И все увидели поля, дороги, реки и леса. А потом появилось огромное Плещеево озеро. Там, где в озеро впадала речушка, стоял шатёр. К шатру один за другим подъезжали богатыри со своими дружинами. Навстречу им выходила Василиса Премудрая и каждому кланялась в пояс. — Спасибо тебе, Иван — Коровий сын, что приехал нас из беды выручать. И тебе спасибо, Иван-царевич. — Чего там! — смущались богатыри. — Надо — значит, сделаем. Всадники всё прибывали и прибывали. Потом подъехал Емелюшка-дурачок на своей самоходной печи. И все стали над ним потешаться. — Вы поглядите на него! — схватился за бока Иван-царевич. — Воевать приехал на печке! — Смотри не поджарься там! — кричал смешливый царевич Анисим. — С боку на бок переворачивайся! — Друг сердечный — таракан напечный! — поддевал Емелю Финист — Ясный сокол. А самому Емеле было не до смеха. Он был на одном берегу узенькой речки, а всё войско на другом. Наконец Емеля выбрал место помельче и велел печке идти прямо в воду. И тут послышалось шипение, и в воздух взлетело облако пара. Вода попала в топку. Емеля так и завертелся на печи. А богатыри ещё пуще захохотали. — И что смеётесь, дурни?! — закричал Иван — Коровий сын. — Он же для вашей пользы приехал! Помочь вам желает! — Помочь? — удивились богатыри. — Да он же сабли в руках не держал! Разве что кочергу! — Или ухват! — А кто вам обед приготовит? Щи там или кашу? Или вы бабушек с собой прихватили? — съехидничал Иван — Коровий сын. — Не, — отвечали молодцы, — не прихватили мы бабушек. — То-то вот! — А и верно, добры молодцы! — заметила Василиса Премудрая. — Чем смеяться попусту, показали бы силу молодецкую! Вытащили бы печку из реки! Тут же четыре богатыря, четыре юных царевича — Иван-царевич, Степан-царевич, Афанасий-царевич и царевич Анисим — соскочили с коней и, как были, в доспехах, вошли в реку. Они наклонились, подхватили печь и легко, словно пёрышко, вынесли на крутой берег. — Ты уж не обижайся, Емелюшка! Не со зла мы! — Да ну, чего уж там! Да ничего уж! — застеснялся Емеля. — Подумаешь! И он стал подкидывать в печь сухие берёзовые поленья. Тут Баба Яга сняла с гвоздика чистое полотенце и накрыла волшебное блюдечко. — Почему, бабушка? — спросил Митя. — По кочану. Спать ложись. Завтра досмотришь, — ответила старуха. Сколько Митя ни упрашивал её, она заставила его лечь на лавке у окна и укутала тёплым одеялом. Глава 16 Молочная река Рано утром в дверь синего терема постучали. Заспанный Домовой ворча пошёл открывать. Через минуту он вернулся с каким-то листком бумаги. — Что там? Кто пожаловал? — спросила Баба Яга. — Гаврила пришёл — слуга царский, — ответил Домовой, растерянно рассматривая листок. — Приказ ему принесли от Кощея Бессмертного. А он неграмотный. Прочесть просит. — Так прочти ему. — Не могу. Я ведь тоже грамоте не обученный! Что хочешь могу — спаять, починить, разобрать чего. А грамота у меня в голове не держится. Сколько со мной Василиса ни мучилась, всё без толку! А ты как сама, можешь читать, случаем? — Нашёл барыню! — сердито сказала Баба Яга. — Делать мне было нечего, только буквы учить. Гласные, согласные. А и Б сидели на трубе. — А может, я прочту? — спросил Митя. — А ты выучен? — Я же в школу хожу! Домовой недоверчиво протянул мальчику листок. Митя развернул его и прочитал: Прислужнику Гавриле. Змея Горыныча не кормить, не поить, чтоб злее был. В обед дадим ему Макара на съедение. Кощей Бессмертный Баба Яга ахнула: — Беднягу Макара да на съедение этому чучелу, трёхголовому да лупоглазому! Домовой предостерегающе посмотрел на неё. — Самому замечательному! Быстрокрылому! — опомнилась Баба Яга. — А если взять и наоборот сказать? — предложил Митя. — Что Змея Горыныча закормить надо. — Ну, а потом? — А потом мы Макара выручим. У меня план есть. — Попробуем, — сказал Домовой. Он с уважением посмотрел на мальчика и пошёл звать Гаврилу. Гаврила долго вытирал ноги и кланялся. — Да у тебя гости! — сказал он, увидев Бабу Ягу. — А это что, внучек будет? — спросил он про Митю. — Правнучек. Племянчатый. — Хорошенький мальчик. Рыжий. Митя развернул бумажку и прочитал: Змея Горыныча закормить, чтоб добрее стал, чтобы не мог ни лечь, ни встать!