— Ты сказал, что Троша хочет со мной встретиться. Где и когда? — Он еще звонить будет. Ни о чем конкретно я с ним не договаривался. Ты что же это, на самом деле собираешься с ним базарить? — как бы спохватился Мещеряков. — Ну он же со мной хочет пообщаться… — скромно заметила Валандра. — Что-то все лично с тобой теперь хотят иметь дело! — с обидой в голосе воскликнул он, — и чиновники, и мафиози… — Так ты только из-за этого так волнуешься? — саркастически усмехнулась Валентина. — Это что же, в тебе, Миша, твое уязвленное самолюбие говорит? А я решила, что ты за меня беспокоишься… — За тебя-я-я! — ухмыльнулся он. — В первую очередь я об общих наших интересах пекусь, о фирме, поняла? — Поняла, — удрученно сказала Валандра и тоже закурила. — Ты не представляешь, с какими тузами Троша дружит! — Он не сказал тебе, что ему от нас нужно? Ох, прости, от меня? — ехидно добавила Валандра. — От меня-я-я! — передразнил ее Михаил Анатольевич, — Если что — нам всем не сдобровать! — Троша угрожал? — Пока нет, но я-то знаю, что из всего этого может получиться… — Неужели он такой всесильный? — Наивная! Да ты знаешь, какие связи у него в обладминистрации?! Прикроют нашу лавочку — никто и глазом моргнуть не успеет, — Мещеряков выпустил дым в потолок и с какой-то враждебностью уставился на Вершинину. — Ах да, я и забыл, у тебя же тоже в обладминистрации все схвачено! — Сколько злой иронии! Живи ты, Миша, в древнем Риме, Ювеналу бы нечего было делать, он бы захлебнулся в твоей ядовитой слюне! — Вершинина демонстративно поднялась с кресла и направилась к двери. — Стой, черт возьми! Я тебя не отпускал! — взревел Мещеряков. — Слушай, Миша, я, конечно, понимаю, как ты своим «Кайзером» дорожишь, но и я не лыком шита, и у меня тоже гордость имеется… — Ну, это уж я знаю! — перебил Валандру Михаил Анатольевич. — С Трошей я сама разберусь. Как только завершу это дело, подам заявление, — спокойным голосом сказала Вершинина, хотя ее бледное лицо и слегка подрагивающие руки выдавали внутреннее напряжение. — Разберешься?! С Трошей?! — водянистые глаза Мещерякова полезли из орбит. — Попробуй. Только постарайся меня в свои разборки не впутывать! И если хочешь знать, — Михаил Анатольевич с трудом перевел дыхание, — расследование твое накроется медным тазом, помяни мое слово! Вершинина скептически пожала плечами. — Мания величия, Валентина, — такая же болезнь, как и все прочие, ее лечить надо, — съязвил он, — а увольнением меня не пугай — пуганый уже! — Это все? — Валандра недовольно поджала губы. — Кстати, где ты собираешься с Трофимовым встречаться? — В своем кабинете. — Ты что, с ума сошла?! Не хватало мне… — опешил Мещеряков. — А что же мне к нему на хату прикажешь ехать? — вызывающе спросила нахмурившаяся Вершинина. — Встречи-то он жаждет, пусть сам ко мне и приезжает! — Ты совсем рехнулась! — В твоих устах, Миша, это звучит как комплимент! Или ты думал, — поставила она руки в боки, — я перед этим дерьмом на колени встану, расследование прекращу?! Ты что же, предлагаешь мне своим людям сказать: ребята, дело оставляем, дядя Троша запретил?! Троша охотится за негативами, я уверена, что это именно он заказал их фотографу, которого провел на вечеринку. Пленка нужна ему, чтобы оказывать давление на Дыкина. Ты, значит, Миша, согласен жить по указке какого-то отребья, так что ли? И хочешь, чтобы и я так жила, посапывала в тряпочку?! — Все! — вскочивший с кресла Мещеряков вытянул вперед скрещенные руки в испуганно-отмахивающемся жесте. — Делай что хочешь, но меня не вмешивай, ясно?! — Ясно, — Вершинина хлопнула дверью. Спустившись в свой кабинет, она рухнула в кресло и несколько минут сидела, пытаясь собраться с мыслями. «Конечно, Мещеряков напуган, поэтому и завелся так, но мне-то от этого не легче. По-другому он вел себя, когда впереди двадцать кусков замаячили. Что-то дядя Миша наш в конец