– Еще раз спасибо. – Пустяки. – Нет-нет, для меня это дорогого стоит. Особенно после того, что я наговорила тебе в свой последний приезд в Небраску. – Я это заслужил. – Он немного помедлил и добавил: – Просто тогда у меня был трудный период. Я подумал, Томми очень похож на Кайла в детстве. – Не переживай. Они оба красавцы, что один, что другой. Ей вспомнилась злость – и даже страх, – когда Ноа попросил ее сделать тест. Она как раз приехала в Адейр разбираться с очередными проблемами отца. Документальный фильм тогда только вышел, и весь город кипел от ярости. Губернатор отказался поддержать прошение о помиловании Дэнни, а Ноа настаивал на этом чертовом тесте. И она его действительно сделала – нашла в Интернете компанию, занимающуюся установлением отцовства, и под вымышленной фамилией отправила им прядки волос Эвана и Томми. Это казалось унизительным, словно ее пригласили на одно из тех жутких ток-шоу, где результаты анализа ДНК объявляют в прямом эфире. Результат сообщил, что отец мальчика Эван, и она послала письмо по электронной почте Ноа на конфиденциальный адрес, который он держал специально, чтобы никто не мог отследить переписку. Политик до мозга костей. Ноа посмотрел на нее с таким видом, словно хотел поцеловать. Эта мысль ее тотчас оттолкнула, и она открыла дверцу, выдерживая дистанцию. Давая понять, что ничего между ними сейчас не случится. – Спокойной ночи, Ноа. Он с досадой кивнул: – Пришли мне бумаги, которые тебе дала жена Сэмпсона. Может, в них действительно есть что-то такое, что можно будет использовать для прошения о помиловании. Дома у Синди Лив подошла к кровати уснувшего Томми и долго на него смотрела. Затем склонилась к нему, поцеловала в щечку и взмолилась, чтобы сын никогда не узнал, что прядка волос, которую она послала для установления отцовства, принадлежала совсем не Эвану. Не Эвану, а Ноа. Фрагмент шоу «Природа насилия» Сезон 1/Эпизод 2 «Они просто залезли мне в голову» ВСТАВКА – Школьный снимок ДЭННИ ПАЙНА в футбольной форме. ВСТАВКА – ЗАПИСЬ РАЗГОВОРА ПО ТЮРЕМНОМУ ТЕЛЕФОНУ ЭВАН ПАЙН Я не понимаю. По их словам, ты признался, что ударил Шарлотту. Почему ты это сказал, Дэнни? Это же бред. ДЭННИ (всхлипывая) Не знаю, почему. Я ничего не помню, но я бы не сделал ей ничего плохого. Я… я… я… ЭВАН Знаю, сынок. Просто не могу понять, почему ты… ДЭННИ Здесь ужасно. ЭВАН Держись, малыш, ты должен быть сильным. Я найду тебе адвоката, и мы все исправим. Но мне нужно знать: эти копы тебе угрожали? Пытали тебя? ДЭННИ Я не могу объяснить, почему это сказал. Они просто залезли мне в голову. Глава 41 ДЭННИ ПАЙН Некоторые отчетливо помнят, где были в момент убийства Кеннеди. Или когда взорвался космический шаттл «Челленджер». Когда разбилась принцесса Диана. Или когда в башни-близнецы врезались самолеты. Воспоминания, сформированные под влиянием сильных эмоций, намертво въедаются в наш мозг клеймом, выжженным каленым железом травмы. В последние семь лет Дэнни Пайн много размышлял о памяти. Все хотели знать, почему он не мог ничего вспомнить. Сначала полицейские, думавшие, что он лжет. Затем Дэйв, его защитник со стянутыми в хвост волосами, специалист по уголовному праву. Потом эти киношники. Черт, да даже сокамерники в Фишкилле, обычно не совавшие свой нос в чужие дела. А один из них, психиатр, осужденный за манипулирование сознанием пациенток, чтобы они занимались с ним оральным сексом, даже предложил Дэнни его загипнотизировать. Нет уж, спасибо. Почти все не сомневались, что истина – то, что на самом деле случилось с Шарлоттой – спрятана в потайных уголках разума Дэнни, и стоит снять с его воспоминаний замок, как… Сказать, что в его голове царила пустота, он не мог. Сначала помнил лишь какие-то проблески вечеринки в чьем-то там доме. Отрывками. Как кто-то закричал: «Копы!», и он через черный ход выбежал на улицу. Потом костер на кукурузном поле и помятые металлические бочонки пива. А потом проснулся в своей постели с пульсирующей отбойным молотком головной болью. Над ним с озабоченностью на лице стояла младшая сестренка. В дверь стучит полиция. Где мама? Постепенно к нему стали возвращаться и другие воспоминания. Адвокат с хвостиком сказал, что это – Шарлотта на вечеринке с искаженным от тревоги лицом «Мне надо с тобой поговорить» – вряд ли поможет, поэтому ему лучше все держать в себе. Что действительно хотел забыть Дэнни, так это его первый день здесь после вынесения приговора. Его раздели догола, подвергли дезинфекции, сунули в руки сложенную синюю тюремную робу и повели по коридору. Насильники, убийцы и прочий сброд орали ему и остальному параду новичков из-за решеток: Свежее мясцо! Свежее мясцо! Свежее мясцо! Грохот железной двери, захлопнувшейся за спиной на душном верхнем этаже, где обитают все отвратительные тюремные запахи. Теперь, оглядываясь назад, он вряд ли назвал бы тот опыт