мужского покроя, рубашке. — Вы Маргарита Петровна Дымкова? — спросила я. — Да, — с достоинством ответила женщина и спустилась с крыльца. — Проходите. Она впустила меня во двор и пригласила войти в дом. — Вы пряжу принесли? — спросила она, усаживая меня за стол в прохладной полутемной комнате. — Пряжу? — Ну да, а вы разве не за тем пришли, чтобы я вам что-нибудь связала? Мне сразу стало понятно, на что живет эта симпатичная женщина и на какие деньги куплены дорогие ковры, мебель и прочие ценные безделушки. Судя по обстановке, Маргарита Петровна устроила у себя в доме нечто, похожее на рай: чистенький, весь в цветах и картинах. Маргарита Петровна оказалась вполне современной женщиной, независимой и склонной к философствованию. — Я пришла, чтобы поговорить с вами об Эмме. Она удивленно вскинула брови и поджала губы. — Давно у меня в доме не произносилось это имя. Эмма бывает здесь крайне редко. Она вышла замуж и сильно изменилась. — Вы были против этого брака? — Я против брака вообще. Я бы могла долго распространяться на эту тему, но вы ведь пришли не за этим. Что-нибудь случилось? — Разве вы ничего не знаете? — А что я должна знать? Они в очередной раз поссорились? Жить с человеком, который старше тебя на тридцать пять лет, не так-то просто. Вы согласны со мной? Хотя Яша вполне достойный человек и в свои шестьдесят с небольшим выглядит молодо и полон сил. Но это уж их дела. — Маргарита Петровна, вашего зятя больше нет в живых, — сказала я без всякой подготовки, чувствуя, что моя собеседница достаточно сильная женщина. — Он что, умер?..