издергался. Никакого самообладания! И это он, с которого я всегда пример брала, когда дело заходило о необходимости держать себя в руках! Троша, Троша… Уж не зарвалась ли ты, Валентина? Не сражаешься ли ты с ветряными мельницами? Пафос — пафосом, благородство, конечно, вещь прекрасная, но и голову на плечах надо иметь. Противника недооценивать нельзя. Ну надо же, — опять подумала она о Мещерякове, — сам завелся и меня взбаламутил, черт бы его побрал! Нет, чтобы спокойно и сообща все обсудить, стратегию и тактику выработать, мозгами раскинуть, так он орет, как циклоп раненый! И в школу не успела заскочить! Софья Марковна недовольна будет…» В эту минуту зазвонил телефон. «Троша!» — подумала Вершинина, внутренне собираясь. Но каково же было ее изумление, когда в трубке она услышала похожий на звон бубенца голос Оксаны Цой. — Валентина Андреевна? — Слушаю тебя, Оксана. — Когда мы разговаривали с вами в агентстве, я не сказала вам одну важную вещь… — Какую же? — Валентина вся обратилась в слух. — Помните, вы спрашивали, видели ли мы Рыбакову после смерти Беспаловой? — Помню и что же? — А потом я еще сказала, что мы виделись с ней в прокуратуре, когда с нас показания снимали? — Да, да. Ближе к делу, Оксана. Что ты мне хотела сказать? — нетерпеливо проговорила Валандра. — Ну так вот, шестого мая я Жукову решила позвонить… Его дома не была, а трубку взяла Рыбакова. Я спросила ее, что она у Жукова в его отсутствие делает. Она мне ответила, что просто так, по старой дружбе к нему наведалась, а Женька, мол, вышел ненадолго и скоро придет. — Значит, шестого числа Ольга была в гостях у Жукова? — задумчиво произнесла Вершинина. — А во сколько ты звонила? — Часов в девять утра, а что? — «Кто ходит в гости по утрам…» — усмехнулась Валандра. — А что же ты сразу об этом не сказала? — Да не знаю, там же Женька был… Я думала, может, ему неприятно будет… — неуверенным голосом произнесла Оксана. — Больше ничего не забыла? — Нет. Это, правда, важно, то, что я вам сообщила? — Ты даже не представляешь, как! Спасибо тебе огромное! Если что — звони. — Хорошо. — Постой-ка, ты мне адрес Жукова не дашь? — Улица Девятого мая, дом тринадцать, квартира семь. — Мерси. С кем он живет? — Раньше — с матерью, теперь один. — А где же его мать? — поинтересовалась Валентина Андреевна. — С каким-то мужиком сошлась, живет у него. — Понятно. Вот что, ты Жукову не говори, что адрес мне дала, хорошо? — Ладно. Вершинина повесила трубку, достала из пачки последнюю сигарету и прикурила от «дракоши». «Интересная ситуация! Почему Жуков и словом не обмолвился о визите Рыбаковой? Забыл? Непохоже… Может, его Ольга просила никому не говорить об этом? Но почему такая скрытность? Охота за ней тогда уже началась… Знал ли Жуков о том, что Рыбакову преследуют какие-то молодчики? Какова была цель посещения Жукова Рыбаковой? Может, Ольга у него скрывалась и, до смерти напуганная, просила его никому не рассказывать о том, что она живет у него? А что, если она у него до сих пор? Тогда как объяснить то обстоятельство, что она запросто в отсутствие Жукова снимает телефонную трубку? А эпизод на рынке восьмого мая? Что если шестого гонка еще не началась, и Жуков вообще ничего не знает? Вполне возможно, что Рыбакова, не объясняя Жене причину своей просьбы никому не рассказывать о своем визите к нему, предупредила, чтобы он лишний раз об этом не трепался? А если шестого…» Поток вершининского самовопрошания был прерван телефонным звонком. — Вершинина слушает, — железобетонным голосом сказала Валандра, догадываясь, кто это может быть. — Трофимов беспокоит, — высокомерно-пренебрежительно произнес абонент. — Михаил Анатольевич передал мне, что вы звонили. Чем могу быть полезна? — бодро спросила Валандра, решившая стоять до конца. — Полезной, ха-ха, — развязно ухмыльнулся Троша, — можешь быть, а можешь и бесполезной стать…