уникальным, несмотря на всю его мучительность: каждый месяц все повторялось снова и снова. Дэнни стал совсем другим человеком. Не лучше, именно другим. Когда в прошлом году его перевели в Фишкилл, в первый день он шел, с вызовом высоко подняв голову. На этот раз закоренелые уголовники скандировали: Свежая рыбка! Свежая рыбка! Свежая рыбка! Заключенных не назовешь величайшими оригиналами. Шедший впереди молодой парень плакал, но Дэнни не соизволил посоветовать ему заткнуться. Сейчас он чувствовал себя закаленным бойцом, мотавшим пожизненный срок, и считался в тюремных стенах своего рода знаменитостью. Документальный фильм ему посмотреть так и не удалось, хотя он понимал, что тот стал настоящим явлением, – в тюремной библиотеке имелись газеты. К тому же он получал письма от «фанатов», а в тюрьме его навещали крутые адвокаты. Отец сказал, каждый из его новых защитников – настоящий профессионал, все они, в отличие от их предшественника, погрузились в дело с головой, задействовав все свои знания и умения. Они походили на Луизу Лестер, защитницу, прибывшую из Института по делам незаконно осужденных уже после вынесения обвинительного приговора. Об этом деле строчили твиты знаменитости, и практически вся страна ополчилась на его родной городок, особенно на двух допрашивавших его копов. Даже президентская дочь – да-да, президента Соединенных Штатов – заявила, что она на стороне Дэнни. Но постепенно интерес ко всей этой истории, вместе с надеждой, пошел на убыль. И вот теперь события приняли опасный для него оборот. Прошел слух, что после смерти родителей, застраховавших свою жизнь, ему достанется целое состояние. А прослыть в таком местечке человеком при деньгах врагу не пожелаешь. Хуже того, ему говорили, что на него заимел зуб Дэмиан Уоллес. Почему, он не знал, но здесь это могло быть что угодно. Самым опасным местом был участок двора, в который утром вывели на прогулку заключенных, – узкий, забитый народом пятачок, только две камеры видеонаблюдения по краям, и поэтому он держался начеку. Пока ноги прочерчивали прямую линию, Дэнни рыскал глазами по сторонам в поисках опасности. Выглядывал Уолли. Подавленная вереница синих роб проплывала мимо, но никто не старался задеть его плечо, не мерил суровым взглядом, не устраивал потасовок, чтобы отвлечь надзирателей. Благополучно пережив прогулку по двору и покинув его без остро заточенной зубной щетки между ребер, парень облегченно вздохнул. Тюрьма. Эта вонючая тюрьма! Когда-то Фишкилл служил психбольницей для преступников, признанных невменяемыми, и Дэнни мог поклясться, что тоже сходит с ума. Суждено ли ему вообще когда-либо выйти из этих зловещих стен? Тетя пыталась добиться, чтобы его отпустили на похороны. Удачи ей в этом. Начальник тюрьмы чрезмерным состраданием не отличался. Однажды он сказал Дэнни, что начал смотреть документальный фильм, но тут же выключил. «Я сразу вижу, когда показывают чушь», – вот каков был его комментарий. Поднимаясь по железным ступенькам, Дэнни размышлял, увидит ли он еще человека, ставшего его последней надеждой когда-либо выйти отсюда. Взглянуть на луну. Уснуть дома в собственной постели. Купить в забегаловке сочный бургер. Тот приехал в тюрьму без предварительного предупреждения и солгал, назвавшись одним из защитников Дэнни. В тот самый день, когда Верховный суд отказал в пересмотре его дела. Такое совпадение парень считал отнюдь не случайным. Звали этого засаленного мужчину в дорогом костюме Нил Флэнаган. Он работал на губернатора и за миллион баксов обещался вытащить его на свободу. Говорить ничего из этого, конечно же, не говорил, опасаясь, что во время посещений ведется запись, но показал парню листок бумаги с заранее написанным предложением. А когда Дэнни его прочел, спрятал обратно в кейс и щелкнул замками. – Ну что, по карману вам мои расценки? – Он изображал из себя кандидата в адвокаты и специально хитрил для записывающих устройств, которых не существовало. – И где я, на хрен, найду такие бабки? – Вы же у нас знаменитость. – С того телешоу я не получил ни цента. – А как насчет всех этих селебрити и благотворителей? У них ведь денежки есть. Дэнни закатил глаза, но он никак не мог избавиться от ощущения, что в этом человеке есть что-то законное. Ну хорошо, если и не законное, то хотя бы настоящее. Подвоха он не чувствовал. – Послушайте, когда я выйду отсюда, меня забросают предложениями. Я мог бы заплатить потом, и… – Нет, мистер Пайн, в кредит я не работаю. Поговорите с отцом. Поговорите со своими благодетелями. Но поторопитесь, потому что предложение действительно только до определенной даты. – Я зарабатываю пятьдесят два цента в час. И даже если бы мог где-то занять денег, откуда мне знать, что вы не врете? Может, как только я выплачу вам аванс, вы тут же растворитесь в воздухе? – Мы дадим вам гарантии. – Каким это образом?