Отец крепко держит меня в руках, его пальцы впиваются в мою кожу все сильнее и сильнее, пока мое зрение не проясняется. Я закрываю рот, чтобы меня не стошнило от запаха крови. Мои руки блестят багрянцем, и от этого вида меня начинает трясти. Дым обжигает мои легкие, а каменная плита уходит из-под ног, когда я, наконец, понимаю: я потеряла контроль над своей магией. Голова идет кругом, и я падаю на колени. Я спустила зверя с цепи, позволив ему украсть мои чувства и завладеть моим телом. Передо мной лежит мертвый Аран. Он больше не похож на человека: от него осталась только порванная кожа и искривленные конечности. Мои руки утопают в грязи, и я пытаюсь узнать его, но это бесполезно. Используя магию правильно, я могу даровать быструю смерть. Но в произошедшем не было ничего быстрого. Аран был замучен и искалечен. И это дело моих рук. Я прижимаю лоб к грязному камню, склонившись возле его тела, и чувствую, как глаза начинает щипать. – Мне так жаль. Клянусь богами, мне так жаль. Но мои извинения ничего не значат. Теперь, когда я слышу, что кричат люди, я понимаю, что даже боги не смогут мне помочь. – Это зверь! – Она все уничтожит! – Это ее надо казнить! Она убьет нас всех! В первых рядах я замечаю лицо матери: ее тело словно онемело. Лицо тети Калеи исказилось от ужаса. Между ними стоит Юриэль, вцепившийся в руку матери. Его лицо, некогда раскрасневшееся от вина, приобрело пепельно-белый оттенок. Отец стоит спиной к толпе, и только я могу видеть ужас в его глазах, слышать его рваное дыхание. Когда его руки начинают трястись, он прижимает их по бокам. Мои руки покрыты кровью, и я не единственная, кто стоит, уставившись на них. – Я не могу тебя защитить, – еле слышно шепчет отец, словно эти отчаянные слова предназначены для него самого. Затем он повторяет их громче жестким надломленным голосом. – Во имя богов, Амора, я не могу тебя защитить! Я даже не успеваю собраться с мыслями, когда чьи-то сильные руки оттаскивают меня назад. Два стражника хватают меня под руки, избегая острых костяных шипов на моей короне и эполетах, и удерживают меня на месте. – Прости меня, – грудь отца тяжело поднимается. – Я сделаю все возможное, чтобы это исправить. Мир кружится. Кружится. Кружится. По моему телу расползается отвратительный холод. Он берет начало где-то в районе желудка, растекаясь по ногам и рукам. Темнота заволакивает мои глаза, угрожая сокрушить мой разум после такого мощного выброса магии. Если бы стражники не держали меня с обеих сторон, я бы наверняка упала на землю. Мои попытки усмирить зверя отнимают у меня последние силы. Я должна удержать его. Я стараюсь держать глаза открытыми, сосредотачиваясь на происходящем, чтобы видеть разочарованное лицо отца, когда он отворачивается от меня. Его последний взгляд проникает мне под кожу, заставляя меня вздрогнуть от боли. Я почти не слышу, что он говорит, но его слова пронзают меня, словно тысяча ножей. – Отведите ее в тюрьму. Глава 5 Я останавливаю свой нечеткий взгляд на тюремной решетке, используя ее в качестве якоря, просто чтобы на чем-то сфокусироваться. Крепко обняв колени, я пытаюсь сохранить оставшееся тепло, пока жгучий холод впивается в мою кожу. Я много раз бывала в этой темнице, но только не в таком виде: без оружия, оставленная в холодной камере. Мне было всего пять лет, когда отец впервые привел меня в темницу поздней осенней ночью. Мой взгляд был мутным и заспанным, когда мы спускались по крутой лестнице под звездным светом, пока вся остальная Арида спала мирным сном. Только после того, как за нашими спинами мелькнула луна, мои глаза сосредоточились на редких факелах, освещавших тюремные камеры, и отец сказал, что пришло время пробудить мою магию. Я была в восторге. И все же, чем дальше мы уходили, тем сильнее ощущался холод, пробиравший меня до самых костей. Ко мне пришло осознание, что сейчас произойдет что-то важное, только я не понимала, что именно. Много веков назад мастера с Валуки помогали строить эту тюрьму в подножии горы, проделав три длинных тоннеля, которые представляют собой три разные темницы. Первый тоннель предназначается для мелких преступников и коротких сроков. В этом ответвлении всегда мало охраны, а у входа стоят королевские стражники. Второй тоннель отводится для более серьезных преступлений, таких, как нападение, а иногда даже убийство. Охраны здесь больше, и вся стража – высококвалифицированные маги из разных частей королевства. В третьем отделении содержатся самые опасные преступники, те, кого мы с отцом определили как наиболее кровожадных. Это тюрьма для тех, кто не просто убил однажды, а будет убивать снова и снова. Для тех, кто измывался над своими жертвами наиболее отвратительными способами и не испытывает ни капли раскаяния за содеянное. Обычные камеры заменены на запечатанные комнаты, которые охраняются лучшими стражниками королевства. Я бы не выстояла в поединке даже с одним из них. Тогда мы с отцом ушли глубоко в третий тоннель. Проход становился все уже и темнее, и от страха у меня волосы вставали дыбом. С каждым шагом металлический запах крови, стоявший в воздухе, становился сильнее. Мы не останавливались, пока не дошли до самой дальней комнаты. Там нам пришлось подождать, пока стражники откроют дверь тремя разными ключами. Дальше все происходило как в забытьи, но я помню лицо заключенной и звон ее цепей. Она была примерно такого же возраста, как я сейчас, со светлыми волосами и испуганными голубыми глазами. Я помню, что не могла отвести от них взгляда, спрашивая себя: чем она заслужила такую судьбу? В тот момент отец вложил в мою ладонь кинжал: тот самый, что я использую и по сей день. – Тебе придется сделать это, Амора, – отец взял мою дрожащую руку и помог прижать клинок к коже заключенной. Девушка плакала, но стоило ее крови запачкать лезвие, как зверь внутри меня ожил, и мне больше не требовалась помощь отца. Как только я позволила этой силе волной пройти по моему телу – темнота и крики перестали казаться пугающими. Я позволила зверю наслаждаться ее кровью, пока она не упала замертво. Когда чудовище, наконец, было удовлетворено – я пришла в себя. Но дороги назад уже не было. Отец крепко прижимал меня к себе, а зверь прочно укоренился в моей душе и не покидал ее с тех самых пор. Понадобилось всего несколько месяцев, чтобы усмирить зверя и восстановиться физически, но кошмары не прекращались еще много лет. С тех пор мне приходилось посещать тюрьму каждый год, чтобы моя магия находила выход и зверь оставался сытым. Я никогда не получала удовольствия от казней или от вида умирающей души. Но в конце концов я поняла, что кто-то должен делать это ради спасения Визидии, и боги выбрали меня. И все же мне не по душе эти жуткие тоннели, и в знак протеста я пинаю железные прутья своей камеры. Это не приводит ни к чему, кроме боли в моей лодыжке. Я шиплю и утыкаюсь лбом в колени. Стражникам стоит поторопиться и принести мне еду, чтобы я могла прийти в себя. Так как моя магия бесполезна без моего мешочка и огня, они бросили меня в первый тоннель: небольшое одолжение и, возможно, призрачный знак уважения, потому что здешние камеры самые чистые. Но из-за плохой вентиляции это место воняет плесенью и человеческими экскрементами, отчего меня тошнит еще сильнее. – Похоже у нас здесь новенькая, – насмехается заключенный из противоположной камеры, косясь на меня в жутком красноватом свете факела. Этот человек – один из нескольких заключенных, кого я могу разглядеть в полутьме. – Никогда бы не подумал, что тебя запрут за решеткой, принцесса. Может, устроишь для нас небольшое представление? – он причмокивает губами, пока заключенная из другой камеры пускается в подробное рассуждение о том, как она порезала бы меня на кусочки и скормила мое тело Луске [1] – морскому чудовищу из страшных сказок для непослушных детей. – Попробуй, и мы посмотрим, чем все кончится, – рычу я. Мои руки инстинктивно тянутся к сумке на поясе, но ее отобрали вместе с кинжалом. Мне бы хотелось заткнуть им рты. Хоть я не и не показываю вида, их слова задевают меня за живое. Я бы тоже никогда не подумала, что окажусь по другую сторону решетки. Но таковы законы Визидии: если Монтара не может контролировать свою магию души, он становится опасным для общества и содержится в заключении вплоть до суда. Самый лучший исход – шанс на вторую попытку, худший – казнь. Так как других возможных наследников из семьи Монтара нет – я сомневаюсь, что они убьют меня. Для этого я слишком ценна. И все же мне не хочется рисковать. Мне нужно выбраться отсюда. Достать немного еды. Подкрепить силы. Найти способ все исправить. Но вместо этого я застряла в проклятой камере, лелея призрачную надежду на то, что отцу удастся убедить людей довериться мне еще раз. Убедить их, что я должна стать Верховным Анимантом. Будущей королевой. Они должны поверить, что у них нет другого выбора. Так как тетя Калея втайне изучила магию зачарования – она приведет королевство к гибели, если попытается освоить еще одни чары. Больше всего на свете я хочу защитить Визидию и показать моим людям, что могу стать достойным лидером. И все же, когда настал момент, ради которого я тренировалась всю свою жизнь, – я не смогла этого сделать. Я не могу злиться на них за то, что меня заперли за решеткой, хотя здешний затхлый воздух душит меня. Они были правы, когда отобрали мои вещи, они правы, что боятся меня. Конечно, Арана полагалось казнить, но не таким чудовищным способом. Отцу не хотелось отправлять меня в тюремную камеру, но он должен подчиняться закону. И все же, это осознание не помогает притупить боль. Я обхватываю голову руками и крепко зажмуриваюсь, прогоняя образ мертвого тела Арана из своего сознания. Резкий скрип тюремных дверей эхом разлетается по тоннелям и так гулко отдается у меня в голове, что мне приходится подавить очередной приступ тошноты. Несмотря на свое размытое зрение, я открываю глаза, в надежде увидеть отца, который скажет мне, что все будет хорошо, что несмотря на мой провал, люди решили дать мне еще один шанс. – Амора? Мой желудок завязывается в узел. Я узнаю этот голос еще до того, как Феррик подходит к моей камере медленными неуверенными шагами. В тусклом свете факела он похож на испуганную лису – с его светлой кожей, зачесанными назад рыжими волосами и острыми скулами, под которыми залегли темные тени. Он сморщил нос и широко распахнул свои зеленые глаза, словно заключенные могут в любую минуту вырваться из своих камер и напасть на него. Затем я замечаю, что он с трудом удерживает на руках три подноса с едой. С тихим стоном я подтягиваю себя ближе к прутьям, пока он опускается на колени и ставит подносы на пол. Видимо он принес все, что смог утащить с праздника: рулет, набитый острыми креветками, кокосовый карри и сладкий рисовый пудинг, три шпажки с пресноводным угрем, миндальные пирожные и карамельный молочный торт по знаменитому курманскому рецепту. На другом подносе стоят четыре миски традиционного рагу с Валуки: дичь, закопченная на вулканическом угле, с картофелем и луком, которые тают во рту, словно сахар. – Не так я представлял себе наш сегодняшний романтический ужин, – Феррик садится на грязный пол, напряженный из-за насмешек и игривого свиста других заключенных, и толкает подносы ближе к моей камере. – Ты в порядке? Как я могу тебе помочь? – Где мой отец? – спрашиваю я, просовывая руки сквозь решетку. – Он должен был прийти сюда, – стараясь не принюхиваться к тюремным запахам, я запихиваю в рот пирожное. Сахарная миндальная выпечка тает у меня на языке, и восприятие становится все четче. Я издаю довольный стон, но вдруг замечаю, что лоб Феррика наморщен, а глаза прищурены. – Он… пытается разобраться с последствиями произошедшего. Я попробую тебе помочь, но сперва тебе нужно подкрепиться. Стражники принесли бы тебе только хлеб, – он усмехается, и в его голосе звучит горечь. – Я знал, что тебе понадобится гораздо больше. Это правда. В большинстве случаев, магия подпитывается жизненными силами, а это значит, что в какой-то момент тело становится слишком истощенным, чтобы творить магию. Но аридийская магия уникальна, потому что она привязана к душе: именно душа является источником моей магической энергии. И если я использую слишком много сил – я буду не просто истощена, как другие маги. Я буду мертва. В какой-то мере Феррик это понимает. Его целебная магия тоже черпает энергию из его тела. И хотя этот процесс не так опасен, как в случае с магией души, нам обоим нужна еда, чтобы восстанавливать силы. Я собираюсь съесть все, что он принес, до последней крошки. – Спасибо тебе за это, – говорю я, схватив уже вторую миску с рагу. Феррик кивает, а затем неуверенно протягивает руку сквозь прутья, стараясь не задеть въевшуюся в них грязь. Когда он прижимает ладонь к моей щеке, я неуверенно замираю, пока его кожа не нагревается, и я чувствую острое покалывание целебной магии. От неожиданности я с шипением дергаюсь назад, но, подняв руку к щеке, понимаю: царапина, полученная с утра, исчезла. Феррик улыбается и поднимается на ноги. – Мне нужно идти, но я вернусь. Я попробую найти твоего… Раздается скрип, и двери тюрьмы снова открываются. Набравшись сил, я вскакиваю на ноги, ожидая увидеть отца, но вместо этого к нам неторопливо идет молодой советник с Валуки. Феррик старается не выдавать свое раздражение, но его грудь раздувается, как иглобрюхая рыба. – Кто ты такой? Кто дал тебе разрешение прийти сюда? Увидев Феррика, советник останавливается. Я оглядываю его в поисках оружия и замечаю палаш, пристегнутый к поясу, но он не тянется к своему клинку. Вместо этого молодой человек выпрямляет спину и гордо поднимает голову.